Хорас Маккой - Целуй — и прощай!
— Вот и хорошо. Ведь я как раз вовремя закрыла окно. Часа в два поднялся сильный ветер, в комнате был такой сквозняк, а мне не хотелось, чтобы ты простудился.
— Ну, уж простуда-то мне не грозит, можешь не волноваться. Этой радости у меня последние лет двенадцать не было…
— Иногда очень легко подцепить простуду. Особенно если утомлен, а ты выглядел таким усталым прошлой ночью. На тебе просто лица не было.
— Могу себе представить, я даже не слышал, как ты заходила.
— Ты даже не почувствовал, как Джинкс залез в твою кровать, — рассмеялась она. — Просто живой труп.
— Да, трудно было не услышать такое. Это убедительно доказывает, как я смертельно устал.
— А уж раз ты сам не можешь за собой присмотреть, кто-то должен был за тобой поухаживать. Ведь могло быть и похуже обычной простуды, воспаление легких, например… А мне этого совсем не хотелось. Что мне делать, если ты серьезно заболеешь?
— Ну, за тебя-то я спокоен. Что-нибудь придумала бы.
— Трудно сказать… — отозвалась она. Холидей бросила окурок в раковину и на ее губах снова заиграла нахальная улыбка. — Тебе следует быть осторожнее, ведь ты отвык от таких длительных прогулок. Если бы я знала, ни за что бы тебя не отпустила. Ты же сказал, что хочешь прогуляться всего несколько минут…
— Меня задержали.
— Это было приятно?
— Очень. «Гранд-отель». Первая картина, которую я увидел за последние три года.
— Кино? — делано удивилась она. — А я слышала, у нее «кадиллак»…
Ну вот! Маска сброшена, маскарад окончен. Конец двусмысленной беседе и неумеренным заботам. Вот что гложет ее душу — другая девушка. А узнала она от Джинкса. Но что он мог рассказать? Только то, что какая-то мисс подвезла нас на своем «кадиллаке». Вряд ли Джинкс мог знать о нашем свидании, это все из области догадок, я намеренно больше ни разу не упоминал при нем о ней. Так что доказать они ничего не смогут.
— О чем это ты? Какой «кадиллак»? — я изобразил недоумение.
— О той странной особе, которую вы с Джинксом встретили прошлым вечером. Разве у нее не «кадиллак»?
— Понятия не имею, какова марка ее машины. Я видел ее единственный раз в жизни, и ничего о ней не знаю: ни кто она, ни имя, ни адреса. Если бы я и захотел найти эту девушку, это вряд ли удалось бы.
— Для тебя такое дело — раз плюнуть. Ты же у нас голова, большей человек, хозяин. А она шикарная девочка, хотя и со странностями…
— То, что кажется Джинксу, и то, что считаю я — это совсем разные вещи, уж будь уверена. А я тебе уже сказал, что вчера вечером ходил в кино и не был ни на каком свидании.
Она обиженно поджала губы и пронзила меня испепеляющим взглядом.
— Если у тебя больное воображение, — это уже твои проблемы и можешь придумывать все, что заблагорассудится…
— Лживый сукин сын! — она резко повернулась и сбила кофейник с плиты, тот покатился по полу, выливая свое содержимое на линолеум. Она была вне себя от ярости и уже не скрывала этого. Когда Холидей повернулась ко мне, ее лицо перекосилось от злобы.
— Ты шляешься с какой-то дамочкой, а я должна тут переживать, сукин сын…
Она схватила со стола жестяную банку с кофе и швырнула ее в меня. Та раскрылась и окатила меня коричневым, пахучим порошком. Я подскочил к ней, тряхнул за плечи и опрокинул на раковину. Полы ее халата распахнулись, обнажив грудь. Схватив двумя руками за горло, я с наслаждением стал их сжимать.
— Я ходил в кино, ты слышала, я ходил в кино, — повторял я. В горле у нее что-то булькнуло. Холидей попыталась сопротивляться, но я крепко зажал ее ноги между своими, а мои пальцы крепко сжимали горло: она едва могла пошевелиться.
— Я ходил в кино. А ну повтори. Скажи, что я ходил в кино… — я слегка ослабил хватку, чтобы дать ей говорить.
— Ты ходил в кино… — прохрипела Холидей.
— Вот так-то лучше, — назидательно сказал я, отпустил ее и сделал шаг назад. Она выпрямилась, запахнула халат. Нахальная улыбка исчезла, но глаза по-прежнему горели злобой. Я повернулся и вышел с кухни…
Из ванной появился Джинкс.
— С этой минуты держи язык за зубами, — посоветовал я. — Это ты разболтал Холидей о моей вчерашней встрече.
— Ничего подобного.
— А откуда она знает про «кадиллак»?
— Я сказал ей только об этом, но больше ни слова. Кажется, Мэндон догадался…
— Мэндон? — удивился я.
— Это была его идея, а не моя.
— И где же вы с ним встретились?
— Здесь. Прямо здесь.
— Что ему здесь было нужно?
— Холидей звонила…
— Зачем?
— Она очень переживала, думала, что тебя забрали в полицию…
— Это еще раз доказывает ее непроходимую глупость. Идиотка, да копы меня теперь и пальцем не тронут.
— Да и Мэндон был очень расстроен. Около двенадцати мы отправились купить что-нибудь поесть, и он сказал, что если мы не застанем тебя дома, когда вернемся, то он начнет тебя разыскивать. Но ты к тому времени уже вернулся…
— Конечно, вернулся, — разозлился я. — А чего вы хотели? Сукины дети! Стоит мне только отлучиться, как у вас начинается паника. Я сам знаю, что мне делать.
— Наверное, это так и есть, — бросил он уже через плечо.
Я открыл кран с холодной водой и увидел в зеркале, как Холидей подошла к Джинксу. У нее в руках был мой пиджак, который я оставил вчера в гостиной. Она что-то показывала ему, не подозревая, что мне прекрасно видно всю эту пантомиму. Я закрыл кран и вышел из ванной.
— Смотри… — сказала Холидей, поворачивая ко мне пиджак спиной, чтобы стали видны прилипшие сухие травинки. — Замечательное кино…
Я вернулся в ванную и хлопнул дверью. Даже шум воды, лившейся из открытых до отказа кранов, не мог заглушить ее победоносного хохота…
Глава 3
Когда я сообщил, что хочу видеть мистера Мэндона, младшая из двух блондинок в его приемной спросила, как меня зовут. Ее вовсе не интересовало, была у меня предварительная договоренность или по какому делу я пришел, а только мое имя, которое она тут же записала в регистрационный журнал вместе со временем моего визита. Для этого ей пришлось бросить взгляд на стенные часы.
— Он вас ожидает, мистер Мэрфи, — сказала она, завершив эту процедуру. — Вон в ту дверь, пожалуйста…
При этом она открыла дверцу невысокой перегородки, разделявшей комнату на две неравные части, и я направился к двери в кабинет хозяина.
Казалось, что и в этой комнате все было подобрано, чтобы подчеркнуть эксцентричность ее обитателя. Посреди кабинета стоял кольцевой диван, нечто подобное можно видеть в музеях и других публичных местах, но там они располагаются вокруг столбов или колонн. Здесь же ничего подобного не было, и в центре сооружения зияла дыра. Вдоль наружной стены был установлен массивный комод красного дерева, на верхней крышке которого стояли фарфоровая чаша и кувшин, расписанные цветами, а также полотенце, перекинутое через кронштейн. У стены возле двери, через которую я вошел, — небольшой стул с откидывающейся крышкой, вещь чисто утилитарная и непременный атрибут детских спален. Рядом с ним находился книжный шкаф со стеклянными дверцами, забитый всяким хламом, правда, на одной из полок стояли книги по юриспруденции. Противоположная стена была увешана фотографиями в рамках и без оных, которые группировались вокруг цветной репродукции Ангейзера — Буша «Последняя стоянка Кастера», занимая верхнюю половину стены. Нижняя ее часть была скрыта за громадным бюро с наклонной крышкой, старомодным и несуразным, перед которым на высоком стуле восседал сам Мэндон, положив ноги на перекладину.
— Ну, — сказал он, слезая со стула. — Последний раз, когда я вас видел, вы спали как младенец.
— Знай я о предстоящей встрече, обязательно дождался бы.
— Ну, не будьте таким ехидным.
— А вы думали, что имеете дело с невинным голубком? Вы мне наделали кучу неприятностей прошлой ночью. Откуда вы знали, что я отправился на свидание?
— А разве нет?
— Да.
Он энергично кивнул.
— Я выслушал ваших друзей, а остальное было делом логики и дедукции…
— С этой минуты, если не возражаете, мне хотелось, чтобы вы употребляли свою дедукцию мне на пользу, а не во вред.
Мэндон слез со стула.
— Я всего лишь старался уверить Холидей, что ничего серьезного с вами не произошло. Она очень боялась, что вы попали в руки полиции. Мне казалось, пусть девушка лучше будет зла на вас, чем смертельно напугана и расстроена. Разве вы не согласны?
— Согласен, — вынужден был признать я. В его словах было достаточно логики, чтобы звучали они разумно. Но меня не проведешь. Завари кашу покруче, пусть они ссорятся, дерутся, ревниво следят друг за другом, пусть маслобойка крутится, будь настойчив, терпелив и не пропусти момент, когда слой масла не станет таким толстым, что даже ленивый сможет подцепить себе кусок полакомее… Он все еще смотрел на меня с хитрой ухмылкой на лице. Мог ли Мэндон прочитать мои мысли? Исключить нельзя. У этого мерзавца острый, проницательный ум. — Только я пришел не поэтому. Все дело в вашем «позже».
