Дэвид Дэвис - Шерлок Холмс против графа Дракулы (сборник)
Глава семнадцатая
Входите, Дракула
Прежде чем вернуться в академию Гарднера, мы зашли в почтовое отделение в Кумб-Трейси, и Холмс послал телеграмму Ван Хельсингу. В ней говорилось, что, хотя наше расследование приносит определенные результаты, перелом еще не наступил. В подробности Холмс, естественно, не вдавался.
– Я чувствую, что мы вполне успешно сможем справиться с делами сами, не заставляя Ван Хельсинга проделать долгий путь в Девоншир, – заметил он.
Думаю, что истинная причина, по которой Холмс не хотел приезда профессора, состояла в том, что мой друг решил заниматься этим делом именно так, как он считал нужным. Никогда за всю нашу долгую совместную деятельность я не видел, чтобы он искал ту славу или известность, которая потом ему доставалась. Для Шерлока Холмса главным была игра. Однако он всегда ревниво отстаивал привилегию вести расследование самостоятельно, без помощи других людей и низбежных помех с их стороны. Вот и сейчас, при всем уважении к Ван Хельсингу и тайным обрядам, которыми тот владел, Холмс все же хотел сам разобраться в этом наиопаснейшем деле.
Уже почти совсем стемнело, когда мы приехали в академию. Гарднер был несказанно рад нашему возвращению и гостеприимно предложил разделить с ним трапезу. К моему великому сожалению, Холмс отклонил его приглашение, объявив, что мы должны незамедлительно пройти к месту своего ночного дежурства. Однако сестра Гарднера, заметив голодный взгляд, который я бросил на стол, накрытый к вечернему чаю, принесла в комнату большой поднос с ужином.
– Пока вы отсутствовали, мистер Холмс, вам передали это, – сказала она, протягивая моему другу продолговатый белый конверт.
– Как его доставили?
– Вскоре после вашего ухода прислуга нашла его на коврике у двери.
Холмс взял конверт и положил в карман. После того как мисс Гарднер ушла, я спросил:
– Разумеется, вы не оставите письмо нераспечатанным?
– Я и так знаю, от кого оно и что в нем написано. Однако, чтобы удовлетворить собственное любопытство, вы можете его распечатать.
Он передал конверт мне. Разорвав его, я увидел между тонкими листами белой бумаги дохлую муху.
– Бог мой! Стэплтон! – воскликнул я.
– Все еще играет в свои игры.
– Это значит, что он приехал сюда вслед за нами!
– Или мы вслед за ним.
– Что вы хотите этим сказать, Холмс?
– Ничего существенного.
– Как вы догадались, что в конверте содержится очередное его предупреждение?
– Ничего особенного, уверяю вас, Уотсон. Несмотря на измененный почерк, я узнал каракули Стэплтона по характерной закорючке на букве «L».
– Что вы теперь предпримете?
– Выбирать не приходится. Присутствие Стэплтона здесь – досадная помеха, но сейчас ничто не должно отвлекать нас от дела. Пока угрозы Стэплтона не примут более осязаемые формы, мне следует их игнорировать.
Эти слова показались мне не лишенными смысла. Попытка преследовать две ускользающие цели могла легко привести к двойному провалу. В то же время меня одолевали серьезные опасения из-за явно легкомысленного отношения Холмса к новому обстоятельству, осложняющему и без того крайне непостую задачу. Я, однако, понимал, что обсуждать это не имеет смысла, поэтому приступил к нашей скромной трапезе.
Когда поднос с посудой унесли, Холмс запер дверь комнаты изнутри. За окнами было уже совсем темно, лишь бледная луна наполняла комнату слабым, неверным сиянием. Холмс зажег лампу у постели мисс Хантер.
– Пусть горит только эта лампа, Уотсон. Не хочется отпугивать нашего возможного гостя чересчур ярким светом.
Холмс вынул из саквояжа Ван Хельсинга небольшую серебряную флягу.
– Держите, – сказал он, кладя ее мне в руку.
– Что этот такое?
– Святая вода. В записках Ван Хельсинга сказано, что она особенно действенна в борьбе со злом. Считается, что освященная в церкви вода – воплощение духовной добродетели, и при соприкосновении с порочным телом вампира она прижигает его плоть.
Я недоуменно поднял брови.
– Понимаю, в это трудно поверить, но нам уже известно, что в этих делах Ван Хельсингу можно доверять. Мы ведем необычную борьбу, Уотсон, и нам следует использовать соответствующее оружие.
Я засунул флягу в карман.
Мы уселись в кресла с двух сторон от камина, и скоро каждый погрузился в свои мысли. Шерлок Холмс сидел, не мигая глядя на жарко пылавший огонь. Немного погодя он зажег трубку и, откинувшись назад, стал смотреть на маленькие клубы голубого дыма, один за другим поднимающиеся к потолку.
Я пытался восстановить в памяти цепочку странных событий, происшедших за несколько последних дней, – спутанный клубок, нити которого привели нас к этому зловещему ночному бдению.
Не помню, когда я уснул, но мне показалось, что прошло совсем немного времени, когда Холмс вдруг принялся настойчиво трясти меня за плечо.
– Что такое? – испуганно спросил я, с трудом очнувшись от дремоты.
Холмс знаком велел мне молчать и кивнул в сторону кровати, где тревожно металась Кэтрин Хантер. Глаза ее были закрыты, но веки беспокойно трепетали, а из горла вырывались хриплые стоны.
– Давно с ней творится такое?
– Это началось минут двадцать назад, с полуночи ее возбуждение постоянно растет.
– С полуночи! – воскликнул я. – Похоже, я немного вздремнул.
Суровые черты моего друга немедленно расплылись в улыбке.
– Вы проспали около четырех часов, но пусть вас это не беспокоит.
Вдруг, резко выдохнув воздух, девушка откинула одеяло и села в кровати. Прерывисто, тяжело дыша, остановившимся взглядом она смотрела прямо перед собой.
Я хотел подойти к ней, но Холмс удержал меня.
– Оставьте ее, Уотсон, – пробормотал он. – Сейчас нам нельзя вмешиваться. Он уже на подходе.
Где-то далеко в ночи раздался вой одинокого зверя, рыскающего по пустоши. Посмотрев в потемневшие оконные стекла, я увидел, что луна скрылась за грядой плотных облаков. Мир по ту сторону балконной двери превратился в зловещую черную пустоту. От порыва ветра задребезжали стекла, пламя лампы беспокойно замигало, но, едва не погаснув, вспыхнуло с новой силой.
Девушка, глядя в ночное небо невидящими глазами, попыталась сорвать с шеи распятие, но, едва коснувшись его, болезненно вскрикнула и отдернула руку. На кончиках ее пальцев я успел заметить темные следы от ожогов.
Холмс стоял рядом, в сильном напряжении наблюдая за поведением девушки. В руке он сжимал серебряное распятие.
И снова ветер, словно пытаясь войти, бился в створки балконной двери. Казалось, от его порывов сотрясается вся комната. Лампа, в последний раз отчаянно вспыхнув, погасла. Теперь единственным источником света был камин.
В красноватых отблесках тлеющих углей лицо девушки приняло по-настоящему демоническое выражение. Сидя на краю кровати, она исступленно крутила головой из стороны в сторону, не переставая что-то невнятно бормотать. Изо рта у нее сочилась слюна. Казалось, она отвечает на какие-то не слышные нам команды.
– Не могу! Не могу! – с тоской причитала она, в очередной раз не сумев сорвать с шеи цепочку с распятием. Затем отчаяние переросло в гнев, и она принялась бить кулаками по кровати. – Не могу! Не могу! – повторяла она в припадке ярости.
Словно в ответ на ее крики, громче завывал ветер. Я чувствовал, как меня переполняет страх. Это не было привычное предчувствие опасности, много раз испытанное мною с тех пор, как я познакомился с Холмсом. Это был ужас перед чем-то непостижимым и неизвестным. По выражению лица Холмса было заметно, что и он испытывает нечто подобное.
Внезапно нашему напряженному ожиданию пришел конец.
Раздался оглушительный треск – ветер, подобно невидимому тарану, с такой силой ударил по створкам балконной двери, что они распахнулись. Я ощутил на себе этот яростный ледяной порыв, ворвавшийся в комнату, разбрасывая бумаги и диванные подушки, сметая безделушки с каминной доски, срывая с полки книги и швыряя их на пол. Девушку отбросило назад на кровать, ее темные волосы разметались. Казалось, по комнате прошлась чья-то невидимая, все разрушающая гигантская рука. Наши кресла опрокинулись, лампа перевернулась и упала на пол.
Подавшись вперед, девушка подползла к краю кровати, подставив лицо ветру. Глаза ее дико горели от нетерпения.
Порыв ветра стих так же внезапно, как налетел. Все смолкло. Мы стояли посреди ужасающего разгрома, замерев в тревожном ожидании. И вот тут я с замиранием сердца увидел, как на пороге балконной двери из темноты возникла чья-то фигура. Девушка издала сдавленный крик и рухнула на кровать в глубоком обмороке.
Очень высокий мужчина был с головы до пят одет в черное, длинный плащ развевался у него за спиной. Лицо его было едва различимо в темноте, но я разглядел два темных пронзительных глаза и твердый злобный рот.
Скользящей походкой он приблизился к кровати. Теперь в свете камина можно было хорошо рассмотреть этого человека: угловатое бледное лицо с тонким прямым носом и необычно вырезанными ноздрями, густые темные волосы, откинутые назад, высокий выпуклый лоб, заостренные уши, широкий подбородок, впалые, худые щеки. Темно-красные губы приоткрылись, показав два острых белых клыка.
