Артур Дойль - Красное по белому
— Как поживает Люси? — спросил он, утолив первый голод. — Она здорова?
— Да, — ответил отец, — и она не подозревает о той опасности, какой мы подвергаемся.
— Это хорошо. Дом окружен, и его стерегут со всех сторон. Вот почему я должен был пробираться ползком. Они могут хитрить сколько им угодно, но никогда они не перехитрят охотника за антилопами.
С момента прибытия такого сильного союзника Джон Ферье почувствовал себя совсем другим человеком. Он схватил загорелую руку молодого человека и сердечно пожал ее.
— Вами можно гордиться, — сказал он, — немногие согласились бы, подобно вам, прийти разделить наши несчастья и опасности в данную минуту.
— Вы правы, отец, — ответил молодой охотник, — я очень уважаю вас, но если бы в опасности находились одни только вы, то я подумал бы, прежде чем сунуться в такое осиное гнездо. Ради одной только Люси я приехал сюда, и, прежде чем с нею случится какое-нибудь несчастье, одним Джеферсоном Гоппом будет меньше в прекрасной стране Утаха.
— Что нам делать?
— Завтра последний день отсрочки, которую вам дали, и, если мы не начнем действовать сегодня же, все погибнет. У меня один мул и две лошади, которые ждут нас в долине Орла. Сколько у вас денег?
— Две тысячи долларов золотом и пять тысяч в билетах.
— Достаточно. У меня столько же приблизительно. Нам надо достичь города Гарсона через горы. Но вы правильно сделаете, если разбудите немедленно Люси. Очень хорошо то, что прислуга спит не в доме.
Когда Джон Ферье удалился, чтобы подготовить дочь к предстоящему путешествию, Джеферсон собрал сколько мог провизии в узелок, а также наполнил водой большой каменный кувшин. Он знал по опыту, как редки в горах колодцы. Едва он успел закончить эти приготовления, как фермер и его дочь появились в комнате полностью одетые для путешествия. Свидание возлюбленных было нежное, но поневоле они должны были сдерживать свои чувства, ибо минуты были дороги, а им предстояло много трудностей.
— Надо идти, не медля ни минуты, — проговорил тихим, но твердым голосом Джеферсон. Он отлично сознавал, что идет на опасный подвиг, но сердце его было спокойно и твердо.
— Передние и задние ворота окружены, и их стерегут, но, соблюдая большую осторожность, мы можем ускользнуть через окно сбоку дома и затем перебежать поле. А как только мы очутимся на дороге, до лощинки, где нас ждут лошади, не более двух тысяч шагов. При благоприятном исходе мы к восходу солнца успеем сделать почти половину пути в горах.
— А если нас задержат? — спросил Ферье.
Гопп коснулся рукой револьвера, который носил всегда за поясом.
— Если их будет слишком много, мы все-таки успеем уложить нескольких, прежде чем ляжем сами, — сказал он, мрачно усмехнувшись.
Огни в доме были потушены, и сквозь потемневшие окна Ферье бросил последний взгляд на сад и поля, в которые он вложил столько труда и которые ему приходилось теперь покидать. Но он уже давно решил принести эту жертву. Честь и будущее дорогой дочери он ставил несравненно выше своего благосостояния.
Все было спокойно, начиная с тихо трепещущих в полумраке деревьев и кончая громадными распаханными полями, с которых не доносился ни малейший звук. Трудно было поверить, чтобы над этим мирным, прекрасным пейзажем носился призрак смерти. Но бледность молодого охотника и суровое выражение его лица ясно свидетельствовали о том, что он видел эти призраки, когда подходил к дому.
Ферье взял в руки мешок с золотом и банковскими билетами; Джеферсон Гопп захватил провизию и воду, а Люси держала в руках небольшой сверток вещей, с которыми ей не хотелось расстаться. С величайшими предосторожностями они открыли окно и, выждав, когда густые облака заволокли небо, по очереди вылезли в сад. Спотыкаясь, ползком, удерживая в груди дыхание, они кое-как добрались до забора, намереваясь идти вдоль него до небольшого пролома, выходившего в поле. Они уже приближались к этому пролому, когда молодой человек вдруг схватил своих спутников и с силой оттолкнул их снова в тень, где они все трое притаились, дрожа от страха. Воспитанный в степи и долго ведя бродячую жизнь, Джеферсон Гопп обладал необыкновенно чутким слухом. И это было счастьем для беглецов, потому что едва они успели прильнуть к забору, как услышали совсем близко возле них меланхоличное завывание горной совы, на которое тотчас же ответили таким же. В туже минуту в проломе забора появился человеческий силуэт, который продолжал повторять печальный сигнал до тех пор, пока из темноты сада не вынырнул другой силуэт.
— Завтра в полночь, когда сова прокричит три раза, — произнес первый, который был, по-видимому, начальником.
— Хорошо, — ответил другой, — надо предупредить брата Дреббера?
— Предупредите их, а также и остальных… от девяти до семи…
— От семи до пяти, — ответил второй, и оба силуэта после этого удалились в разные стороны. Последние слова, которыми они обменивались, были, очевидно, паролем, данным на эту ночь. Как только их шаги замерли вдали, Джеферсон Гопп поднялся и помог своим спутникам пролезть в пролом. Затем он скомандовал, и все двинулись в путь напрямик по полю, причем Гопп временами, когда силы оставляли молодую девушку, поддерживал ее или почти нес на руках.
— Скорее, скорее, — шептал он время от времени, — мы находимся как раз на высоте сторожевых будок, и все зависит от нашей быстроты.
Очутившись на большой дороге, они пошли еще быстрее. Им повезло, они только один раз встретились с каким-то человеком, причем были вынуждены скрыться в поле. Возле города молодой охотник свернул в сторону и направился по узкой и крутой тропинке, ведущей в горы. Два острых зазубренных горных ребра вырисовывались в темноте. Между этими выступами и находился небольшой проход, названный долиной Орла, где спутников ожидали лошади.
С тонким инстинктом, который никогда не обманывал его, Джеферсон Гопп шел вперед, пробираясь между камней, или по высохшему ложу горного ручья. Наконец они достигли отдаленного уголка между скалами, где за огромным выступом камня были привязаны верные животные. Молодая девушка села на мула, ее отец, сжимавший мешок с деньгами, вскочил на одну лошадь, а Джеферсон Гопп на другую. После этого все трое направились в горы по тропинке, ведущей мимо глубоких, ужасных пропастей. Вид этих пропастей был так страшен, что заставлял леденить ужасом сердце всякого, не привыкшего к суровым видам горной природы. С другой стороны отвесно поднималась на тысячу с лишком метров громадная, черная и мрачная скала, которая, казалось, угрожала окрестностям. Широкие полосы базальта бороздили красноватую поверхность скалы, придавая ей вид какого-то чудовища с выдающимися боками. С другой стороны невообразимый хаос скал и обломков камня загораживал проход. Посередине этих обломков и скал проложена была тропинка, но такая узкая и неудобная, что по ней могли проехать только очень опытные и привычные к горным поездкам всадники.
Несмотря на эти опасности и препятствия, беглецы ощущали большую легкость на сердце, ибо каждый шаг удалял их все более и более от страшного могущества, от которого они бежали. Но они все еще находились в пределах наблюдения Святых, в чем и не замедлили убедиться очень скоро. Когда они достигли самой далекой, самой уединенной части прохода, Люси вдруг издала восклицание, указывая на вершину горы. На скале, нависшей над ними, ясно обрисовался силуэт часового.
— Кто идет? — воскликнул он в тот момент, как беглецы поравнялись с ним.
— Путешественники, идущие в Неваду, — ответил Джеферсон Гопп, опуская руку на ружье, привязанное к седлу.
Часовой зарядил ружье и начал рассматривать проезжавших, так как их ответ показался ему недостаточным.
— С чьего разрешения? — спросил он снова.
— С разрешения Четырех Святых, — ответил Ферье.
Он по опыту знал, что это был самый могущественный авторитет для мормонов.
— От девяти до семи! — воскликнул часовой.
— От семи до пяти! — подхватил тотчас же Джеферсон Гопп, вспомнив слова, подслушанные им в саду.
— Проезжайте с Богом! — произнес голос сверху.
Немного далее дорога стала удобнее и беглецы пустили лошадей рысью. Оглянувшись назад, они увидели часового, который стоял на своей вышке, опершись на ружье. Фигура этого часового была для них как бы границей, отделявшей их от страны избранных, и они подумали, что заря свободы уже заблестела впереди них.
V.
Ангелы-мстители
В течение всей ночи они следовали безостановочно, между крутых скал, по дорожке, стесненной отовсюду крупными обломками камня. Несколько раз они сбивались с пути, но Гопп был так хорошо знаком с горами, что очень быстро опять находил верный путь.
На рассвете их глазам представилось грандиозное зрелище. На громадном протяжении возвышались многочисленные высокие горные пики, покрытые снегом. Ряд этих пиков примыкал к высокой отвесной горе, на вершине которой росли лиственницы и буки, нависшие вниз, на дорожку, как будто собираясь задавить всякого, кто отважится пройти по ней. И это могло быть на самом деле, потому что местами на тропинке виднелись громадные упавшие деревья.
