Семён Клебанов - Спроси себя
Это было в Крыму.
Четыре «фокке-вульфа» летали по кругу над заросшей дубовым лесом седловиной, где сосредоточилась партизанская группа, и методически, через ровные интервалы, сбрасывали тяжелые бомбы. Гремели взрывы, разбегалось по сторонам эхо, и грохотали камни по склону горы.
Спрятаться от бомб было негде.
При каждом новом взрыве Мария все плотней прижималась к корням узловатого, коренастого дуба, подмытого злым горным ручьем. Сейчас ручья уже не было. Под корнями дуба пролегло лишь его каменистое русло. Но безжалостная схватка между деревом и водой продолжалась после каждого дождя или очередного снеготаяния, когда ручей вдруг оживал, катился вниз по склону и, клокоча, уносил из-под дуба пригоршни теплой земли. Дуб был беззащитен от нападок стихии. Он был обречен. И все же именно у него в те минуты искала защиты Мария.
А потом была ночь.
При свете головешки, вынутой из костра, отряд выбрал Марию секретарем партизанского суда. В ту страшную ночь она записала в приговоре: подвергнуть предателя высшей мере наказания — расстрелу.
* * *Мария посмотрела на часы — кончался перерыв, объявленный после приезда в Сосновку, пора было возвращаться в контору.
У крыльца конторы стоял высокий и жилистый мастер Лагун. Сейчас он исполнял обязанности технорука запани. Пиджак не сходился на его богатырской груди. Увидев Марию, он приосанился и спросил:
— Наверное, вас дожидаюсь? Судья Градова?
— Я.
— Так я и понял. Ваши точно описали, какая вы есть. Зовут меня Павел Тихонович Лагун.
— Мария Сергеевна.
— С чего начинать будете? — Голос у него был звонкий. — Каких людей вызывать? Или дело такое, что секретом пахнет?
— Особых секретов нет. Кое-что надо уточнить. А помощь ваша потребуется.
— Пойдемте, я вам кабинет открою.
Они вошли в контору. Градова остановилась возле двери с табличкой «Начальник запани». Нижняя строчка, где раньше была написана фамилия Щербака, оказалась заклеенной ровной полоской бумаги, выделявшейся ярким белым пятном.
Градова спросила:
— Приказал кто-либо или сами поторопились?
— Говорят, следователь посоветовал… Черт с ней, с бумажкой, — ответил Лагун, открывая дверь.
И в этих простых словах Градова уловила искреннее переживание мастера.
Лагун хотел еще что-то добавить, но умолк, заметив, как Мария пристально разглядывает рабочую комнату Щербака. И сам он, столько раз здесь бывавший, почувствовал почему-то смутный интерес к тикающим старинным часам купца Кузюрина, к столу, даже к стулу, на котором еще недавно сидел Щербак. В голове сплавщика кружилось, то пропадая, то возникая, неотвратимое понятие: был человек.
Градова долго смотрела на военную фотографию Щербака, неизвестно кем и когда оставленную на его рабочем столе. Алексей Фомич был снят возле боевого самолета с пятью звездочками на фюзеляже. Градова перевела озабоченный взгляд на график уровня воды, где красная изломанная черта была неумолимым свидетелем происшедшей аварии.
— Здесь и располагайтесь, — вручая ключ, сказал Лагун.
— Мы будем осматривать место происшествия. Нам потребуется специалист, который вместе с нами засвидетельствует увиденное, вещественные доказательства, — сообщила Градова. — Прошу вас принять участие.
— Хорошо бы Евстигнеева послушать, — предложил он. — Знающий мастер, двадцать лет на запани. Видел, как случилась беда.
— Хорошо. А Зайцева Люба сейчас здесь?
— На месте, где ей быть…
— Пригласите их, пожалуйста, сюда…
Когда все собрались, Градова открыла судебное заседание. Было решено ознакомиться с местом аварии, заостровьем, где Щербак и Каныгин хотели установить запань-времянку, и осмотреть очаги пожара.
За время процесса Щербак и Каныгин свыклись со строгой процедурой судебного разбирательства. И хоть они не могли быть равнодушными к своей судьбе, безразличие порой само приходило к ним. Но сейчас неловкость и стыд заставили Щербака опустить голову. Глаза глядели на давно не мытый пол — это он отметил сразу же, как только вошел в свой бывший кабинет.
Градова огласила порядок проведения необходимого осмотра и, объяснив новым свидетелям, в чем заключаются их обязанности, попросила выйти из комнаты. А Девяткину сказала:
— Вы останьтесь.
Он уверенно подошел к судейскому столу.
— Свидетель Девяткин! В своем показании вы говорили, что подсудимый Щербак в момент аварии покинул запань и побежал спасать свое личное имущество.
— Было такое. Про это мне Зайцева сказала.
— А почему возник этот разговор?
— Шел мимо, глянь — она чемоданы тащит. Ну я и поинтересовался: мол, откуда такое добро? Тут она и проговорилась. А вот почему именно ей он передал? — Тимофей хитровато развел руками и, взглянув на Щербака, закончил: — Это у них спросить надо.
Когда пригласили Зайцеву, она настороженно огляделась и подошла к столу.
— Вы знаете свидетеля Девяткина? — спросила Градова.
— Поселок наш маленький, все друг друга знают. — И, не дожидаясь новых вопросов, горячо добавила: — Только Девяткин всегда врет! — Люба, видимо, не ожидала от себя такой смелости, потому что вдруг замолчала, лицо ее покрылось румянцем.
— Что вам передал во время пожара подсудимый Щербак?
— Два чемодана. Жена и сын Щербака в то время гостили у бабушки.
— Подсудимый Щербак! — неожиданно для Алексея обратилась к нему Градова. — Вы подтверждаете это?
— Да.
— Садитесь. Свидетель Зайцева! Что было в этих чемоданах?
— Не знаю.
Люба хорошо помнила, как Щербак, выскочив из горящего дома и увидев ее, оставил ей чемоданы, а сам убежал на запань.
Судьи молча переглянулись.
И тогда прокурор, взглядом попросив слово у Градовой, спросил:
— Где находятся чемоданы сейчас?
— У меня, — тихо ответила Люба.
— Их можно посмотреть? — спросила Градова.
— Конечно.
— Сейчас можно? — уточнила Градова.
— Дом мой рядом. Я быстро схожу.
— Мы вместе пойдем, — сказала судья и посмотрела на Щербака.
Он продолжал все так же сидеть, сложив руки и глядя в пол. Только теперь он вспомнил, что чемоданы все еще стоят у Любы.
Все направились к Любе Зайцевой.
Домик был чисто прибран. В большой комнате, в проеме между окнами, висел портрет улыбающегося парня. На фоне торосов он стоял в меховой куртке у своего трактора.
Мария посмотрела на фотографию и, встретившись взглядом с Любой, услышала:
— Это мой муж, погиб в Антарктиде…
Люба подошла к сундуку, сняла кружевную накидку собственной вязки и, подняв тяжелую крышку, вынула два старых, поцарапанных чемодана, а потом, словно оправдываясь перед Щербаком, повернулась в его сторону.
Алексей молча стоял у окна.
Когда открыли чемоданы, все удивились. В одном лежали летный шлем, планшетка с картой, испещренной разноцветными трассами, и кусок дюралевой обшивки самолета с пятью красными звездочками.
Другой был набит старыми детскими игрушками.
— Это ваши вещи? — спросила Градова.
— Мои, — сказал Щербак.
Прокурор заглянул в чемодан, повертел в руках безглазого медвежонка и захлопнул крышку.
Заседатель Ларин, которому вдруг стало стыдно, будто он без разрешения ворвался в тайну, неведомую и непонятную ему, закурил и вышел в коридор.
Мария не стала просматривать вещи, только сказала секретарю суда:
— Это не имеет отношения к существу дела. Отметьте в протоколе содержимое чемоданов. А сейчас мы отправимся на осмотр очагов пожара.
И она обратила внимание подсудимых и свидетелей, что этот осмотр является составной частью судебного разбирательства, и попросила Лагуна проводить всех к первому очагу пожара.
Когда подошли к месту, где стояли бочки с бензином, Лагун вздохнул:
— Отсюда все и началось.
— Расскажите, что вы знаете о пожаре, — попросила Градова.
— Видите, как трава погорела и земля стала бурой от огня? Здесь был сарай, а в нем бочки с бензином. Место тут тихое, нелюдное. Никто не ожидал, что бревна такое сотворят. Берег, как видите, крутой, семь метров над водой. Когда река тронулась, бревна громоздились, выталкивали друг друга на берег. В этом месте их вывалилось больше, чем где-либо. Сарайчик был хлипкий, лесины повалили его. Упали и бочки. Четыре их было. Три еще непочатые, под металлической пробкой, а одна открыта. Вместо пробки деревянная затычка торчала. Ясное дело, от удара деревяшка выскочила, а бензин пошел свободным ходом. Теперь пройдем дальше. — Лагун провел людей по выжженной земле метров на тридцать в сторону под уклон и остановился. — Здесь, — продолжал он, — подавальщицы столовой кипятили свои халаты. Видите, кирпичи лежат? На них стоял бак. Когда бензин потек, он добрался и до костра. И полыхнуло! Косичкина, которая стиркой занималась, пошла в столовую за содой. Так что пожар без нее занялся. А здесь у нас, — Лагун кивнул на обгоревший навес, — был летний павильон столовой. Сгорел. Только этот кусочек остался, — он развел руками. — По этому участку все.
