Агата Кристи - Таинственное происшествие в Сайлз
Неожиданно меня разбудил какой-то шум, и сразу стало ясно, что я попал в очень щекотливое положение. Футах в двенадцати от меня стояли Джон и Мэри. Они о чем-то яростно спорили. Совершенно очевидно, что супруги не подозревали о моем присутствии, поскольку до того, как я успел произнести хотя бы слово, Джон громко повторил фразу, которая меня разбудила:
— Запомни, Мэри, я не потерплю этого!
— А есть ли у тебя хоть малейшее право осуждать мои действия? — спокойно ответила миссис Кавендиш.
— Мэри, начнутся сплетни! Маму только в субботу похоронили, а ты уже разгуливаешь под ручку с этим типом.
Она пожала плечами.
— Ну, если тебя беспокоят только сплетни, тогда все в порядке!
— Нет, ты меня не поняла. Я сыт по горло этим типом. К тому же он польский еврей!
— Примесь еврейской крови еще не самая плохая вещь. Во всяком случае, она мне нравится больше, чем чистая кровь, текущая в жилах породистых англосаксов и делающая их, — она многозначительно посмотрела на Джона, — вялыми и бесстрастными тупицами.
Глаза Мэри сверкали, но голос был совершенно спокоен. Джон густо покраснел.
— Мэри!
— Что, мой дорогой Джон? — ответила она так же спокойно.
— Ты хочешь сказать, что будешь и впредь встречаться с Бауэрстайном, несмотря на то, что я это запрещаю?
— Буду… если сочту нужным.
— Ты издеваешься надо мной.
— Нет, просто у тебя нет никакого права выбирать моих друзей. В твоем окружении тоже есть кое-кто, чье присутствие не доставляет мне большого удовольствия.
Джон, вздрогнул.
— Что ты хочешь сказать? — спросил он каким-то виноватым голосом.
— Ты сам прекрасно знаешь, — ледяным тоном ответила Мэри, — и поэтому не можешь ничего требовать от меня.
Джон умоляюще взглянул на жену.
— Не могу? Мэри, неужели наша… — Голос его задрожал, и он попытался притянуть Мэри к себе. — Мэри!
Мне показалось, что на мгновение в ее глазах появилась какая-то нерешительность. Лицо миссис Кавендиш смягчилось, но она резко отстранилась от Джона.
— Нет!
Она повернулась и хотела уйти, но Джон схватил ее за руку.
— Мэри, неужели ты любишь этого… Бауэрстайна? Миссис Кавендиш молчала. Лицо ее в этот миг было неповторимо прекрасно. Вечная молодость и в то же время величественное, древнее как мир спокойствие светилось в ее глазах. «Это похоже на улыбку египетского сфинкса», — подумал я восхищенно.
Она высвободила руку и, надменно бросив через плечо: «Возможно», быстро зашагала прочь.
Потрясенный этими словами, Джон не мог сдвинуться с места.
Я сделал неосторожный шаг, и под ногой хрустнула ветка. Джон резко обернулся. К счастью, он подумал, что я просто проходил мимо.
— Привет, Хастингс! Ну что, ты проводил своего забавного приятеля? Чудной он какой-то! Неужели коротышка и правда знает толк в своем деле?
— Он считался одним из лучших детективов Бельгии.
— Ладно, будем надеяться, что это действительно так. Знаешь, Хастингс, у меня очень тяжело на душе.
— А что случилось?
— И ты еще спрашиваешь? Зверское убийство мамы! Полицейские из Скотланд Ярда, которые шныряют по усадьбе, словно голодные крысы! Куда ни зайди — они тут как тут. А кричащие заголовки газет! Я бы повесил этих чертовых журналистов. Сегодня утром у ворот усадьбы собралась целая толпа зевак. Для них это вроде бесплатного музея мадам Тюссо. И ты считаешь, что ничего не случилось?
— Успокойся, Джон, так не может продолжаться вечно.
— Мы сойдем с ума раньше, чем закончится следствие!
— Ты слишком сгущаешь краски.
— Легко тебе говорить! Еще бы, тебя не осаждает стадо орущих журналистов. На тебя не пялится каждый болван на улице. Но и это не самое страшное! Хастингс, тебе не приходило в голову, что вопрос, кто это сделал, стал для меня настоящим кошмаром? Я все пытаюсь убедить себя, что произошёл несчастный случай, поскольку… поскольку теперь, когда Инглторп вне подозрений, получается, что преступник — один из нас. Да, от таких мыслей можно и правда сойти с ума! Выходит, что в доме живет убийца, если только…
И тут мне в голову пришла любопытная мысль. Да, все сходится! Становятся понятными действия Пуаро и его загадочные намеки. Как же я не догадался раньше! На зато теперь я смогу рассеять эту гнетущую атмосферу подозрительности.
— Нет, Джон, среди нас нет убийцы!
— Я тоже надеюсь на это. Но кто тогда убийца?
— А ты не догадываешься?
— Нет.
— Я опасливо оглянулся вокруг и тихо, но торжественно провозгласил: «Доктор Бауэрстайн».
— Это невозможно!
— Напротив, все улики сходятся.
— Но на кой черт ему понадобилась смерть моей матери?
— Не знаю, — честно признался я, — но Пуаро тоже его подозревает.
Я рассказал Джону, как взволновало Пуаро известие, что доктор Бауэрстайн приходил в усадьбу в тот роковой вечер.
— К тому же, — добавил я, — он дважды повторил: «Это меняет все дело». Ты сам подумай — Инглторп утверждает, что оставил чашку в холле. Как раз в этот момент туда заходил Бауэрстайн. Проходя мимо, он мог незаметно подсыпать в кофе яд.
— Но это было бы очень рискованно.
— Зато становится понятным все остальное!
— А откуда он мог узнать, что это мамина чашка? Нет, Хастингс, тут концы с концами не сходятся.
Но я не собирался сдаваться:
— Да, я немного увлекся. Зато теперь мне все ясно. Слушай.
И я рассказал Джону о том, как Пуаро решил сделать повторный анализ какао.
— Ничего не понимаю, — перебил меня Джон. — Бауэрстайн ведь уже сделал анализ!
— В том-то и дело! Я сам сообразил это только сейчас. Неужели ты не понимаешь? Если Бауэрстайн убийца, то для него было бы проще простого подменить отравленное какао обычным и отправить его на экспертизу. Теперь понятно, почему там не обнаружили яд. И главное, никому и в голову не придет заподозрить в м-то Бауэрстайна — никому, кроме Пуаро!
Лишь сейчас я оценил в полной мере проницательность своего друга! Однако Джон, кажется, все еще сомневался.
— Но ведь он утверждает, что какао не может замаскировать вкус стрихнина!
— И ты ему веришь? К тому же наверняка можно как-то смягчить горечь яда. Бауэрстайн в этом деле собаку съел: как-никак — крупнейший токсиколог!
— Крупнейший кто? Я никогда не слышал о такой профессии.
— Он досконально знает все, что связано с ядами, — пояснил я Джону. — Видимо, Бауэрстайн нашел способ, позволяющий сделать стрихнин безвкусным. Вдруг вообще не было никакого стрихнина? Он мог использовать какой-нибудь редкий яд, вызывающий похожие симптомы.
— Допустим, ты прав, только как он подсыпал яд, если какао, насколько мне известно, все время находилось наверху?
Я пожал плечами и вдруг… вдруг я с ужасом понял все! В эту секунду у меня было только одно желание — чтобы Джон подольше оставался в неведении. Стараясь не показывать вида, я внимательно посмотрел на него. Джон что-то напряженно обдумывал, и я вздохнул с облегчением — похоже, он не догадывался о том, в чем я уже не сомневался: Бауэрстайн имел сообщника!
Нет, этого не может быть! Не верю, что такая очаровательная женщина, как миссис Кавендиш, способна убить человека! Впрочем, история знает немало подобных примеров. Внезапно я вспомнил тот первый разговор с Мэри в день моего приезда. Она утверждала, что яд — это оружие женщин. А как объяснить ее волнение во вторник вечером? Может быть, миссис Инглторп узнала о связи Мэри с Бауэрстайном и собиралась рассказать об этом Джону? Неужели миссис Кавендиш выбрала такой страшный способ, чтобы заставить ее замолчать?
Я вспомнил загадочный разговор между Пуаро и мисс Ховард. Так, значит, они имели в виду Мэри! Вот, оказывается, во что не хотела поверить Эвелин! Да, все сходится. Неудивительно, что Эвелин предложила замять дело. Теперь стала понятной и ее последняя фраза: «Но ведь сама Эмили…» Эви права, действительно, миссис Инглторп сама предпочла смерть позору, который угрожал ее семье.
Голос Джона отвлек меня от этих мыслей.
— Есть еще одно обстоятельство, доказывающее, что ты не прав.
— Какое? — спросил я, обрадовавшись, что он уводит разговор в сторону от злополучного какао.
— Зачем Бауэрстайн потребовал провести вскрытие? Ведь Уилкинс не сомневался, что мама умерла от сердечного приступа. Непонятно, с какой стати Бауэрстайн стал бы впутываться в это дело.
— Не знаю, — проговорил я задумчиво, — возможно, чтобы обезопасить себя в дальнейшем. Он же понимал, что поползут разные слухи, и министерство внутренних дел все равно могло потребовать провести вскрытие. В этом случае Бауэрстайн оказался бы в очень затруднительном положении, поскольку трудно поверить, что специалист его уровня мог спутать отравление стрихнином с сердечным приступом.
— Пускай ты прав, но я, хоть убей, не понимаю, зачем ему понадобилась смерть моей матери.
