Эрл Гарднер - Дело о молчаливом партнере
– Я всегда старался работать лишь с теми клиентами, которые действительно были невиновны. И до сих пор мне везло. Очень часто я рисковал, полагаясь лишь на свою интуицию, и в конце концов оказывалось, что я все-таки прав. Косвенные улики могут быть однозначно против клиента, но затем я замечаю нечто особенное в его поведении, в манере держать себя, в том, как он отвечает на вопросы, или еще нечто такое, что заставляет меня поверить в то, что он невиновен. И тогда я берусь за дело и довожу его до победного конца. Но от неудач не застрахован никто, в том числе и я. Шансы на победу или поражение должны распределяться примерно поровну – пятьдесят на пятьдесят. До сих пор, судя по гроссбуху нашего правосудия, мне удавалось оставаться не внакладе. Это большая удача. Но теперь меня не покидает ощущение, что в самом скором времени положение вещей может измениться и безжалостный «дебет» начнет уверенно наверстывать упущенное, отвоевывая утраченные позиции.
– А разве это так уж важно? – спросила она.
– Не знаю, – откровенно признался он. – Но я убежден в одном: адвокат просто не может, не имеет права спокойно почивать на лаврах и отказываться от дела лишь потому, что он, видите ли, не до конца уверен в невиновности своего клиента. У каждого человека есть право на защиту. Никто не может объявить его виновным до тех пор, пока двенадцать присяжных не вынесут единогласного вердикта. А потому просто бесчестно поступает тот адвокат, который по собственной инициативе берет на себя функции присяжных и, взвесив все улики, объявляет: «Нет, я не возьмусь за ваше дело, потому что считаю вас виновным», лишая тем самым обвиняемого последней надежды на справедливый суд.
Пристальный взгляд Деллы был прикован к нему.
– Насвистываете в темноте, чтобы не так сильно ее бояться?
– Именно так, – улыбнулся он в ответ.
– Я так и подумала.
– Но главная проблема в том, что у нее слабое сердце. Ей пришлось многое пережить, вот моторчик и поизносился. И для того чтобы оно снова пришло в норму, ей требуется полный покой и длительный курс лечения. До полного выздоровления еще очень далеко.
Если же ее обвинят в преступлении, поставят перед Большим жюри, если ее станет допрашивать окружной прокурор или даже если ей просто не будут давать проходу репортеры, то, боюсь, у этой истории будет очень печальный конец.
– Она проиграет дело?
– Нет, она сыграет в ящик.
– Ой!
Немного помолчав, Мейсон добавил:
– Это равносильно смертному приговору. А если ты знаешь наверняка, что человек умрет из-за того, что ему предъявят обвинение… то тогда этого просто нельзя допустить, вот и все.
– Ясно. И что же теперь делать?
Мейсон задумчиво потер пальцами подбородок.
– Вот то-то и оно, в этом-то и проблема. Такая ситуация законом не предусмотрена. Вообще-то можно было бы обратиться в суд и добиться решения о помещении ее в санаторий под наблюдение врача, где бы ее никто не потревожил. Но в таком случае врач будет назначен самим судом, и так или иначе он будет подвержен влиянию окружного прокурора. Основная же проблема заключается в том, что с той самой минуты, как я появлюсь в суде, я должен буду приводить веские доказательства в защиту своей версии. Так, я могу привести в суд своего врача, который засвидетельствует под присягой, что он обнаружил в результате осмотра. Окружной прокурор потребует, чтобы его доктор перепроверил заключение моего. Судья же, скорее всего, захочет встретиться с ней лично. Ей придется как-то объяснять, что означают все эти встречи. И тогда она догадается, что ей собираются предъявить обвинение в убийстве, как только она достаточно поправится, чтобы… Нет, этот путь не годится. Я не могу допустить, чтобы она жила в постоянном страхе.
– И как же тогда быть? Что вы намерены делать? – спросила Делла Стрит.
– У меня нет иного выхода, как направить полицию по ложному следу. Нужно будет сделать так, чтобы они не смогли найти ее, – сказал Мейсон.
– А вам не кажется, что это уж слишком? А что, если она им действительно понадобится и ее станут повсюду разыскивать?
– Вот как раз это-то меня и беспокоит, – мрачно покачал головой Мейсон. – Есть лишь один способ удержать их от этого, а заодно и провернуть одно очень важное дельце.
– Какое еще дельце?
– Я хочу, чтобы полиция вышла на Роберта Лоули.
– А разве они его не ищут?
– Ищут, но не слишком в этом усердствуют. Ведь пока что он просто исчезнувший свидетель, пустившийся в бега ради спасения собственной шкуры, и к тому же все необходимые показания полиция может получить и от других свидетелей.
– Так что же вы намерены предпринять?
– Я уже все предпринял, – усмехнулся Мейсон. – А сейчас я просто оглядываюсь назад, чтобы увидеть целостную картину в правильной перспективе – это как покорение вершины. Приходится постоянно оглядываться, чтобы видеть, как высоко ты забрался.
– Или как глубоко придется падать? – уточнила она.
– И то и другое, – согласился Мейсон.
Наступило непродолжительное молчание, а потом Делла резко произнесла:
– Итак, что сделано, то сделано. Так чего же теперь из-за этого переживать?
– Я переживаю вовсе не из-за этого.
– А из-за чего?
– Мне придется втянуть в это дело и тебя.
– Но как?
– Если бы ты только знала, как мне этого не хочется. Но другого выхода нет. Если ты будешь точно следовать указаниям и не станешь задавать вопросов, то я смогу оградить тебя от неприятностей, но…
– А я не хочу, чтобы меня ограждали от неприятностей, – нетерпеливо заявила она. – Сколько раз вам нужно повторять, что это и моя работа тоже? И если вы рискуете, то я тоже хочу рисковать.
Он покачал головой:
– Нет, Делла, никакого риска.
– Что я должна буду делать?
– Просто следовать указаниям и не задавать вопросов.
– И что это будут за указания?
– У меня есть книжка дорожных чеков. На них стоит имя Карлотты Лоули. Потренируйся расписываться как она, пока не будет получаться похоже – но не слишком. Это нужно для того, чтобы вызвать кое у кого подозрения. Но только прежде, чем это произойдет, ты должна будешь успеть обналичить несколько из этих чеков.
Ее взгляд был сосредоточен. Боясь пропустить хоть слово, она сидела абсолютно неподвижно, внимательно смотрела на него и слушала.
– Обналичивание первых чеков ты должна будешь превратить в настоящее представление. Сначала отправишься домой и наденешь свое самое лучшее платье. Потом заедешь в ломбард и купишь там подержанную дорожную сумку; попроси, чтобы на нее нанесли инициалы «К.Л.». Прямиком оттуда отправляйся в отель. Там ты скажешь, что еще не знаешь, будешь ли снимать у них номер или же остановишься у друзей, и пообещаешь определиться с этим в течение примерно получаса. Затем подойдешь к окошку кассы и скажешь, что хотела бы обналичить чек на сто долларов или даже на меньшую сумму. Короче, как получится. Проблем с этим возникнуть не должно. А в случае чего объясни, что ты собираешься снять номер в их отеле.
Потом подойдешь к телефону, скажешь портье, что решила все-таки остановиться у знакомых, и уйдешь. Затем проделаешь то же самое еще в двух-трех отелях. А потом отправишься в универмаг, купишь там какую-нибудь мелочь и расплатишься за нее чеком на небольшую сумму. Как видишь, пока что все легко и просто.
– Ну а когда же начнутся трудности?
– Думаю, для этого тебе будет лучше отправиться в универмаг, – продолжал Мейсон. – Там ты наберешь всякой мелочи долларов на пять и попытаешься оплатить ее стодолларовым чеком. Кассирша будет с тобой любезна и обходительна, но наверняка это ее насторожит. И тогда она захочет взглянуть на твое водительское удостоверение или на какой-либо еще документ, удостоверяющий твою личность. Ты для виду пороешься в сумочке, а затем изобразишь крайнее волнение и трагическим голосом заявишь, что забыла кошелек вместе с водительским удостоверением в женском туалете. Скажешь кассирше, что вернешься через минуту. И вот еще что. Отойдя от кассы, ты оглянешься и крикнешь ей: «У меня в том кошельке больше трехсот долларов».
– И что потом?
– А потом ты уходишь и уже не возвращаешься. Просто бесследно исчезаешь.
– А дорожные чеки?
– Оставь их в кассе.
– Я не должна требовать их назад?
– Нет. В этом-то и весь фокус.
– Как это?
– Сначала кассирша будет недоумевать, почему ты не вернулась. Она также задумается и над тем, зачем ты пыталась обналичить чек на сто долларов, чтобы расплатиться за пятидолларовую покупку, имея в кошельке три сотни наличными. Потом она начнет внимательно присматриваться к твоей подписи. И в конце концов вызовет полицию.
– Ясно, – сказала Делла. – Когда мне начинать?
– Прямо сейчас.
Она подошла к шкафу, надела шляпку и пальто, задержавшись на секунду перед зеркалом, чтобы припудрить лицо и подкрасить губы.
