Батья Гур - Убийство в кибуце
— Она умерла от паратиона, — вмешался Моше, — представьте себе — от паратиона! — При этом Махлуф Леви с укоризной посмотрел на Михаэля.
— Что ты имеешь в виду под паратионом? — недоуменно спросила Шломит, и все трое вновь уставились на Михаэля, которому пришлось повторить то, что он уже рассказывал Моше. Он старался не встречаться с пристальным взглядом Дворки и стал разглядывать молодежь. Только после этого он посмотрел на хозяйку дома, которая сидела с плотно сжатыми губами и как будто не слышала, о чем тут говорили.
— Не знаю даже, как она пережила это горе. Иногда мне кажется, что я слышал, как надрывно билось ее сердце, — сказал Моше, когда они уже покинули дом Дворки.
Михаэль, шедший позади Моше по дороге к хранилищу ядов, был поглощен своими мыслями и не замечал открывавшихся по сторонам картин.
В его ушах все еще звучал голос Дворки, когда она на прощание произнесла: «Тот, кто никогда не жил в кибуце, не поймет его самой главной сущности. Чужаку этого не дано, поэтому все ваше расследование — это полная бессмыслица. Вы только зря потратите время».
Глава 8
Нахари не поднимал голоса. Он просто произносил каждое слово очень четко и выделял конец каждой фразы.
— Мы работаем командой, — он повторил это несколько раз, не вставая из-за стола, за которым восседал. Таким же холодным, начальственным тоном, но еще более четко он добавил: — Ты другим даже не даешь возможности обсудить целесообразность совершаемых тобой действий. Здесь — не районное управление Иерусалима. У нас работают умные, талантливые люди. — Михаэль смотрел на него и молчал. — Я не пойму, почему ты посчитал необходимым подменять собой патологоанатомов и саботировать их работу. Мы могли бы координировать с ними все наши действия… — Голос постепенно затихал. — Хочешь чего-нибудь сказать? — После нескольких минут молчания его голос снова загремел: — Значит, ты ничего не хочешь сказать о причинах своего вмешательства в расследование? О том, что ты рассказал о паратионе, когда мы к этому были еще не готовы?
— Я уже четверть часа твержу об этом, — напомнил ему Михаэль, — и мы уже пришли к выводу, что в такой ситуации я еще не оказывался. Я решил, что только так смогу до них достучаться. Им нужна была шоковая терапия.
— А что теперь с ними делать при проверке на детекторе лжи, если они уже знают самое главное? Ты когда-нибудь слышал, что при расследовании могут быть и секретные данные? — Михаэль услышал, как скрипнула ручка двери. — Ну вот, они уже пришли, — без энтузиазма произнес Нахари. — Будем начинать, но ошибка уже сделана, и тебе за нее, в конце концов, придется расплачиваться.
После этих слов он стал рассматривать входящих в кабинет.
За квадратным столом в большом конференц-зале здания в Петах-Тикве Махлуф Леви сел в противоположном от Нахари углу, а Сарит, координатор специальной следственной группы, заняла место напротив Нахари. Бенни, сотрудник отдела Михаэля, введенный в группу только сегодня утром и не успевший, как он выразился, «досконально изучить дело», сел рядом с Михаэлем. Михаэль же выбрал стул по левую сторону от Нахари, а Авигайль — по правую. Несмотря на адскую жару на улице, в кондиционированном помещении управления она была одета в мужскую рубашку с застегнутыми на запястьях манжетами. Все принялись рассматривать фотографии, которые раздавала Сарит.
— Вы ничего не заметили интересного на похоронах? — спросил Нахари, посмотрев сначала на Авигайль, а затем на Михаэля. — Иногда это помогает нащупать кое-какие связи.
Он продолжил молча просматривать дело. Остальные тоже листали папки, которые заблаговременно разложила Сарит.
Михаэль посмотрел на Авигайль, но она ничего не сказала. На всех совещаниях Авигайль почти всегда молчала.
— Была одна женщина, которая начала что-то говорить, но ее быстро одернули, — вспомнил Махлуф Леви. — Зато потом она дала себе волю. Моше сказал, что то же самое она устроила на похоронах его отца. Вот она, — сказал он, показывая одну из фотографий, на которой была изображена невысокая женщина, стоявшая рядом с вырытой могилой. — Ее зовут Фаня, она то ли руководит пошивочной мастерской, то ли руководила ей раньше.
Нахари взял эту фотографию, посмотрел на нее и положил рядом с делом.
— Хорошо, — сказал он. — Что у нас еще?
— Дело в том, что многим событиям имеется совершенно рациональное объяснение, — заявил Михаэль. — Но, я думаю, Авигайль должна сама рассказать, что нам удалось узнать вчера вечером. — Все повернули головы в сторону Авигайль, которая в это время вытирала лоб. Михаэль взглянул на нее с любопытством: для него она пока остается закрытой книгой. На вечеринке в честь его назначения начальником отдела, представляя ему Авигайль и передавая ей бумажный стаканчик с вином, Нахари сказал: «Остерегайся ее — в тихом омуте…» Услышав это, Авигайль сощурила глаза и слегка ухмыльнулась.
— О санитарке, — напомнил Михаэль.
Авигайль подняла прядь волос со лба, прикусила верхнюю губу и сказала:
— Санитарка отсутствовала в лазарете. Ее не было примерно двадцать минут.
Нахари напрягся:
— Когда?
— Во время обеда, примерно в полвторого. Кроме этого факта все было так, как она рассказывала.
— Не могла бы ты об этом рассказать поподробней? — попросил Бенни.
— Я сказала самое главное, а остальное — не важно, — сказала Авигайль.
Михаэль положил сигарету в стеклянную пепельницу и пояснил:
— Я думаю, слушать ленту не стоит, поскольку расшифровка записи имеется в деле на странице четыре. Это допрос Симхи Малул, проведенный Авигайль и заверенный подписью свидетельницы. Все подробности там. Может быть, имеет смысл, чтобы Авигайль дополнила эти сведения тем, что не попало в протокол.
Тонкие пальцы Авигайль крепче сдавили пустой пластмассовый стакан:
— А, собственно, что рассказывать? Все записано в деле. Она живет в Кирьят-Малахи и уже некоторое время работает санитаркой в лазарете кибуца. Очень довольна работой. Ей нравится присматривать за престарелыми. Во время допроса она призналась, что после того, как Оснат сделали укол, примерно в полвторого, она пошла в секретариат кибуца, чтобы решить какой-то вопрос. Она не знала, что Оснат являлась секретарем кибуца, отвечавшим за внутренние дела. — И тут Михаэль понял, что Авигайль хочет защитить санитарку от какой-то нависшей над ней опасностью.
— Почему она ходила в секретариат? — спросил он. — И по какой причине ты в отчете не указала, зачем она туда ходила?
— Решить какой-то вопрос, — рассеянно ответила Авигайль, но Михаэля не обманула ее уловка.
— Решить какой вопрос? — уже с нетерпением повторил свой вопрос Михаэль, сожалея, что не поговорил с Авигайль до совещания.
Авигайль ничего не ответила, а лишь поменяла позу в кресле.
— За какой надобностью санитарка ходила в секретариат? — теперь уже этот вопрос задавал Нахари.
Авигайль сначала помолчала, закусив верхнюю губу, а потом отчеканила:
— У нее шестеро детей, а с самым младшим начались проблемы, и она хотела, чтобы кибуц взял его к себе.
— Какие проблемы? — спросил Михаэль. — Мы не имеем права вырывать факты из контекста. У нас должна сложиться полная картинка прежде, чем мы решим, что важно, а что нет.
Нахари подозрительно посмотрел на Авигайль и потом сказал:
— Давай, выкладывай, что ты там хотела от нас утаить? Кого защищаешь?
Авигайль, не теряя спокойствия, произнесла:
— Она мне с таким трудом доверилась, и я обещала ей никому не говорить.
Снимая целлофановую обертку с толстой сигары, Нахари сказал:
— Ты же знаешь, что здесь обещания не действуют!
— Дело в том, что ее младший сын, которому всего двенадцать, кажется, начал баловаться наркотиками, поэтому она хочет поместить его в кибуц, чтобы избавить от влияния улицы. Ничего удивительного, — Авигайль говорила, уставившись в потолок, — теснота, муж, который целыми днями ничего не делает, ее старания навести уют и порядок… Она простая женщина, но волевая. От нее мало что осталось, но самоуважением она дорожит.
Нахари вздохнул.
— Другими словами, — заговорил Михаэль, — ее не было в лазарете, потому что она отправилась в секретариат, правильно? — Авигайль кивнула. — И она точно не знает, сколько времени отсутствовала?
— Из ее слов я поняла, что ее не было минут пятнадцать — двадцать. Она подождала немного у секретариата и отправилась назад. Секретариат расположен на другом конце кибуца. Да вы, наверное, лучше меня знаете, потому что я там не была. Она говорит, что всю дорогу бежала. Правда, она давно не девочка и бежать вприпрыжку не может.
— Если без натяжки, — сказал Бенни, — то за полчаса она могла бы управиться.
