Джон Макдональд - Девушка, золотые часы и всё остальное
— Дай мне мою сумочку, милый.
Он вложил сумочку в протянутую руку, и отправился изучать гардероб Берни. Перебрав множество вещей, решил остановиться на спортивной рубашке и темно-голубых брюках.
Через некоторое время Бонни Ли высунула голову из ванной, хотела что-то сказать, но увидев стул со своей одеждой, улыбнулась и стащив одежду со спинки забрала ее за дверь.
Это показалось Кирби несколько странным. В вопросах женского поведения он был полнейший профан. Вероятно, решил он, можно прекрасно себя чувствовать голышом рядом с мужчиной только до начала утренних омовений, после чего наступает время стыдливости.
Бонни Ли вышла из ванной причесанная, с накрашенными губами, подтягивая пояс на своих желтых брюках. Она бросила сумочку и куртку на стул и вновь улыбнулась ему.
— Худшее, милый, теперь позади. Мне говорили, что труднее всего — это меня разбудить.
— Что ты! Едва я прошептал твое имя, как ты уже вскочила с кровати.
— Иди, теперь твоя очередь мыться. А я пока наведу здесь порядок. На что это ты так уставился?
Кирби сообразил, что выражение у него в эту минуту должно быть довольно странное. Одежда изменила Бонни Ли. Одетой она казалась выше и стройнее. Невозможно было понять, куда и каким образом могло исчезнуть все это изобилие бедер и бюста, вся эта чудотворная сила, запечатлевшаяся после чудесной ночи у Кирби в памяти. Перед ним стояла и улыбалась гибкая изящная незнакомка.
Ее улыбка исчезла, а карие глаза понимающе округлились.
— О боже, ты ведь еще не видел меня одетой! — Бонни Ли ужасно покраснела. — Я готова провалиться сквозь землю, милый!
— Все в порядке. Забудь об этом. Мы ведь уже выяснили, почему все так получилось.
— Да, конечно, но я представляю, как посмотрят на это другие. Пресвятая дева Мария, как объяснить это им?
— Мы вовсе не обязаны ничего никому объяснять.
— Ты выгоняешь меня из-за того, что кто-то должен прийти?
— Нет.
— Тогда объясни мне, кто такой приятель Берни, который твой приятель.
— Она актриса.
— О, великолепно!
— И я думаю, что Берни влюблен в нее.
— Берни не пропустит ни одной юбки, это уж наверняка. Иди мойся.
Когда Кирби вышел из ванной, в серой рубашке, немного узковатой в плечах, в голубых брюках, которые оказались чуть коротки, поглаживая подбородок, кое-как выскобленный единственным лезвием, которое ему удалось найти, по комнате разливался запах кофе. Кровать была застелена. Он собирался сказать Бонни Ли что-нибудь приятное, но тут увидел, что ее настроение внезапно переменилось. Она стояла возле окна и смотрела на него весьма воинственно, сжав кулаки на бедрах и прищурив глаза. В ногах кровати валялась скомканная униформа.
— Кирк, почему на тебе тряпки Берни? Может быть, ты работаешь официантом в «Элайзе»? Объясни наконец, что, черт возьми, происходит?
— Бонни Ли, я не могу тебе сейчас ничего объяснить…
— Именно сейчас, мистер. Немедленно! Иначе тебе будет очень плохо. Я подвешу тебя за шкирку, как елочную игрушку!
После двух безуспешных и жалких попыток начать, он наконец сказал:
— Мое настоящее имя Кирби. Кирби Винтер.
Девушка склонила голову набок, соображая.
— Ты говоришь это так, как-будто твое имя что-то значит.
— Да, именно так — значит.
— Кирби Винтер? Действительно, звучит как будто знакомо. Говоришь ты хорошо. Следовательно, у тебя есть образование. Ты артист, что ли?
— Обо мне много толкуют в новостях. Со вчерашнего дня.
— Я особенно-то не слушаю новости. — Она внезапно резко замолчала и, прижав ладонь к губам, взглянула на него с изумлением и недоверием.
— Милый, так ты — это он? Двадцать семь миллионов? Всю эту кучу денег украл и спрятал ты?
— Я не крал их. И у меня их нет.
Она потрясенно покачала головой.
— Ты родственник этого Крупса.
— Креппса. Он мой дядя. Дядюшка Омар.
Бонни Ли шагнула к кровати, неуверенно присела на край, и опять взглянула на него, снизу вверх.
— Ты и маленькая секретарша, похожая на школьную учительницу, хапнули эти миллионы, весь свет сбился с ног, тебя разыскивая, а ты валяешься здесь в постели с Бонни Ли Бомонт, собственной персоной!
— Говорю тебе, у меня нет ни гроша.
Некоторое время она как будто изучала его.
— Кирк, милый. То есть я имею в виду — Кирби. Я тебе верю. Да, я совершенно уверена, что ты ничего не брал и не прятал. Ты говоришь правду. Я знала настоящих бандюг и знала ловкачей, но иногда, не часто, правда, мне попадались и такие, как ты — добрые и милые. Я соображаю в людях. Да! И никогда не поверю, что ты в чем-то виноват. Почему бы тебе, однако, не пойти и не рассказать правду?
— Не могу. Причин очень много, но сейчас нет времени их обсуждать. Я просто никак не могу. Но ведь ты все равно поможешь мне? Хоть и знаешь теперь, кто я такой?
— Не заставляй меня сердиться, Кирби. На этой безумно огромной кровати ты уже показал мне, кто ты есть, и я сделаю все, что ты от меня хочешь. Но сперва выпьем кофе и выкурим по сигарете.
Они сели пить кофе. Солнце позолотило море за окном.
— Ты сказала, что у тебя есть маленький автомобиль.
— Он там, за углом. Маленький старый «Санбим».
— Знаешь, где находится бухта Бискайн?
— Конечно. У одного моего приятеля там лодка.
— Я бы хотел, чтобы ты отвезла меня туда, Бонни Ли.
— А что потом?
— Просто оставь меня там.
— И все? Не много же ты от меня хочешь, Кирби.
— Меня знают в лицо. Меня ищут. Неизвестно, что может случиться.
— Ты решил убежать на лодке?
— Я… Я собираюсь.
— Вот только верх у моего автомобильчика не поднимается, потому что его, как назло, больше нет. Можно попробовать пригнуться. Или… Подожди-ка, я поищу что-нибудь подходящее.
Облазив ящики, она нашла шляпу с широкими полями и темные очки. Включив радио, подошла с этим к Кирби.
— Скоро должны быть новости. На, примерь.
Шляпа была немножко маловата, но он все-таки втиснул в нее голову и заломил книзу поля. Бонни Ли кивнула.
— Теперь, если еще повесить фотоаппарат через плечо, ты будешь невидимкой в любой точке Флориды. Прятаться под сидением, нет никакой необходимости.
— А тебе не хочется узнать, не влипнешь ли ты случайно в какие-нибудь неприятности, если отвезешь меня туда?
— Влипну в неприятности? Ты думаешь, я боюсь неприятностей? Когда я люблю кого-либо, Кирби, я делаю то, что меня просят.
Он снял очки и шляпу и посмотрел на нее.
— Любишь?
— Ты что — не слышал, что я говорила тебе ночью? Или в кровати ты глохнешь, мой милый?
— Да, слышал, конечно, но я думал… что это просто такой… лексический оборот, что ли, ну такое выражение…
— Проклятье, я же сказала уже и повторю снова, если хочешь. Или ты против?
— Нет, что ты. Просто я думал, что… ну, я имею в виду, что ты приняла к сведению, что я уплываю… и даже не спросила, увидимся ли мы еще, и, похоже, тебя это вполне… ну, по-настоящему не… и я подумал…
— Ты знаешь, кажется, тебе дали слишком обширное образование.
Бонни Ли вытерла помаду с губ бумажной салфеткой, улыбаясь обошла вокруг стола, наклонилась над Кирби и, положив руку ему на затылок, нежно его поцеловала. Он потянулся к ней, обнял и посадил к себе на колени. Через пару минут у них уже кружились головы, дрожали руки и оба тяжело дышали. Наконец, девушка оттолкнула его руки, села прямо, упираясь ему в плечо, наклонила голову и улыбнулась. Ее глаза затуманились.
— Я действительно люблю тебя, Кирби. А любовь — это так замечательно! Видишь, как быстро сработало: раз — и мы уже совсем не чужие! Хорошая сторона любви — в этом, и только в этом. Заниматься любовью — счастье и веселье. Но похоже, все забыли, что так и должно быть. Люди обязательно хотят все испортить. Плакать, жаловаться, терзать друг друга, ревновать и ненавидеть. Это плохая сторона. Мы любим потому, что дарим друг другу счастливые мгновения и, если возникнет новая возможность, мы ею, конечно, воспользуемся. А если нет — что ж, мы уже немало получили. Но никаких клятв, обещаний и прочих глупостей, слышишь? Люди поступают так потому, что их научили так поступать. И не успевают они оглянуться, как радость уходит, задушенная дурацкими клятвами. Я, Кирби, живу свободно и просто. Каждое утро смотрю на себя в зеркало и той, что мне нравиться, говорю «привет». В день, когда отражение перестает меня устраивать, я изменяюсь. Теперь ты знаешь, кто тебя любит и что это слово означает. Кроме того, у меня есть друзья, которые готовы умереть за меня, а я готова умереть за них. Надо сказать, тебе попалась не девушка, а сокровище.
— Я знаю, — сказал он, — я правда знаю.
— Но всякий мужчина, который меня захочет использовать, — сказала она, пристально глядя на Кирби, — получит такой пинок, что всю жизнь после этого будет петь сопрано. Я, черт побери, девушка пылкая, но не контейнер с бесплатной закуской для всякого ублюдка, который ищет развлечений, слышишь?
