Энтони Беркли - Второй выстрел
Джон ознакомил меня еще с несколькими фактами расследования, прежде чем мы пошли наверх, но ни один из них не был в состоянии мне помочь. Врач, конечно, не мог определить время смерти с точностью до минуты; он только сказал, что смерть наступила совсем недавно, в пределах часа до момента осмотра тела. Пуля вошла в спину как раз против сердца, из чего следовало, что дуло ружья находилось примерно на одной высоте с раной — так могло произойти, если стрелявший держал ружье стоя, нормально выпрямившись и прижав приклад к плечу. В этом случае пуля прошла бы прямо через центральную часть сердца; конечно, до вскрытия нельзя было узнать это наверняка, но если дело обстояло именно так, смерть должна была наступить почти мгновенно. На одежде не было обнаружено следов пороха.
Выводы, которые из этого следовали, были очевидны как для меня, так и для всех остальных. Я размышлял над ними, пока завязывал галстук, а был рад отметить, что руки мои не выдавали ни малейших признаков волнения и действовали с обычной уверенностью. Врач, как я заключил из рассказа Джона, пока не стал брать на себя ответственность и не заявлял прямо, что пуля вошла в сердце, тем не менее он всем своим видом выразил уверенность, что имелись все основания принять это как факт. В таком случае полиция должна была знать, что в момент выстрела Скотт-Дейвис стоял спиной к убийце, что стрелявший не прятался, пригнувшись за кустами (впрочем, он и стоя вполне мог найти для себя укрытие), и что дуло ружья при выстреле должно было находиться не ближе пяти футов от спины Скотт-Дейвиса. Тщательно перебирая в уме эти факты, я по находил в них ничего, за что можно было бы зацепиться.
Джон рассказал еще кое-что. Поскольку никакого выходного пулевого отверстия обнаружено не было, пуля все еще оставалась в теле. Вскрытие должно было установить ее точное положение, которое, судя по всему, имело огромное значение, так как позволяло узнать степень ее проникновения в тело. Если она проникла настолько далеко, насколько возможно при данной мощности заряда, это будет означать, что выстрел произведен с достаточно большого расстояния. Как только точное местоположение пули будет установлено полиция запросит экспертное заключение, с максимальной точностью определяющее расстояние выстрела.
Возможно, именно здесь теплился для меня лучик надежды. Если по счастливому стечению обстоятельств эксперты решат, что выстрел произведен с большого расстояния, это будет совершенно определенно очко в мою пользу. Если учесть мое неумение стрелять и сильную близорукость, покажется крайне маловероятным, чтобы я (а) когда-либо мог намеренно попытаться стрелять с такого расстояния, чтобы убить кого-то, (б) что я смог бы попасть в такую мелкую цель, как жизненно важный участок напротив сердца, даже если бы и предпринял такую попытку. С другой стороны, не требовались даже намеки Джона, чтобы понять: если расстояние выстрела окажется коротким, из этого последует, что Скотт-Дейвиса убил кто-то настолько хорошо ему знакомый, что он спокойно повернулся к этому человеку спиной, когда они шли друг за другом по тропинке. Это будет еще одним доказательством не в мою пользу: если бы там был кто-то, кого Скотт-Дейвис не так близко знал, он, конечно, шел бы позади этого человека, а не впереди него.
И тем не менее, рассуждал я сам с собой, подобные факты на самом деле ничего не доказывали, ведь убийца мог, как я уже упоминал, стоять, спрятавшись за густыми зарослями, и выжидать момент, чтобы застрелить Скотт-Дейвиса, когда тот пройдет мимо. Стоило ли предлагать эту идею полиции? Безусловно, все, что могло мне помочь, стоило того, чтобы о нем говорить. Я попробовал развить свою мысль дальше. В пашем случае убийца должен был бы расположиться в том месте, где тропинка делала резкий поворот, причем за его внешним изгибом, чтобы видеть спину Скотт-Дейвиса прямо перед собой, а не под углом, как если бы он стоял возле прямого участка тропинки. Что ж, все это представлялось вполне вероятным. Тропинка была полна крутых изгибов, а растительность была достаточно густой, чтобы спрятаться в ней. Но откуда, в таком случае, убийца мог знать, что Скотт-Дейвис пройдет мимо него именно по этой, ничем не примечательной тропинке?
Моя растерянность росла. Я никак не мог решить, будет ли лучше, если я поговорю с полицией, или наоборот. Инстинкт подсказывал мне, что поговорить надо, что я должен активно прилагать все усилия, чтобы выйти из кошмарного положения, в котором оказался, но вдруг я сделаю этим только хуже? Может, лучше предоставить следствию идти своим чередом и положиться на то, что полиция сама вскоре убедится в несостоятельности своей теории? Меня мучили сомнения, я совершенно не знал, как поступить. Одно лишь я решил сразу и почти без колебаний — вопреки совету Джона, я не буду связываться со своим адвокатом. Во-первых, он почти наверняка начнет собственное расследование от моего имени и заберет из моих рук контроль над происходящим. В этом случае, без сомнения, будут вскрыты реальные мотивы, по которым остальные хотели избавиться от Скотт-Дейвиса, а также мои собственные предполагаемые мотивы. Такого, по крайней мере в тот момент, я не мог допустить. Возможно, я и оказался в крайне опасном положении, но я не собирался выбираться из него, подставив других под подозрение. Это решение было вызвано отнюдь не возвышенными соображениями чести и благородства. Просто я всегда предпочитал честную тру (не зря же меня прозвали "спортсменом"?). Кто бы ни убил Скотт-Дейвиса, он заслуживал от своих собратьев только благодарности, а не наказания. Вот в этом я нисколько не сомневался.
Хотя я уже полностью оделся, стремительный калейдоскоп мыслей не давал мне покоя, и вместо того чтобы сразу идти вниз, я опустился на стул в своей спальне, машинально слушая звон обеденного колокола. Вряд ли у меня до самой ночи будет другая возможность побыть в одиночестве, а мне хотелось, пока можно было, привести свои сумбурные мысли хоть в какое-то подобие порядка. Не то чтобы я паниковал, хочу сразу это подчеркнуть, но, конечно, я был встревожен, вернее, озадачен, совершенно сбит с толку и не представлял, как лучше поступить.
Снаружи послышались тяжелые шаги, в дверь постучали, и в комнату вошел Джон Хилльярд. Он нес большой бокал, в котором что-то плескалось. Как и я, он тоже полностью оделся к обеду.
— Я тут приготовил коктейль, — хрипло сказал он. — Мне кажется, сейчас всем нам не помешает немного взбодриться. Я решил, что вы не прочь будете выпить его прямо здесь, наверху, а? Должно быть, у вас сейчас нервы порядком взвинчены.
— Спасибо, Джон. — Меня тронуло это неожиданное проявление заботы, совершено несвойственное Джону Хилльярду в обычное время. Коктейль был очень кстати, мне и в самом деле нужно было привести нервы в порядок. Выпитое незадолго до того виски вообще никак на меня не подействовало, с тем же успехом я мог бы пить простую воду.
Джон немного замялся, пока я маленькими глотками поглощал щедро налитую им порцию коктейля. Кажется, он чувствовал себя не в своей тарелке.
— Послушайте, Сирил, — наконец решился он. — я не стал ничего говорить внизу, но думаю, вы меня поняли. Я постараюсь как-нибудь вас вытащить из этой каши.
— Вытащить меня? — повторил я удивленно.
— Ну, да. И еще — я хотел вам сказать, что это было с вашей стороны… Слушайте, а вы что, действительно влюблены в Эльзу?
Мое недоумение сменилось на крайнее изумление, по я ответил на этот вопрос просто и честно:
— Ничуть.
— Разве вы сами не хотите на ней жениться? — не сдавался Джон. При других обстоятельствах я счел бы это вопиющим проявлением бестактности, однако теперь, кажется, это понятие потеряло всякий смысл.
— Нет, Джон, совершенно не хочу.
— Просто мы с Этель могли бы… как бы это лучше сказать… повлиять на нее, что ли, если бы вы этого хотели, — сказал Джон почти просительно.
— Уверяю вас, дорогой Джон, я никогда не имел ни малейшего желания просить мисс Верити оказать мне такую честь.
Джон как-то странно посмотрел на меня.
— Что ж, в гаком случае, с вашей стороны это был чертовски отважный поступок, — его голос звучал еще более хрипло, чем обычно. — Черт побери, никогда бы не поверил! У вас оказалось больше мужества и решительности, чем у меня, Сирил. Клянусь, я сделаю все, чтобы вас вытащить.
Я ошеломленно уставился на него, и, пока я еще не обрел дар речи, он резко повернулся и вышел из комнаты.
И только когда за ним уже закрылась дверь, до меня наконец дошло, что он фактически благодарил меня за убийство Эрика Скотт-Дейвиса!
Но это был еще не конец моим потрясениям. Внизу прозвенел колокольчик, приглашающий к обеду, я быстро проглотил остатки своего коктейля (благодаря которому чувствовал себя гораздо лучше) и поднялся со стула. Но прежде чем я дотянулся до двери, она сама распахнулась передо мной, и в комнате оказалась Этель.
