Агата Кристи - Пассажир из Франкфурта
– Как у Алисы в Стране Чудес: карты, игральные карты, поднимаются вверх и летают вокруг – короли, дамы, валеты и все такое.
– Вы хотите сказать… что вы хотите сказать?
– Я хочу сказать, что это все нереально. Вся эта проклятая история – просто игра.
– В некотором смысле – да.
– Все надели костюмы и играют роли в какой-то пьесе. Я близок к истине?
– С одной стороны, да, с другой – нет.
– Я хочу задать вам один вопрос, потому что не могу понять одной вещи. Большая Шарлотта приказала вам меня сюда привезти, но почему? Что она обо мне знала? Зачем я ей нужен?
– Я не знаю точно, может быть, на роль некоего «серого кардинала», поработать за кулисами; она бы вам вполне подошла.
– Но она же ничего обо мне не знает!
– Ах вот вы о чем! – Внезапно Рената разразилась звенящим смехом. – Это так глупо, на самом деле, опять все та же чепуха!
– Я вас не понимаю.
– Да потому, что это предельно просто! Вот мистер Робинсон понял бы сразу.
– Не будете ли вы столь любезны объяснить, что вы имеете в виду?
– Все та же старая история: важно не то, кто вы, а то, с кем вы знакомы. Ваша тетушка Матильда и Большая Шарлотта вместе учились в школе…
– Вы хотите сказать…
– Детские воспоминания.
Он уставился на нее в изумлении, потом запрокинул голову и расхохотался.
Глава 12
Придворный шут
В полдень они покинули замок, попрощавшись с его хозяйкой, съехали вниз по серпантину, оставив замок далеко вверху, и наконец после многих часов пути прибыли в крепость в Доломитах, в горный амфитеатр, где проходили собрания, концерты и встречи различных молодежных групп.
Рената, его проводник, доставила его туда, и, сидя на голом камне, он смотрел и слушал, уже немного лучше понимая то, о чем она говорила утром. Собралась громадная толпа, которая кипела и бурлила подобно всякой толпе, независимо от того, собирается ли она по зову евангелистского религиозного вождя на Мэдисон-сквер в Нью-Йорке, или под сенью уэльской церкви, или на трибунах футбольного матча, или на многолюдных демонстрациях, осаждающих посольства, полицию, университеты и тому подобное.
Рената привезла его сюда, чтобы он понял значение тех самых слов: «Юный Зигфрид».
Франц-Иосиф, если его и вправду так звали, взывал к толпе. Его голос, странно волнующий, то взмывая ввысь, то падая, властвовал над стенающей толпой молодых женщин и мужчин. Каждое произносимое им слово казалось полным глубокого смысла. Толпа реагировала на его голос, словно оркестр на взмах дирижерской палочки. И все-таки что же именно сказал этот мальчик, в чем смысл послания Юного Зигфрида? Когда тот умолк, сэр Стэффорд не смог вспомнить ни единого слова, но точно знал, что его к чему-то призывали, чем-то воодушевляли и что-то ему обещали. Теперь все закончилось, а тогда толпа буйствовала вокруг каменной платформы, звала, кричала, некоторые девушки визжали от восторга, другие падали в обморок. «Во что же превратился мир? – подумал он. – Все направлено на возбуждение эмоций; дисциплина, сдержанность – эти вещи больше не имеют никакой ценности, ничто не имеет значения, кроме эмоций. Какой же мир можно построить таким образом?»
Потом его спутница тронула его за руку, они выбрались из толпы, и по дорогам, уже хорошо ему знакомым, машина помчала их в город, в гостиницу на склоне горы, где для них были заказаны номера.
Сейчас они вышли из гостиницы и по хорошо протоптанной тропинке направились вверх по склону горы. Присев передохнуть, они некоторое время молчали. Потом Стэффорд Най снова произнес:
– Игральные карты.
Минут пять они молча смотрели вниз на долину, потом Рената спросила:
– Ну что?
– О чем вы?
– Что вы думаете о том, что я вам показала?
– Неубедительно.
Он услышал ее вздох, глубокий и неожиданный.
– Я так на это надеялась.
– Ведь это же все не настоящее, правда? Это просто гигантское шоу, которое поставил какой-то режиссер или, может быть, целая группа режиссеров. Эта ужасная женщина наняла режиссера и заплатила ему, хоть мы его и не видели. Тот, кого мы видели, – ведущий актер.
– И что вы о нем думаете?
– Он тоже не настоящий, – ответил Стэффорд Най, – он просто актер, первоклассный актер, играющий великолепно поставленную роль.
То, что он услышал в ответ, его удивило: Рената смеялась. Потом она поднялась на ноги, лицо ее было взволнованным, счастливым и в то же время немного ироничным.
– Я знала, – сказала она, – я знала, что вы поймете! Я знала, что у вас не выбить почву из-под ног. Вы ведь всегда разбирались во всем, с чем сталкивались в жизни? Вы различали обман и видели все и всех такими, какие они есть на самом деле. Чтобы понять, какую роль тебе предназначили, вовсе нет нужды ехать в Стрэтфорд и смотреть пьесы Шекспира: королям и великим нужен шут, королевский шут, который говорит королю правду, здраво рассуждает и высмеивает то, во что верят и чем обманываются другие.
– Так вот, значит, кто я? Придворный шут?
– Разве вы сами этого не чувствуете? Это именно то, что нам нужно. Вы говорили про игральные карты, про отлично поставленное, великолепное шоу, и вы как нельзя более правы! Но люди доверчивы, что-то им кажется чудесным, или дьявольским, или страшно важным. Конечно, это все не так, просто нужно придумать, как показать людям, что все это абсолютная чушь, просто полная ерунда! Именно этим мы с вами и займемся.
– Вы считаете, что мы сможем разоблачить это надувательство?
– Это кажется крайне маловероятным, я согласна. Но знаете, стоит только людям увидеть, что это не настоящее, что их просто здорово надули, и тогда…
– Вы предлагаете прочитать им лекцию о здравом смысле?
– Конечно нет, никто ведь и слушать не станет, вы согласны?
– Во всяком случае, не сейчас.
– Нет. Нам придется представить им свидетельства и факты…
– А они у нас есть?
– Есть. Это то, что я везла с собой через Франкфурт и что вы помогли мне доставить в Англию в целости и сохранности.
– Я не понимаю…
– Потом поймете. Пока что нам нужно притворяться, что мы жаждем, просто умираем от желания примкнуть к толпе. Мы боготворим молодежь. Мы последователи и приверженцы Юного Зигфрида.
– Вы-то, без сомнения, с этой ролью справитесь, но в себе я не уверен. Мне никогда не удавалось удачно изобразить поклонника чего бы то ни было. Королевские шуты этого не умеют, они горазды развенчивать. Сейчас это никому не придется по вкусу, не правда ли?
– Безусловно. Нет, сейчас вам нельзя показывать эту сторону своего характера, за исключением, конечно же, тех случаев, когда речь зайдет о ваших начальниках, политиках и дипломатах, о министерстве иностранных дел, о государственном и общественном устройстве и прочих вещах: тут вы можете предстать раздраженным, злобным, остроумным и немного жестоким.
– И все же мне не ясна моя роль в этом крестовом походе.
– Эта история стара как мир, она всем понятна, и ваша роль вполне естественна: вас недооценили в прошлом, но Юный Зигфрид и все, за что он борется, дают вам надежду на вознаграждение. Вы готовы рассказать ему о вашей стране все, что он захочет, а он за это пообещает вам власть в этой стране, когда наступят светлые дни.
– Это в самом деле всемирное движение?
– Конечно! Сродни урагану с женскими именами – Флора или Крошка Энни. Они зарождаются на юге, на севере, на западе или на востоке, появляясь ниоткуда и уничтожая все на своем пути. Именно этого и жаждут все эти люди – в Европе, в Азии и Америке, может быть, даже в Африке, хотя энтузиазм там не столь велик: они слишком недавно познакомились с властью, трудом и прочими вещами. О да, это действительно всемирное движение, которым управляют молодые и жизненная сила молодых. У них нет знаний и нет опыта, но есть мечта и энергия, и есть финансовая поддержка, к ним текут целые реки денег. Им наскучил материализм, поэтому они захотели какого-то другого учения и получили его, но оно основано на ненависти и поэтому не имеет будущего. Разве вы не помните, как в 1919 году все с восторгом утверждали, что мир спасет коммунизм, что марксистская доктрина создаст рай на земле? Провозглашалось столько благородных идей! Но с кем их претворять в жизнь? Да с теми же самыми людьми, которые вокруг вас. Можно создать новый мир, по крайней мере, так думают многие, но в этом новом мире останутся те же самые люди, и вести себя они будут точно так же, как прежде. В этом легко убедиться, обратившись к истории.
– Кому сейчас есть дело до истории?
– Никому. Все предпочитают пребывать в ожидании неведомого будущего. Когда-то казалось, что ответы на все вопросы даст наука, что идеи Фрейда о неподавляемом сексе решат проблемы человеческих несчастий, не будет больше людей с психическими отклонениями. Если бы тогда кто-нибудь возразил, заявив, что через пятьдесят лет клиники для умалишенных будут переполнены до отказа, никто бы ему не поверил.
