Дэвид Осборн - Убийство на острове Марты

Здесь не случайно написано «почти все»: я утаила от нее, что видела начатый ящик с патронами. Можно было не сомневаться: узнав о нем, Эсси привязала бы меня к кровати. Двое уже были зверски убиты, двое — Элджер (если полагаться на его рассказ) и я — подверглись нападению. Патроны наводили на мысль, что владелец джинсов и теннисных туфель находится гдето поблизости, что он вооружён и вследствие этого опасен вдвойне. Если еще можно как-то избежать утопления или оглушения, то от меткого выстрела спасения быть не может.

Не поделилась я с подругой и своей версией о том, что кто-то посторонний выдает себя за Грейс. Зная практическую сметку Эсси, я решила обождать и посмотреть, не придет ли она к тому же заключению, имея ту же информацию, что и я.

Уяснив, что здоровье мое практически вне опасности, Эсси принялась сурово меня отчитывать за то, что поехала в «Марч Хаус» без нее.

— Никто не посмел бы напасть на нас, если бы мы были вдвоем, — сказала она.

Разумеется, она была права, хотя, если честно, безопасность могла обеспечить она, а не я. Я знала, что Эсси, не в пример мне, способна противостоять насилию. Вслух я, однако, этого не сказала — из самолюбия.

— Помимо всего, мне было бы приятно пройтись по усадьбе. Я мечтаю об этом много лет, — добавила она с особым блеском в глазах, смягчившим суровость ее выговора.

Позже, перебирая заново детали, касающиеся тайной детской и фотографий Артура Хестона, она выразила не меньшее удивление, чем я:

— Представляешь, Маргарет, сколько было хлопот у старших Чедвиков, когда они узнали, что дочь забеременела? Не так просто было это скрыть.

— Еще неизвестно, был ли это ее сын, — возразила я. — Он мог быть и младшим братом.

Однако сама я вряд ли верила в это. У меня уже сложилась версия о том, как молодая красивая девушка из состоятельной семьи вдруг оказывается в положении, которое в то время в глазах ее ограниченных родителей означало крайнюю степень позора. Незаконный ребенок! Необходимость в течение многих лет прятать Артура, скрывать свои сношения с ним, сведя их до одного раза в год. Из этого, по-видимому, следовало, что она была его матерью.

— Однако не исключено и другое, — сказала я с сомнением. — Он мог быть ее старым другом и, возможно, не имел к детской никакого отношения.

— Возможно, — эхом отозвалась Эсси. — Но это уже не так забавно.

— Стыдись! — сказала я. В характере Эсси я отмечала черты, свойственные островитянам, ту суровость, которая помогала ей коротать долгие одинокие вечера. Я вернулась к теме, казавшейся мне более важной.

— Теннисные туфли и джинсы явно принадлежат женщине, молодой и стройной. — Я поколебалась, памятуя о том, как накануне, разбирая ловушки на омаров, Эсси отвергла самую возможность подозревать Эстеллу Перкинс, потом нерешительно произнесла: — Такой, например, как Саманта Сандерсон.

Эсси иронически улыбнулась.

— Теперь ты добралась до Саманты?

— Джинсы подошли бы ей по размеру.

Она покачала головой.

— Мне кажется, ты слишком уж этим увлеклась. Должно существовать разумное объяснение. Разумеется, джинсы могут принадлежать и Саманте. Возможно, ее застиг в усадьбе дождь, или она переоделась там по другой причине. Но более вероятно, что они принадлежат кому-то, кто помогает Грейс по дому.

— Но кому?

Эсси пожала плечами.

— Откуда мне знать? Может, нанятой на лето девушке из местных или студентке колледжа. Надо спросить у Ротенберга.

— Но зачем они пошли бы переодеваться в детскую? — не соглашалась я. — Грейс, по всему, держала ее существование в секрете и запирала на ключ.

— Если вещи лежат там, это еще не значит, что их там и сняли, — возразила Эсси. — Грейс могла положить их в комод позже.

— А как ты объяснишь парики? — Я даже затаила дыхание: вот сейчас она поймет, к чему клонится дело.

Я, однако, ошиблась: Эсси ничего не поняла.

— Парики? — переспросила она со вздохом. — Ты спрашиваешь, почему они оказались в детской? Но разве тебе неизвестно, как тщеславна Грейс? Вспомни, она не хотела, чтобы их увидел кто-нибудь, в особенности Артур Хестон, который, судя по тому, что ты мне рассказала, имел обыкновение заглядывать в ее комнату.

Эти слова повергли меня в удивление: рассматривая парики как средство изменять внешность, я никоим образом не утверждала, что Грейс пользовалась ими. Я сказала как можно равнодушнее:

— Я не знала, что Грейс носила парик.

— А как же? — с уверенностью произнесла Эсси. — Она сама говорила мне об этом, я хорошо помню. У нее выпали волосы от химиотерапии, перед наступлением ремиссии. А волосы вновь не отрастают.

— Если это и так, — сказала я, стараясь не показать своего разочарования, — если джинсы и парики ничего не объясняют, тогда у нас остается единственный ключ — намерение Розы выкупить «Марч Хаус», если, конечно, Эстелла не сочиняла.

Эсси смутилась.

— Ключ? Я не понимаю тебя. Ключ к чему?

— К разгадке мотивов убийства.

Она заговорила тоном терпеливой матери, убеждающей несмышленого ребенка:

— Я не понимаю, Маргарет, каким образом намерение Розы выкупить усадьбу могло побудить кого бы то ни было убить Грейс. Напротив.

— Прошу тебя, Эсси! — вскричала я. — Перестань убеждать меня в том, что Розу убили по ошибке. Убийца, кто бы он ни был, наметил своей жертвой Розу, и только ее.

— Ты настаиваешь на этом своем предположении, Маргарет…

— Это не предположение, — запальчиво возразила я. И тут же вспомнила, что еще не рассказывала Эсси про то, что Элджер был очевидцем убийства.

— Ох, извини! — сказала я почти со страхом: это мое упущение могло обидеть подругу даже в большей степени, чем поездка в «Марч Хаус» без нее.

Однако, к моему удивлению, она вовсе не показалась мне обиженной, когда я повторила ей все, что узнала от Хедер. Лицо ее хранило то особенное, скептическое выражение, которым она хотела показать, что не хочет быть невежливой, хотя и не верит ни единому слову.

— Это безумно интересно, моя дорогая Маргарет. Мне, однако, ясно одно — ты взяла под свою опеку несчастных, отчаявшихся членов семьи этого человека, вынужденного искажать истину.

— Напротив, — твердо сказал я. — Я в нем не сомневаюсь.

— Вижу. — Эсси недоверчиво фыркнула, и это охладило мой пыл. До сих пор она брала надо мною верх и успела завести меня на ложный путь. Я опасалась, что она снова переубедит меня — ее взгляд на вещи всегда был более здравым, чем мой. Я решилась — будь что будет — изложить ей свою теорию о самозваной Грейс.

— Давай вернемся к джинсам и парикам, — предложила я. — Представь себе, что Грейс не носила париков в результате облысения, а джинсы и туфли не принадлежали приходящей служанке. Предположим, что они принадлежали убийце.

Я сделала паузу. С минуту Эсси молчала, уставившись на меня с озадаченным выражением, потом сказала:

— Если я тебя правильно поняла, ты теперь считаешь, что человек, убивший Розу и Артура и напавший на тебя (допустим, что это было одно и то же лицо — заметь, это только допущение), — человек тот, кто бы он ни был, носит личину Грейс?

— Да. И более того.

— Что же?

— Я полагаю, что у Грейс не было чудесной ремиссии.

— Ты хочешь сказать, что она умерла? — Брови Эсси поползли вверх.

— Да.

— Шесть лет назад?

— Да.

— И все это время кто-то, по-твоему, выдает себя за нее?

— Да, — подтвердила я.

Эсси тихонько присвистнула.

— Вот это мысль!

— Я не верю в то, что у старой женщины, такой слабой и немощной, как Грейс, может быть столь длительная ремиссия. А моя новая теория объясняет все.

— Ну, положим, не все, — уточнила Эсси после короткой паузы. — Она не объясняет, к примеру, как можно было скрыть смерть Грейс от людей.

Я хотела ей возразить, но Эсси предостерегающе подняла свою загорелую мозолистую руку.

— И она не объясняет, зачем кому бы то ни было становиться двойником Грейс и, следуя твоей логике, воспользоваться своим положением для убийства Розы Перкинс и Артура Хестона. Как ты объяснишь все это?

— Не знаю, — призналась я. На том этапе я и в самом деле не знала этого.

Мы помолчали. Эсси напряженно размышляла. Я видела, что поколебала ее уверенность, но не была уверена, что она склонна согласиться со мной. Спустя минуту она произнесла:

— Если ты всерьез считаешь, что кто-то выдает себя за Грейс, то кто, по-твоему, это может быть?

Я покачала головой. Моя собственная уверенность подверглась испытанию.

— Этого я также не знаю, — сказала я. — Не имею ни малейшего представления. У меня только одни догадки.

— Ты говоришь, что мошеннице должны годиться джинсы и туфли. Этот след ведет к Саманте, так? Или, может быть, к Эстелле?

— Может быть.