Буало-Нарсежак - Недоразумение (Трагедия ошибок)
4 часа дня
Я взяла билет. Жду ночного скорого. Уезжаю, так и не решив, как мне следует поступить. Или, вернее, решила: я скажу, что письмо его потрясло меня, что я наконец поняла, что он был искренен. Я потому была с ним так холодна, что боялась, что в глубине души он оставался прежним. В общем, я буду продолжать лгать, но, поскольку я не разрешу ему даже упоминать о прошлом, поскольку мы пообещаем друг другу не принимать прошлое в расчет, это почти не будет иметь значения. Однако, если подумать, есть еще одна трудность. Боже мой, я никогда из всего этого не выберусь! Из-за меня Жак станет пленником своей прежней роли. Я в какой-то мере заставляю его снова быть Полем де Баером. А ведь он не имеет права по закону носить это имя. Мне хочется разорвать свой билет и уехать куда-нибудь, все равно куда… А почему бы не в Бразилию? Я одинокая женщина, без цели, без будущего, все разлучает меня с Жаком — и ложь, и правда. Я так же, как и Мартен, «потенциально» мертва!
ИЗ ОТЧЕТА № 9
… Мы ни на секунду не поверили в смерть фон Клауса и были правы. Я сам, лично, ночью побывал на месте. В спальне фон Клауса никого не было. Зато в комнате для гостей, которая прежде пустовала, находился неизвестный покойник, возле которого спал слуга. Нетрудно восстановить ход событий: фон Клаус еще до нашего приезда приютил у себя некоего субъекта, который был, по всей вероятности, одним из его бывших сообщников. Эти люди образуют настоящее тайное общество, и нет ничего удивительного, что фон Клаус предоставил убежище какому-нибудь беглецу. Как бы то ни было, смерть вызвана естественной причиной, о чем свидетельствует разрешение на похороны. Фон Клаус, должно быть, знал, что гость его находится при смерти, что в скором времени в его распоряжении окажется труп. Итак, он встретился с нами, не скрыв своего имени, чтоб мы могли легко установить его личность. Я заранее знаю, что мне возразят: он не мог знать, кто мы. Но он, конечно, догадывался, что мы снова напали на его след, и лучшее доказательство того, что он в какой-то степени нас ждал, — его объявление о продаже виллы, таким образом, он открыл двери всем и каждому. Этот факт прежде смущал меня. Но теперь все прекрасно объясняется. Фон Клаус готовился исчезнуть, похоронив вместо себя кого-то другого. Ход классический. Итак, фон Клаус скрылся. Конечно, нам не следовало упускать его. Но мы не могли предполагать, что он готовит нам такой финт. Однако в любом случае это лишь небольшая отсрочка. Мы теперь знаем его в лицо, у нас есть его фотографии. И, наконец, осталась его жена, за которой мы будем неотступно следовать. Было бы весьма удивительно, если бы она в один прекрасный день не вывела нас на него.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ДНЕВНИКА ЖАКА
15 августа
Я перечитываю эти записи. Определенно я веду дневник своего поражения. Для меня Боше был путь к спасению, к богатству, к славе, не меньше. Когда же наконец я перестану вести себя как наивный дурак? Я прождал его целых три утра в приемной; секретарша время от времени мило мне улыбалась. «Не надо на него сердиться, — говорила она. — Он так занят! Но он обязательно появится через минуту». Но он так и не появился. Сегодня утром он вихрем влетел в приемную, рассеянно кивнул мне головой и устремился в свой кабинет. Я жду еще час, глядя, как девушка виртуозно справляется с двумя телефонами. «Я сейчас вас с ним соединю…», «Перезвоните через полчаса, у него совещание…», «Не будете ли вы так любезны повторить мне ваше имя?.. Давидсон… Нет, не раньше будущей недели…» В конце концов меня все-таки приняли. Он меня не узнал.
— Де Баер… де Баер… Ах! Вспомнил, вилла «Свирель», чудесная вилла… Я весьма огорчен, дорогой мсье, Борис продлил свои гастроли. Он вернется не раньше чем через два месяца…
Я объясняю ему, почему я приехал. Он на глазах меняется. Усаживается за свой письменный стол, скрещивает руки. Снова смотрит на меня оценивающим взглядом.
— Я очень хорошо вас помню, — говорит Боше, — очень талантливы… Удивительный звук… К несчастью, солистов… изготовляют на конвейере… Мне только что предлагали юного армянина… Четырнадцать лет… Целый набор первых премий… необычное имя… Я отказался. Это слишком дорого стоит.
Звонит телефон. Он начинает говорить по-английски, очень быстро. От отчаяния я весь покрываюсь испариной. Он кладет трубку, смотрит на часы.
— И тем не менее я был бы рад сделать для вас что-нибудь, мсье де Баер… Вам, естественно, это не к спеху. Вам повезло, вам не надо зарабатывать себе на жизнь!
Он предложит мне сейчас зайти к нему еще через полгода. Я погиб. Я говорю первое, что мне приходит в голову… что, несмотря на все… я не могу так долго ждать… что у нас с женой всегда были очень сложные отношения… как раз из-за музыки… Это его забавляет, он явно заинтересован.
— Не может быть!… Такая оча-ро-ва-тельная женщина. Да, несомненно. Очаровательная, но очень ревнивая, считающая, что я слишком много занимаюсь, что не уделяю ей должного внимания. Он от души смеется, грозит мне пальцем, привычным для него жестом.
— Это плохо, мсье де Баер… Но не вы первый. А не появилась ли у вас случайно подружка?.. Подружка, которой бы нравилась музыка, я хочу сказать — «ваша» музыка? Ну, между нами? Он смеется еще громче и продолжает все более сердечным тоном:
— Понимаю… понимаю… Посмотрим… Он вытирает глаза своими толстыми пальцами и говорит, не глядя на меня:
— Понятно, и речи не может быть о том, чтобы предложить вам залы Колонна или Ламурё… А не согласились бы вы играть в оркестре? На этот раз он направляет прямо на меня взгляд торговца рабами.
— Для начала, конечно, — уточняет он. — Постойте! Возможно, у меня найдется для вас что-нибудь и получше… Я подумываю создать квартет… Камерная музыка сейчас в цене… Первая скрипка, вас бы это устроило?.. Гастрольные поездки по стране и за границей, ну как? Но вам надо поменять имя. Квартет де Баера, это не звучит. Слишком старомодно!
— А если Кристен… Жак Кристен?
— Это мне нравится больше… Куда больше. Квартет Кристена… На афише это смотрится.
Он вытягивает вперед руку, растопыривая пальцы, словно направляет луч прожектора.
— И потом, в провинции имя Кристена наводит на мысль о Христе, связывается с духовной музыкой… Великолепно!… Только дайте мне время обернуться. Напомните-ка номер вашего телефона.
— Я больше там не живу, — ответил я.
— О, прекрасно! — воскликнул он. — Здорово же она вас околдовала. Она хоть хороша собой?
Я назвал гостиницу, где снял комнату, на улице Жоффруа. Поль де Баер не мог поселиться на улице Аббатис. Но это мне обходится в сто тысяч франков в месяц. Я смогу продержаться месяца три, может быть, четыре. А потом полный крах.
— Моя секретарша позвонит вам, — сказал он, вставая. — Это дело трех недель. В августе мне трудно будет осуществить подобный проект… Счастливых каникул, Кристен… Да, Кристен, мне это нравится!…
Он подталкивает меня к двери. Он уже не обращает на меня внимания. Звонит телефон. Вот и все. Я использовал свой шанс. Свой единственный шанс. И, вероятно, проиграл. Уже сегодня вечером он, скорее всего, позабудет мое имя.
Однако я объяснил телефонистке в гостинице, что, если будут спрашивать Поля де Баера, надо будет вызвать меня. И теперь я жду. Я буду всю свою жизнь проводить у телефона. Из-за соседей я не могу даже играть. Лишь немного, в полдень и около семи вечера, когда их не бывает дома. Все остальное время я курю, мечтаю. Я думаю о ней. В мыслях своих я с ней на вилле. Франк уехал в Ментону со списком необходимых покупок. Мартен бесцельно бродит по комнатам. Играет ли Жильберта на рояле? Срезает ли она розы? Не собирается ли написать мне, потребовать обратно скрипку? Отчасти из-за этого я и увез скрипку с собой. Франку известен мой прежний адрес. Если он напишет мне, Лили перешлет его письмо. Я предупредил ее сразу же по возвращении. Я скучаю. Чем больше я раздумываю над предложением Боше, тем меньше оно меня привлекает. Квартет. Это уже отступление. Это значит наверняка обуржуазиться, увязнуть в условностях. А каким тоном Боше сказал мне: «Понятно, я не смогу предложить вам зал Колонна!…» Я и не надеялся на Колонна, и все-таки какой удар! Мне было бы трудно сказать, чего именно я ждал. Ничего определенного, просто блестящие картины одна за другой возникали перед глазами. Мне представилось, что я стал более важной персоной, глубже дышу, выше несу голову. Я уже почти слышал гром аплодисментов.
Теперь я вновь оказался без денег, без имени, мой горизонт ограничен этим окном. Я жалею, да, жалею, что покинул «Свирель», мне приятно вспоминать даже холодность Жильберты, мои споры с Франком. Иногда я представляю себе свое возвращение на виллу. А если бы я сел в поезд сегодня вечером, что произошло бы завтра утром? В конце концов, я для них все еще Поль де Баер, то есть человек непостоянный, привыкший неожиданно отлучаться. Когда у меня будет побольше денег, ничто не помешает мне жить с ними. Конечно, нельзя забывать о презрении Жильберты…
