Энтони Беркли - Осторожно: яд!
Коронер, думаю, не отличался от остальных.
— Как было сказано, — произнес он растерянным тоном, — письмо отправлено из Лондона вчера. Как такое могло случиться, пока не ясно. Можно предположить, что покойный передал письмо другу с просьбой отправить, если возникнут определенные обстоятельства. Хотелось бы надеяться, что отправивший письмо осознает свою ответственность и явится на этот суд для дачи свидетельских показаний. Это его святая обязанность. Тем временем… — Коронер замолк, чтобы посовещаться с окружением. — Тем временем полиция проведет определенное расследование. В письме есть постскриптум, который я не счел необходимым зачитывать, касающийся указаний, где именно находится этот потайной шкаф. В полиции также проверят письмо на отпечатки пальцев. Мне едва ли нужно вам напоминать, что мы здесь ничего не принимаем на веру. Поэтому суд откладывается до… в общем, на неделю. Прошу прибыть всех свидетелей точно в назначенное время.
Люди повалили на выход. Такой поворот сюжета никого не оставил равнодушным. Каждый спешил поделиться впечатлениями, и потому стоял невообразимый гул. Репортеры проталкивались сквозь толпу, торопясь к телефонам. Люди снаружи с нетерпением забрасывали вопросами счастливчиков, присутствовавших на суде.
— Разумеется, ты обедаешь с нами, — сказал я Алеку, когда мы наконец пробились к двери.
Алек улыбнулся.
— Сегодня я без обеда. — Он помолчал. — И ты тоже, если пожелаешь посетить дом Уотерхауса и посмотреть на этот потайной шкаф.
— Как, без полиции? — удивился я.
— Почему же? — Алек снова улыбнулся. — Блюстители закона из Скотленд-Ярда нас уже там ждут. А также многоуважаемый архитектор, которого я пригласил.
Я посмотрел на него.
— Ты, кажется, знал заранее, что содержится в письме Джона.
Алек осторожно глянул на спину Френсис, убедившись, что она отошла достаточно далеко.
— Естественно. Ведь это же я его отправил.
2Дома мы с Френсис порадовались, что лекарство во флакончике оказалось просто лекарством, а затем Алек прервал нашу идиллию.
— Мне жаль пропускать обед, — произнес он озабоченным тоном, — но тут есть одно дело, немного сложноватое, поэтому я забираю Дугласа, чтобы помог. Ты не возражаешь?
К счастью, моя жена не из таких, чтобы задавать ненужные вопросы. Она сама любила иногда скрытничать и не мешала другим.
По пути к дому Уотерхаусов, а это недалеко, мне удалось кое-что вытянуть из Алека.
Письмо, адресованное коронеру, Джон Уотерхаус направил шефу отдела разведки, где работал Алек. Оно было вложено в другой конверт и отправлено из Торминстера. Шеф, зная, что у Алека тут есть родственник, послал его с миссией.
Письмо было подлинное, тут нет сомнений, но шеф запаниковал. Его смущала эта Митци Бергман. Она наверняка рылась в его бумагах, хотя прямых доказательств нет. А потом вообще сбежала.
Алеку было поручено убедиться, чтобы нигде не возникло ни единого намека на связь Уотерхауса с разведкой.
— Я вчера в Торминстере виделся с ребятами из Скотленд-Ярда, — заключил Алек. — С ними нет проблем. Рассказал им, что Уотерхаус написал коронеру, кое-что объяснил. Все было специально подстроено, чтобы письмо прибыло в конце, когда коронер и присяжные выслушали всех свидетелей. А теперь осталось убедиться, что в том флакончике действительно был мышьяк, которым он отравился. Так что компания в доме уже собралась.
Нас встретили двое знакомых мне полицейских из Торминстера и два давешних сотрудника Скотленд-Ярда, такие же мягкие и добродушные. И архитектор.
Впрочем, чтобы найти потайной шкаф, его помощь не понадобилась. Поскольку Джон в письме дал четкие указания.
В шкафу находилось множество разноцветных флакончиков, маленьких и побольше. Но как найти нужный? При виде этого изобилия старший детектив-инспектор присвистнул. Похоже, этот джентльмен собрал достаточно ядов, чтобы отравить половину графства. Затем при внимательном изучении оказалось, что большинство сосудов содержали совершенно безвредные вещества.
И тут я догадался.
— Ты знаешь, — сказал я Алеку, — это все лекарства Анджелы. Думаю, Джон тайком забирал их и ставил сюда, чтобы жена зря себя не травила. Она страдала жестокой ипохондрией и была готова принимать любые лекарства, не важно, нужны они были ей или нет.
— Да, да, — согласился Алек. — Думаешь, он для этого построил этот потайной шкаф?
(Могу добавить, что потом я получил у Анджелы подтверждение. Она сказала, что часто теряла флакончики с лекарствами и не могла представить, куда они подевались.)
Мы бы, наверное, провозились с ними еще долго, но появился сэр Френсис Харботтл, и дело пошло быстрее.
Всего пять минут ему понадобилось, чтобы, принюхиваясь, отобрать нужный сосуд.
— Мышьяк был вот здесь, — объявил он. — Тут еще осталось немного на дне. И осадок весьма характерный. Я, конечно, сделаю анализ, но уже сейчас могу сказать вам, джентльмены, с полной уверенностью, что в этом сосуде находился крепкий раствор мышьяка. — Он поднес флакончик к свету и внимательно всмотрелся. — Да, совершенно определенно — мышьяк.
Мы переглянулись.
— Ну что ж, — произнес суперинтендант Тиммс, — тогда нам, наверное, здесь больше нечего делать.
Ему никто не возразил.
И тут архитектор, который все это время внимательно исследовал стены, позвал нас из другого конца комнаты.
— Кажется, я нашел еще один потайной шкаф.
Мы поспешили к нему.
Он стоял у выступающей части камина, которая как бы создавала по обе стороны неглубокий альков. Он постучал примерно в футе над каминной полкой.
— Здесь проходит дымоход. А вот тут пустота. — Архитектор похимичил с орнаментом, окаймляющим панели, и неожиданно одна развернулась, открыв шкаф примерно девять дюймов в глубину, а вверх до потолка. На полках лежали пачки, аккуратно перевязанные белыми ленточками.
— Письма, — с удовлетворением отметил суперинтендант и взял одну.
Алек моментально у него ее выхватил.
— С вашего позволения, джентльмены, этими бумагами займусь я. Это в моей компетенции. Обещаю, что все, представляющее для вас интерес, будет незамедлительно передано.
Суперинтендант нахмурился, но возражать не стал. Сотрудники Скотленд-Ярда серьезно закивали.
Алек небрежно уронил пачку с письмами себе в карман и закрыл дверь шкафа.
— Я его сейчас опечатаю. И эта комната должна быть заперта. Полагаю также, что весь дом должен быть тщательно осмотрен.
Затем Алек кивнул мне.
Мы распрощались и вышли.
— Ты ожидал, что будет еще шкаф, — сказал я, как только мы отошли чуть подальше, — и потому пригласил архитектора?
— Что-то вроде этого, — согласился он.
— А разве эти письма интересны твоему отделу? Они же от женщин.
Он глянул на меня.
— Надо же, какой ты глазастый, Дуглас.
— Но это видно невооруженным глазом. Никогда бы не подумал, что Джон… Ты знал, что он такой?
— Мы знаем о своих сотрудниках все, — ответил Алек. — Но что касается работы, тут он был на высоте. А это главное.
— И как ты собираешься поступить с этими письмами?
— Лучше всего их сжечь. Зачем ненужные скандалы?
— Ты прав, Алек, и я тебе благодарен.
— За что?
— За то, что ты отдашь мне эту пачку, что у тебя кармане.
— Почему?
— Потому что я узнал почерк. Забавно, что суперинтендант случайно выбрал именно эту.
— Я не понял, — проговорил Алек.
— Нет, ты понял, — возразил я. — Думаю, их надо отдать обратно Френсис. Она обрадуется.
Алек молча протянул мне письма.
3Он вдруг заторопился и вскоре уехал. Скорее всего ему не хотелось становиться свидетелем семейного скандала, хотя между мной и Френсис этого быть просто не могло. В общем, мы пообедали, и я отдал ей письма.
— Их нашли вместе с другими в потайном шкафу в библиотеке Джона. Письма никто не смотрел, и я тоже.
Она развязала ленточку. Затем улыбнулась:
— Забавно, что он их хранил. Зачем?
— Письма всегда хранят как память, — сказал я.
Она быстро подняла глаза.
— Дуглас… ты же не думаешь, что с этим связано что-то плохое?
— Нет.
— Это всего лишь дружеская переписка. — Она начала перебирать письма. — Вот то, что я ему послала из Кирби-Мурсайд. А это из Венеции. Вот еще одно. Помню, как я писала его в кафе в Швейцарии. И наш милый старый идиот их все сохранил. Ты знаешь, мне всегда его было жалко.
— Жалко?
— Конечно. С такой женой как не пожалеть. Но я знала, что у Джона есть другие женщины.
— Ты знала?
— Да. Он мне рассказывал, даже советовался. Спрашивал, не поступает ли он скверно по отношению к Анджеле. Я отвечала, что нет. Если она не может и не хочет быть ему нормальной женой, то это ее вина. Бедный Джон! Он переживал, понимаешь? Я его утешала. Так что, мой дорогой, — добавила жена, протягивая мне письма, — можешь их прочитать.