Филис Джеймс - Неженское дело
– Да, но откуда Марк знал, где ему искать отца? Следователю сэр Роналд сказал, что не разговаривал с сыном больше двух недель.
– А вот это интересный вопрос. Задайте его мисс Лиминг. Или еще лучше – спросите Ланна, в самом ли деле это он звонил в колледж. Кстати, если вы ищете злодея, то лучшей кандидатуры, чем Ланн, вам не найти. Мне этот тип всегда казался зловещим.
– Я не знала, что вы с ним знакомы.
– О, в Кембридже его любая собака знает. Он носится по городу на этом своем ужасном фургоне без окон с такой ожесточенной целеустремленностью, словно ему поручили доставлять в газовые камеры непокорных студентов. Ланна знают все. Улыбается он редко, но уж если улыбается, то так, словно сам себя изнасиловал. На вашем месте я бы этим Ланном занялся основательно.
Они пошли дальше в молчании. Вечерний воздух был теплым и ароматным. Повсюду уже горели огни. На Корделию навалились вдруг одиночество и грусть. Будь Берни жив, они обсуждали бы сейчас обстоятельства дела, удобно устроившись в самом дальнем углу какого-нибудь кембриджского паба, огражденные шумом и облаками табачного дыма от постороннего любопытства. Это был бы негромкий разговор на понятном им одним жаргоне. Им было бы о чем поразмыслить. Например, о личности молодого человека, над изголовьем которого висел шедевр живописи, но который купил тем не менее дешевый журнальчик с вульгарными голыми девицами. Или журнал принадлежал не ему? Тогда как страница из него оказалась в траве у коттеджа? Стоило обсудить причины, заставившие отца солгать о последнем телефонном звонке сына, незаконченную работу в саду и брошенный грязным инструмент, цитату из Блейка, аккуратно отпечатанную на машинке. Они поговорили бы об Изабел, которая явно перепугана, и о Софи, которая безусловно честна, и о Хьюго, которому наверняка что-то известно о смерти Марка. Впервые Корделия почувствовала сомнения в своей способности справиться с этим делом в одиночку. О, если бы рядом был кто-то надежный, кому можно было бы довериться! Она снова подумала о Софи, но нет – она же была возлюбленной Марка, она сестра Хьюго. Софи – лицо заинтересованное. Корделия была одна, но в конце концов ей не привыкать.
На углу Пэнтон-стрит они остановились, и Хьюго спросил:
– Вы вернетесь на вечеринку к Изабел?
– Нет, спасибо. У меня еще есть работа.
– Вы остановились в Кембридже?
«Просто ли вежливым любопытством продиктован этот вопрос?» – подумала про себя Корделия и, сразу сделавшись осторожной, ответила:
– Да, я тут нашла невзрачную, но очень дешевую гостиницу у вокзала.
По-видимому, эта ложь его удовлетворила, и они распрощались. Она вернулась на Норвич-стрит. Малолитражка стояла на месте, прямо против дома номер 57, но сам дом был теперь темен и неприветлив. Его окна смотрели на Корделию холодно и негостеприимно.
* * *Она так устала к тому времени, когда добралась до коттеджа, что не нашла в себе сил отогнать машину в укрытие и припарковала ее рядом. Садовая калитка скрипнула у нее под рукой. Ночь была темная, и ей пришлось достать из сумки фонарик. Следуя за кружком его света, она обогнула дом и подошла к задней двери. Открыв замок, она ступила внутрь. Свет фонарика, который держала ее усталая рука, причудливо заплясал по дощатому полу. Потом, подчиняясь ее невольному движению, он дернулся вверх и осветил то, что свисало с крюка в потолке. Это был валик с кровати. Верхний его конец туго перетягивала проволока, образуя нечто похожее на голову, на нижний – были напялены брюки Марка, пустые штанины нелепо болтались, одна выше другой. Она стояла, глядя на все это, парализованная ужасом, и до нее донеслось легкое дуновение, словно в открытую дверь прошмыгнуло какое-то невидимое живое существо.
Наверное, она простояла вот так, пригвожденная к месту страхом, всего какие-нибудь секунды, но ей показалось, что прошла вечность, прежде чем она собралась с духом встать на кресло и снять чучело с крюка. Хотя испуг и чувство отвращения все еще владели ею, она не забыла, что нужно обратить внимание на узел, которым была завязана проволока. Это была простая петля. Значит, либо ее зловещий посетитель решил не повторяться, либо просто не знал, как был завязан узел на ремне Марка. Она положила валик на кресло и вышла из коттеджа, чтобы взять пистолет. Поначалу она совсем забыла о нем, но сейчас ей хотелось чувствовать в руке его успокаивающую тяжесть. Выйдя наружу, она остановилась у двери и прислушалась. Сад, как казалось ей теперь, был полон звуков: странных похрустываний, похожих на вздохи шуршаний. На цыпочках добралась она до куста бузины и постояла немного, вслушиваясь, прежде чем решилась повернуться к коттеджу спиной и, вытянув руку, нашарила пистолет. Он оказался на месте. Она облегченно вздохнула и сразу почувствовала себя лучше. Пистолет не был даже заряжен, но для нее это не имело значения. Она поспешила обратно в коттедж, чувствуя, что страх ее отпускает.
Прошло еще около часа, прежде чем она смогла отправиться спать. Сначала она зажгла лампу и с пистолетом в руке обыскала весь коттедж. Затем обследовала окна, и ей сразу стало ясно, каким путем забрались внутрь. Окно, выходившее на задний двор, не имело задвижки, и его легко можно было открыть снаружи. Достав рулон клейкой ленты, она, как учил Берни, отрезала несколько тонких полосок и прикрепила их между рамой и оконным переплетом. Хотя маловероятно, что в коттедж можно было проникнуть через окна, выходившие на улицу, она проделала с ними ту же процедуру. Защитить ее от вторжения извне это не могло, но по крайней мере утром она будет знать о нем.
Она умылась в кухне и поднялась наверх. Дверь спальни не запиралась, поэтому ей пришлось оставить ее слегка приоткрытой и, осторожно определив точку равновесия, поставить на ее верхний край тяжелую крышку от сковородки. Если в дом кто-нибудь влезет, врасплох это ее не застанет. Напомнив себе, что она имеет дело с убийцей, она зарядила пистолет и положила его на столик рядом с кроватью. Затем она осмотрела проволоку. В сущности, это была крепкая многожильная струна длиной около четырех футов, уже не новая, один конец растрепан. Она даже расстроилась, поняв всю безнадежность попыток установить, где эта струна была взята. Тем не менее она навесила на нее ярлык и уложила в чемоданчик. Так же она поступила с ремнем и запиской. Утомление ее было так велико, что даже эта простая работа стоила усилия воли. Потом она положила валик обратно на кровать, справившись с сильным желанием сбросить его на пол и спать без него. Когда она наконец улеглась, ничто – ни страх, ни неудобства – не могли помешать ей заснуть. Всего несколько минут пролежала она, слушая тиканье своих часов, прежде чем провалилась в забытье крепчайшего сна.
Глава IV
Корделию разбудил на следующее утро галдеж птиц и ослепительный солнечный свет нарождающегося великолепного дня. Несколько минут она пролежала, вытянувшись в своем спальном мешке, наслаждаясь покоем. Умывалась она опять в кухне, стоя, как это наверняка делал и Марк, в оцинкованной ванночке из сарая и поливая себя холодной водой, от которой захватывало дух. В простоте деревенской жизни была неизъяснимая прелесть, которая помогала справляться с бытовыми неудобствами. Ни при каких обстоятельствах Корделии не доставило бы удовольствия обливание холодной водой в Лондоне, как не показался бы ей там таким аппетитным запах бекона, поджаренного на керосинке.
Коттедж был буквально весь залит солнцем и стал от этого таким уютным, что Корделия без страха смотрела теперь в будущее, что бы ни готовил ей грядущий день. В умиротворенное солнечное утро даже гостиная казалась не тронутой трагедией Марка Кэллендера. Не верилось, что простой крюк в потолке мог послужить однажды для такой страшной цели. Нереальным казалась и вчерашняя жуткая картина, увиденная в свете карманного фонарика. Даже принятые на ночь предосторожности выглядели глупыми теперь, при свете ясного дня. Она почувствовала это, когда разряжала пистолет и прятала его, стараясь оставаться незамеченной, в том же бузиновом кусте.
Она решила, что первым делом ей нужно постараться разыскать няню Пилбим. Даже если этой женщине ничего не известно о причинах смерти Марка или о том, что побудило его бросить учебу, с ней все равно полезно будет побеседовать о детстве Марка. Ей наверняка известен его характер, как никому другому. Он был ей достаточно дорог, чтобы она приехала к нему на похороны, заказав дорогой венок. Она навещала его в колледже в день его рождения. Возможно, они виделись часто и ей одной он доверял. Матери у него не было, и няня Пилбим могла в известной степени заменять ее.
Въезжая в Кембридж, Корделия размышляла, с чего лучше начать поиски. Вполне вероятно, что няня Пилбим живет где-то в округе. Вряд ли в самом Кембридже, потому что тогда Хьюго Тиллинг встречал бы ее чаще. Из того, что он о ней рассказал, можно заключить, что она стара и скорее всего бедна. Трудно предположить поэтому, что на похороны она могла прибыть издалека. Ясно также, что она не принадлежала к официальной свите плакальщиков из Гарфорт-хауса и не была приглашена сэром Роналдом. По словам Хьюго, никто из присутствующих на похоронах ни словом ни с кем не перемолвился. Не похоже поэтому, что мисс Пилбим была уважаемой всеми хранительницей семейных традиций. Пренебрежение, которое проявил к ней сэр Роналд, встретившись с ней по столь трагическому поводу, заинтриговало Корделию. «Какое же все-таки место занимала няня Пилбим в этой семье?» – думала она.
