Энтони Гилберт - Профессиональное убийство
Банальные размышления Грэма не интересовали меня, и я спросил у него адрес миссис Хэммонд. Он предупредил меня, что она могла переехать, он не поддерживал с ней отношений, но раньше миссис Хэммонд снимала квартиру в Хэмпстеде. Я навел его на разговор о том вечере, когда исчез Рубинштейн, но Грэм оказался несловоохотливым. Сказал только, что писал письма.
— Как ты помнишь, — добавил он.
— Я тоже писал письма, — заметил я. — Ручаться ни за кого из вас не могу.
Приехав в Хэмпстед по указанному адресу, я узнал, что миссис Хэммонд там больше не живет. Остаток дня я потратил на поиски ее нового адреса и когда наконец нашел нужный дом, она оказалась на собрании и должна была вернуться поздно. Я оставил ей записку с сообщением, что позвоню на следующее утро. Миссис Хэммонд сказала, что сможет уделить мне несколько минут. Я должен быть в доме ровно в одиннадцать тридцать. Приехал я в одиннадцать двадцать пять, и когда часы пробили полчаса, дверь открылась, и вошла миссис Хэммонд. Шляпка, украшенная птичьим пером, и волосы с проседью придавали ей очень официальный вид. Рукопожатие у нее было крепким, голос звонким. Она носила очки без оправы, глаза ее были карими. Миссис Хэммонд сразу же сказала, что ее время очень ограничено и она не может брать на себя какие-то новые обязательства или пожертвования. Подробно описала свою работу, требования, налагаемые на нее этой работой, и, истратив на это большую часть отведенного мне времени, стала ждать моих объяснений. Я назвал имя Фэнни, и она сразу же бросила на меня подозрительный взгляд.
— Я не видела мисс Прайс после смерти своего мужа, — произнесла она. — И в любом случае о ее личных делах ничего не знаю.
Годы общения с шантажистами, негодяями, беглыми мужьями и отцами внебрачных детей сделали ее замкнутой и недоверчивой.
— Мистер Грэм, живущий в «Рейвенсвуд меншнс», назвал мне вашу фамилию. Сказал, что, вероятно, вы мне поможете.
— Я понятия не имею, где она, — заявила миссис Хэммонд.
Я удивился. Подумал, не имею ли дело с сумасшедшей. Когда вопрос для тебя чрезвычайно важен, кажется невероятным, чтобы кто-то даже не подозревал об этом.
— Мисс Прайс в тюрьме, ожидает суда за убийство.
— Вот как? — Не могу передать холодный тон, каким это было сказано. — Ничего удивительного.
Для большинства людей весть о том, что твой знакомый обвиняется в преступлении, караемом смертной казнью, — потрясение, но миссис Хэммонд, очевидно, встречалась с женщинами-убийцами или подозреваемыми в убийстве постоянно.
— Я никогда не считала ее заслуживающей доверия, и, само собой, если ведешь себя вольно с мужчинами, рано или поздно попадешь в беду.
— С какими мужчинами? — спросил я.
— Она вечно встречалась со всякими мужчинами. Казалось, для нее не существовало никакого различия. То отправлялась в «Баркли» с человеком во фраке, то в дешевый танцзал с кем-то в повседневном костюме от дешевого портного. Была просто помешана на удовольствиях.
— Она долго работала у вашего мужа?
— Около двух с половиной лет.
— А почему ушла от него?
— Он умер.
— Иначе могла бы работать до сих пор?
— Наверное. Муж был высокого мнения о ее работе.
— В таком случае не думаете ли, что опасно называть ее не заслуживающей доверия?
— Я не имела в виду работу. Свое дело Фэнни знала. Но… я всегда замечала у нее склонность к авантюрам. Какое-то время такие особы живут блестяще, однако кончают жизнь плохо.
— Дело в том, — вежливо объяснил я, — что мы, ее друзья, не считаем, что она виновна.
— В таком случае зачем было приезжать ко мне? Помочь вам я не могу. Меня там не было. Об этом деле я ничего не знаю. Неужели вы ожидаете, что я приду в суд и скажу: «Я уверена в ее невиновности, потому что она два с половиной года была секретаршей моего мужа и она не из тех молодых женщин, что прибегают к насилию?» Если на то пошло, я уверена, что как раз из тех.
— Мы не хотим, чтобы вы приходили в суд и говорили это, — сухо заметил я. — Я прошу сообщить, где ваш муж встретил ее.
— Я не знаю фамилии этого человека. У нас с мужем были разные интересы, и мы их разграничивали. Ни он, ни я не заводили разговоры на профессиональные темы. У него были свои дела, а у меня свои. Я много работаю в социальной сфере и в комиссиях, а исследования мужа — накануне смерти он писал книгу о восточном искусстве — зачастую не давали ему спать до утра. Однажды он сказал мне, что в доме у одного друга познакомился с девушкой, из которой, казалось ему, получится хорошая секретарша. Она ничего не знала о его специфической теме, но он думал, что она изучит ее. Девушка владела стенографией, а он как будто был поражен ее умом. Да, бесспорно, она была умной. Если бы у меня попросили отзыв о ней, я бы сказала, что она хорошо справлялась со своей работой.
— Вашему мужу легко было угодить?
— Нет. Он сильно страдал от боли после несчастного случая в юности, был из-за этого раздражительным, требовательным.
— Но на Фэнни не жаловался?
— Нет, он всегда очень высоко отзывался о ней. Но я, разумеется, хорошо знаю по опыту, что женщина может быть очень хорошей работницей и очень скверным человеком.
— Вы руководствуетесь только интуицией, — возразил я.
— И знанием человеческой натуры, — самодовольно заявила миссис Хэммонд. — Имейте в виду, большую часть жизни я работала с людьми, в частности с молодыми женщинами.
Этот разговор не приносил никаких результатов. Я спросил, не может ли она сказать мне, где жила Фэнни, когда работала у ее мужа, и она назвала мне дом на Фосетт-стрит.
— Разумеется, женщина, получавшая такие деньги, какие платил ей мой муж, не могла позволить себе квартиру в той части Лондона, если у нее не имелось других доходов. А я знаю, сколько времени Фэнни проводила с ним. Она не могла работать где-то еще.
Намек миссис Хэммонд был понятен.
— Вы не принимаете во внимание частные средства? — поинтересовался я.
— Пожалуй, мне следует сообщить вам еще кое-что, — продолжила она. — Пока мисс Прайс была здесь, произошел очень неприятный случай. У меня пропала драгоценность, застрахованная, разумеется. Мисс Прайс старательно помогала советами и наведением справок, однако драгоценность так и не нашлась.
— И вы хотите сказать, что Фэнни была причастна к ее… пропаже?
— Это было бы клеветой в устной форме. Но полицейские заявили, что похитил ее явно кто-то из находившихся в доме. А слуги работали у меня много лет. — Она взглянула на часы. — Прошу прощения, больше я ничем не могу вам помочь.
И миссис Хэммонд нажала кнопку звонка.
Глава двенадцатая
И сердце буду я носить на рукаве,
Чтоб расклевали его галки.
ОтеллоНа этом мы расстались, и я отправился на Фосетт-стрит. Снова подумал, что у Фэнни хватает ума выбирать хороший адрес и мириться с посредственными удобствами. Фасад дома выглядел впечатляющим, даже красивым, но интерьер был убогим. Свисающие занавеси скрывали выпуклости стен, квартиры были дешевыми. Швейцара там не было, и когда я приехал, домоправительницы на месте не оказалось. Я поднялся к квартире номер восемь, где некогда жила Фэнни. Дверь открыла приветливая молодая женщина.
— Если вам нужен Билл, — сказала она, — то он пошел забрать из ремонта ботинки. Неожиданно получил утром несколько гиней и наконец может заплатить за новые подметки. Можете зайти, подождать его. Я как раз жарю рыбу.
Я объяснил, что Билл мне не нужен.
— Мне дали этот адрес, сказали, что года два назад здесь жила мисс Прайс.
— Эта красавица? Вы знали ее? Наверное, теперь не общаетесь?
Неосведомленность этой женщины изумила меня больше, чем незнание миссис Хэммонд.
— Она в тюрьме, — сообщил я.
— Неужели это она? Господи! Какие скверные в газетах фотографии. Плохо, что Билл не написал ее портрет. Знаете, Билл помешанный, — доверительно добавила она. — Мечтает о ней с тех пор, как увидел ее. Хотел написать портрет. Мы видели ее всего два раза. Эта квартира была передана в субаренду, а у нее имелись подсвечники, которые мы думали приобрести. Когда заговорили о цене, разумной из нас троих оставалась только я. Фэнни Прайс готова была согласиться на любую цену — сказала, что все равно терпеть их не может, — а Билл готов был дать ей, не торгуясь, сколько она запросит. Отдал бы ради этого в заклад все, кроме своего мольберта. Он был от нее без ума. Забросил все, пытался сделать ее зарисовки пастелью. Заходил разговор о портрете маслом, но ничего не вышло. Будь у него этот портрет, он мог бы теперь запросить за него любую цену.
— Вы не поддерживали отношений с ней?
— Мы были беднее ее. После того как она съехала, я делала уборку и нашла закладную. Бриллиантовая брошь — двадцать пять фунтов. Сами знаете, что за народ эти владельцы ломбардов. Если не можешь предъявить закладную, они присваивают твои вещи. Однажды я чуть не поставила одному такому фонарь под глазом, потому что он не хотел отдать мне из заклада единственный приличный костюм Билла. А Биллу нужно было идти на встречу с предполагаемым клиентом. Ну, я подумала о несчастной Фэнни Прайс, ищущей эту закладную и теряющей двадцать пять фунтов. Потому что если владелец ломбарда дает тебе за брошь такие деньги, она наверняка стоит раза в четыре дороже.
