Агата Кристи - Фокус с зеркалами

— Рут мне говорила.

— Это она говорила тебе в свой последний приезд? — с любопытством спросила мисс Марпл.

— Нет, кажется, не тогда. Я, право, не помню.

Керри-Луиза была как-то рассеянна.

— О чем ты задумалась, Керри-Луиза?

Миссис Серроколд улыбнулась и словно вернулась откуда-то издалека.

— Я задумалась о Джине, — сказала она, — И о том, что ты говорила о Стивене Рестарике. Джина очень хорошая девушка и любит своего Уолли, я уверена, что любит.

Мисс Марпл промолчала.

— Такие девушки, как Джина, любят немного порезвиться. — Миссис Серроколд говорила почти умоляющим тоном. — Они молоды, им нравится ощущать свою власть. Ведь это так естественно. Я знаю, что Уолли Халд не тот человек, какого мы хотели бы для Джины. При обычных обстоятельствах они бы никогда не встретились. Но они встретились, и она его полюбила и, вероятно, лучше нас знает, что ей нужно.

— Вероятно, — сказала мисс Марпл.

— Ведь так важно, чтобы Джина была счастлива.

Мисс Марпл с любопытством взглянула на свою подругу.

— Я думаю, — важно, чтобы все были счастливы.

— О да! Но Джина — особый случай. Когда мы удочерили ее мать, Пиппу, мы понимали, что в некотором роде ставим опыт, и обязательно надо, чтобы он удался. Видишь ли, мать Пиппы…

Керри-Луиза остановилась.

— Кто же была мать Пиппы? — спросила мисс Марпл. Миссис Серроколд как-то неуверенно посмотрела на нее.

— Я спрашиваю не из простого любопытства, — сказала мисс Марпл. — Мне действительно нужно знать. И тебе известно, что я умею держать язык за зубами.

— Да, ты всегда умела хранить тайны, Джейн, — сказала Керри-Луиза и улыбнулась своим воспоминаниям. — Об этом знает только доктор Голбрейт, нынешний епископ Кромерский. И больше никто. Матерью Пиппы была Кэтрин Элсуорт.

— Элсуорт? Женщина, которая отравила своего мужа мышьяком? Это было громкое дело.

— Да.

— И ее повесили?

— Да. Но, видишь ли, в этом деле не все так уж ясно. Ее муж употреблял мышьяк. В то время в этих вещах не слишком разбирались.

— Однако известно, что она вымачивала липучку для мух.

— Нам всегда казалось, что показания служанки были продиктованы злобой.

— Значит, Пиппа была ее дочерью?

— Да. Мы с Эриком решили дать ребенку шанс, окружить ее любовью и заботой, какие нужны детям. Это удалось. Пиппа выросла самым милым, счастливым существом, какое только можно себе представить.

Мисс Марпл долго молчала.

Керри-Луиза встала из-за туалетного столика.

— Я готова. Пожалуйста, попроси инспектора подняться в мою гостиную. Надеюсь, он ничего не будет иметь против.

Инспектор Карри ничего не имел против. Он был даже рад возможности видеть миссис Серроколд на ее собственной территории.

Ожидая ее, он с любопытством оглядывался вокруг. Все это было совсем непохоже на то, что он называл про себя «будуаром богатой женщины».

Там стояла старомодная кушетка и несколько неудобных викторианских стульев с выгнутыми деревянными спинками. Их ситцевая обивка выцвела, но рисунок был очень красив: Хрустальный Дворец. Это была одна из самых маленьких комнат в доме, и все же она была много больше современных гостиных. Комнатка была уютной, со множеством столиков, уставленных безделушками и фотографиями. Карри увидел старое фото двух маленьких девочек. Одна была темноволосая, с живым выразительным личиком, другая совсем некрасивая, угрюмо смотревшая на мир из-под густой челки.

Это выражение инспектор уже видел в то утро. На фотографии было написано: «Пиппа и Милдред». Фотография Эрика Гулбрандсена висела на стене в массивной раме черного дерева с золотом. Карри заметил также фотографию красивого мужчины со смеющимися глазами и предположил, что это Джон Рестарик. Тут открылась дверь, и вошла миссис Серроколд.

Она была в черном платье из полупрозрачной, струящейся ткани. Маленькое чуть розоватое лицо казалось еще меньше под короной серебристых волос. В ней была хрупкость, от которой у инспектора защемило сердце. В эту минуту он понял то, что озадачивало его все утро. Он понял, почему окружающие ее люди стараются оградить Каролину-Луизу Серроколд от всяких невзгод.

Однако, подумал он, она не из тех, кто все время ноет и жалуется.

Она поздоровалась, попросила его сесть и сама села на стул возле него. Ему сразу стало казаться, что это не он пришел ободрить ее, а, наоборот, она старается поддержать его своей приветливостью. На вопросы, которые он ей задавал, она отвечала с готовностью и без колебаний. Четко рассказала о том, как погас свет, как разыгралась сцена между Эдгаром Лоусоном и ее мужем и как они услышали выстрел…

— Вам не показалось, что стреляли в доме?

— Нет, я подумала, что стреляют в парке. И даже, что это мог быть автомобильный выхлоп.

— Во время сцены между вашим супругом и Эдгаром Лоусоном вы не заметили, чтобы кто-нибудь выходил из Зала?

— Уолли вышел еще до того, чтобы починить электричество. Вскоре затем вышла мисс Беллевер, чтобы что-то принести, не помню что.

— И больше никто не выходил?

— Мне кажется, никто.

— А вы наверняка заметили бы это, миссис Серроколд?

Она слегка задумалась.

— Нет, пожалуй, не заметила бы.

— Вы были целиком поглощены тем, что происходило в кабинете?

— Да.

— И вы очень боялись того, что могло там случиться?

— Нет, я бы не сказала. Я не думала, что действительно что-то случится.

— Однако у Лоусона был револьвер.

— Да.

— И он угрожал им вашему мужу.

— Да. Но он не собирался стрелять на самом деле. Инспектор Карри ощутил уже ставшее привычным раздражение. Еще одна идеалистка!

— Вы не могли быть уверены в этом, миссис Серроколд.

— И все же я была уверена. Внутренне. Наша молодежь называет это «разыграть спектакль». Именно это там и происходило. Эдгар еще совсем мальчик. Он разыграл глупую мелодраму, вообразив себя этаким роковым героем. Героем романтической истории, которого преследуют злодеи. Я была совершенно уверена, что он не станет стрелять.

— Но он все же выстрелил, миссис Серроколд.

Керри-Луиза улыбнулась.

— Думаю, что револьвер выстрелил случайно.

Раздражение инспектора нарастало.

— Это не было случайностью. Лоусон стрелял дважды, он стрелял в вашего мужа. И едва не попал.

Керри-Луиза вздрогнула и сразу стала очень серьезной.

— Я просто не могу поверить. Но, конечно, — поспешила она добавить, предупреждая протест инспектора, — конечно, я должна верить, раз вы так говорите. И все же я чувствую, что этому должно быть такое-то вполне безобидное объяснение. Может быть, доктор Мэйверик объяснит мне.

— О да, доктор Мэйверик, конечно, объяснит, — угрюмо сказал инспектор. — Уверен, что доктор Мэйверик может объяснить все что угодно.

Миссис Серроколд неожиданно сказала:

— Я знаю, большая часть того, что мы здесь делаем, кажется вам глупым и бесполезным. Я понимаю, что психиатры могут порой очень раздражать. Но мы чего-то достигаем. Бывают неудачи, но есть и успехи. И то, что мы стараемся сделать, стоит усилий. Эдгар действительно предан моему мужу, хотя вы вряд ли в это поверите. Он вообразил эту глупость — будто Льюис его отец, — потому что ему очень хочется иметь такого отца, как Льюис. Мне только непонятно, с чего он вдруг так разнервничался. Ему ведь стало гораздо лучше, он стал практически нормальным. Впрочем, он и всегда казался мне вполне здоровым молодым человеком.

Инспектор не стал спорить.

— Револьвер, из которого стрелял Эдгар Лоусон, принадлежит мужу вашей внучки, — сказал он. — Видимо, Лоусон взял его в комнате Уолтера Халда. Скажите, а вот это оружие вы когда-нибудь раньше видели?

На его ладони лежал маленький черный автоматический пистолет.

Керри-Луиза взглянула на него.

— Нет, по-моему, не видела.

— Я нашел его под сиденьем вертящегося табурета. Из него тоже недавно стреляли. Мы еще не успели как следует все проверить, но одно могу сказать: в мистера Гулбрандсена стреляли именно из него.

Она нахмурилась.

— И вы нашли его под сиденьем табурета?

— Под старыми нотами, которыми, видимо, не пользовались много лет.

— Значит, он был там спрятан?

— Да. Вы помните, кто сидел за роялем вчера вечером?

— Стивен Рестарик.

— Он играл?

— Да, тихонько наигрывал. Странный, печальный мотив.

— Когда он перестал играть, миссис Серроколд?

— Когда перестал? Не помню.

— Но ведь не играл же он весь вечер?

— Нет. В какой-то момент музыка смолкла.

— И он вышел из-за рояля?

— Не знаю. Не помню, что он делал до того, как подошел к двери кабинета, чтобы подобрать ключ к замку.

— Могла ли у Стивена Рестарика быть причина убить мистера Гулбрандсена?

— Никакой, — сказала она. — И я не верю, что он мог это сделать.

— А вдруг Гулбрандсен обнаружил нечто такое, что Стивен предпочел бы скрыть.