Эрл Гарднер - Дело смеющейся гориллы

— Все.

— А что тебе нужно знать об убийстве?

— Все.

— И конечно же, — саркастически произнес Дрейк, — тебе нужно, чтобы я все это разузнал к девяти часам утра.

— Ошибаешься, — сказал Мейсон, — мне все это нужно к половине девятого, — и повесил трубку.

11

Ровно в половине девятого Мейсон зашел в офис «Детективного агентства Дрейка», располагавшийся на том же этаже, что и офис Мейсона.

— Пол у себя? — спросил он девушку, сидевшую у коммутатора.

— У себя, — ответила та, — и ждет вас, мистер Мейсон.

— Хорошо, — сказал Мейсон, — передайте ему, чтобы он зашел в мой офис. У меня назначена встреча на девять, и Делла Стрит должна подойти к половине девятого.

Мейсон прошел к своему офису и увидел, что Делла Стрит уже дожидается его.

— Привет, Делла. Давно меня ждешь?

— Минут десять.

— Тяжелый у тебя вчера выдался денек.

— У меня? Это у тебя выдался тяжелый денек, ведь это ты играл в пятнашки с гориллами. Кошмары ночью не мучили?

Мейсон усмехнулся:

— Кошмары меня не мучили, но я чертовски долго не мог заснуть. Что-то все-таки есть в этих гориллах такое… в общем, есть о чем призадуматься, когда она смотрит на тебя и начинает колотить себя в грудь.

— Да уж наверное. Пол Дрейк придет?

— Да. Проходя мимо, я заглянул к нему в контору. Посмотрим, сможем ли мы добыть сведения об убийце, Делла. Хорошо бы доставить его тепленьким лейтенанту Трэггу — поглядим тогда, что он будет делать.

Делла Стрит позвонила в Управление полиции и выяснила, что лейтенанта Трэгга на месте нет.

— Попробуй тогда дозвониться до сержанта Холкомба, — сказал Мейсон.

— Ты же знаешь, как он тебя ненавидит, — предупредила Делла Стрит.

— Ничего страшного, — ответил Мейсон. — Посмотрим, что скажет Холкомб. Мне нужна информация.

Минуту спустя Делла Стрит кивнула. Мейсон взял трубку.

— Доброе утро, — сказал Мейсон. — Я хотел бы получить информацию о моем клиенте, господин сержант.

— И что вам нужно?

— Я хочу знать, — ответил Мейсон, — писать ли мне протест по поводу незаконного ареста Джозефины Кемптон, или вы все-таки собираетесь ее отпустить.

— Мы ее уже отпустили.

— В самом деле? Но мне ничего об этом не известно.

— Ну, так теперь будет известно. Ее освободили примерно полчаса назад. Я пытался дозвониться до вас, но не смог. Номера вашей конторы нет в телефонной книге. Вы ведь у нас особа исключительная. Миссис Кемптон не знала, где можно найти ваш номер, я тоже не знал. Телефон ее второго адвоката, Джеймса Этны, в книге есть. Я позвонил ему. Он сказал, что заедет за ней.

— И вы ее освободили? — спросил Мейсон.

— Ну да.

— Значит, вы ее больше не подозреваете?

— А кто вам сказал, что мы ее в чем-то подозревали?

— Ну хорошо, — утомленно сказал Мейсон, — нет так нет.

Он повесил трубку.

Делла Стрит вопросительно посмотрела на него.

— Холкомб говорит, что ее отпустили, — доложил Мейсон.

Пол Дрейк постучал в дверь условным стуком.

Делла Стрит открыла дверь.

— Ну что, — сказал Пол Дрейк, — вы, я вижу, свеженькие, как огурчики? И похоже, прекрасно выспались. А взгляните-ка на меня. Я на ногах еле стою. Я просто накачан кофе пополам с информацией.

— Прекрасно, — сказал Мейсон. — Садись. Кофе можешь оставить при себе, а информацию выкладывай.

Пол Дрейк, высокий человек с мертвенно-бледным непроницаемым лицом опытного игрока в покер, натренированного за долгие годы скрывать любые чувства, с торжественным видом уселся в огромное, невероятно пухлое кожаное кресло и принял свою любимую позу, свесив длинные ноги через одну из ручек кресла и оперевшись на вторую ручку спиной.

Он с чудовищным шумом зевнул, вытащил из кармана записную книжку и сказал:

— Я полагаю, вы хотите, чтобы я начал с самого начала.

— Это точно.

— Бенджамину Эддиксу, — заговорил Пел Дрейк, нарочито растягивая слова, — по слухам пятьдесят два года. По некоторым сведениям, у него есть младший брат, Герман Эддикс, которому сорок шесть лет. Они были в свое время неразлучны. Оба не получили хорошего образования, происходили из бедной семьи. Герман из поля зрения исчез. Бенджамин уверял, что не имеет ни малейшего представления о том, где он. Возможно, это правда. Ходили слухи, что Герман ввязался в драку, убил кого-то и…

— Кончай с этим, Пол, — резко перебил его Мейсон, — ты же детектив. Какое тебе дело до всех этих дурацких слухов? Мне нужны факты. Что тебе известно точно?

— Фактически, Перри, — сказал Дрейк, — ни черта мне точно не известно. Эддикс миллионер. У него крупный бизнес, связанный с разработкой полезных ископаемых. Здесь он живет шестнадцать лет. Что до этого с ним было, никому не известно, — ни откуда он родом, ни где и как он сколотил свое состояние.

— Ты хочешь сказать, что этого не знают даже в его банке? — недоверчиво переспросил Мейсон.

— Я хочу сказать, что этого вообще никто не знает. Он всегда отказывался отвечать на какие бы то ни было вопросы. Он обычно говорил: «Я же не прошу у вас кредита. Я покупаю и продаю за наличные».

— Но, черт побери, Пол, есть же еще налоговая инспекция?

— Он сказал им, что у него амнезия. Первое, что Эддикс якобы смог вспомнить, это как он очнулся здесь в отеле с двумя тысячами долларов в кармане.

— Пол, неужели они поверили такой сомнительной байке?

— Нет, конечно. Им удалось раздобыть его отпечатки пальцев. Раньше они нигде не были зарегистрированы. У ФБР данных на него не оказалось.

— Ты можешь приблизительно прикинуть, сколько он стоит?

— Примерно два или три миллиона чистыми. У него невероятно большие доходы, а собственность находится в самых разных местах, так что довольно трудно оценить точно. Как бы то ни было, он был достаточно хорошо обеспечен, чтобы позволить себе все, что только взбредет ему в голову.

— И что же ему взбредало? — поинтересовался Мейсон.

— Вот в этом-то весь фокус, — сказал Дрейк. — Знаешь, Перри, если говорить начистоту, то речь идет о состоянии в два или три миллиона долларов, и, конечно, он оставил завещание. Так вот: его, вероятно, можно было бы оспорить на том основании, что Бенджамин Эддикс был душевнобольным.

— Потому что он экспериментировал с гориллами? — спросил Мейсон.

— Мне кажется, все гораздо глубже, — сказал Дрейк. — Похоже, Бенджамин Эддикс панически боялся самого себя. Лично я уверен, что он собирался кого-то убить, а может быть, уже убил кого-то.

— Что тебя навис на такую мысль?

— Видишь ли, он отчаянно пытался доказать, что стремление к убийству является у человека врожденным инстинктом. Он утверждал, что цивилизация может подавить этот инстинкт и тогда он как бы дремлет, особенно если ребенок воспитывался в атмосфере безопасности. Когда шла жестокая борьба за существование, как он считал, необходимость убивать была заложена во врожденные инстинкты человека. Он утверждал также, что человек может быть введен в гипнотическое состояние и может совершить убийство, не осознавая, что делает, а очнувшись от гипнотического транса, даже не будет помнить об этом — никаких воспоминаний.

— То есть, другими словами, он, возможно, пытался защитить себя от обвинения в прошлом убийстве, — сказал Мейсон.

— Или в будущем, — заметил Дрейк.

— Но совершенно ясно, Пол, что столь необычная личность должна была вызвать у кого-нибудь желание хорошенько покопаться в его прошлом! Ведь, услышав о такой истории, шантажист готов был бы потратить несколько лет, только бы раскрыть тайну.

— Это точно, — согласился Дрейк. — Правительство потратило на него какое-то время — выяснили даже вопрос с гражданством. Все уперлось в тупик. Просто удивительно, до чего легко выйти сухим из воды, если заявить: «Я ничего не могу вспомнить о своей прошлой жизни, поэтому даже и не ломаю над этим голову. В конце концов, настоящее ведь важнее, и вот оно-то меня и интересует».

— Короче говоря, он истратил целое состояние, чтобы доказать свои теории, — сказал Мейсон.

— Совершенно верно, — пытаясь подготовить для себя защиту.

— Естественно, — продолжал Мейсон, — что с людьми он не мог экспериментировать.

— В том-то и дело. Он приобрел обезьян и пытался научить их убивать, пытался загипнотизировать их, чтобы они выполняли внушенные им приказы.

— И как он пытался этого добиться?

— Всеми возможными способами. У него было несколько дрессировщиков и опытный психолог-гипнотизер. Я говорил с ним, это некто по имени Блевинс. Алан Блевинс.

— Где Блевинс находился прошлой ночью?

— У себя дома.

— В Стоунхендж он не заезжал?

— Все, кто занимался экспериментами с обезьянами, были уволены примерно неделю назад, — сказал Дрейк. — Эддикс просто-напросто рассчитал всю компанию.

— Почему?

— Он заявил, что его эксперименты успешно завершены.