Жорж Сименон - Порт туманов
Звонок. Шаги служанки в коридоре. Приглушенные голоса, потом лицо служанки в приоткрытой двери. Но почему она молчит? Что значит этот тревожный взгляд, обращенный к хозяину?
— Ну что еще? — с нетерпением бросил мэр.
— Дело в том, что…
Мегрэ оттолкнул ее, выскочил в коридор, где стоял один шофер в ливрее.
— Вы потеряли госпожу по дороге? — в упор спросил он у шофера.
— То есть она…
— Где она вас оставила?
— На развилке дорог на Кан и Довиль. Она не совсем хорошо себя чувствовала.
Мэр стоял в кабинете с суровым лицом и часто дышал.
— Подождите меня! — крикнул он шоферу. Но, натолкнувшись на Мегрэ, который загораживал дорогу своей массивной фигурой, он остановился.
— Я полагаю, вы согласитесь, что…
— Вполне. Вы правы: мы должны туда ехать.
12. Незаконченное письмо
Машина остановилась на перекрестке, где не было домов, и шофер обернулся, чтобы получить распоряжение. С того момента, как выехали из Вистреама, господин Гранмэзон казался другим человеком. Там он контролировал свои поступки и думал о собственном достоинстве даже в самых незавидных ситуациях. Сейчас все выглядело иначе. Нечто похожее на панику охватило мэра. И это было тем более ощутимо, что лицо его было сплошь покрыто синяками от ударов. Его беспокойный взгляд блуждал по мелькавшему за окном пейзажу. Когда машина остановилась, он вопросительно посмотрел на Мегрэ, но комиссар не смог отказать себе в удовольствии и ляпнул:
— Что будем делать?
Ни на дороге, ни в окрестных садах не было ни души. Разумеется, госпожа Гранмэзон вышла из машины не для того, чтобы усесться на обочине. Если она отослала шофера, добравшись досюда, — значит, у нее была назначена встреча или же она вдруг заметила человека, с которым хотела бы говорить без свидетелей.
Листья деревьев были влажными. От земли поднимался сильный запах перегноя. Коровы, не переставая жевать, следили за машиной. А мэр искал глазами, всматривался в пейзаж, надеясь, быть может, обнаружить жену за какой-нибудь изгородью или стволом дерева.
— Посмотрите! — сказал Мегрэ, как бы помогая новичку.
На дороге в Див виднелись характерные следы от шин. Здесь останавливалась какая-то машина, с трудом развернулась на узкой дороге и отправилась обратно.
— Старый грузовичок… Поехали, шофер!
Отъехали они недалеко. Задолго до въезда в Див следы обрывались у каменистой дорожки. Господин Гранмэзон, по-прежнему настороже, смотрел вокруг с тревогой и ненавистью.
— Что там, по-вашему?
— Деревня, метрах в пятистах.
— В таком случае, машину лучше оставить здесь.
Из-за крайней усталости Мегрэ казался ко всему безразличным. Он буквально спал на ходу и шел, казалось, только по инерции. Глядя, как они идут по дороге, любой бы подумал, что тут командовал мэр, а комиссар с покорностью подчиненного следовал за ним. Они прошли мимо дома, вокруг которого копошились куры. Хозяйка удивленно посмотрела на них. Затем они оказались позади церквушки, величиной с хижину. Слева от нее была табачная лавка.
— Вы позволите? — сказал Мегрэ, показывая свой пустой кисет.
Он вошел в лавку, где продавались также бакалейные товары и всякая домашняя утварь. Из комнаты со сводчатым потолком вышел старик и позвал дочь, которая подала Мегрэ табак. Пока дверь оставалась открытой, комиссар успел увидеть настенный телефон.
— В котором часу мой друг приходил позвонить сегодня утром?
— Да уже больше часа тому назад.
— В таком случае, и госпожа приехала?
— Конечно! Она даже остановилась здесь, чтобы спросить дорогу. Да это нетрудно… По этой улочке последний дом направо.
Мегрэ вышел по-прежнему невозмутимый. Тем временем господин Гранмэзон, стоя перед церквушкой, смотрел вокруг себя с таким видом, что неизбежно должен был вызывать подозрение у местных жителей.
— Мне пришла в голову одна мысль, — сказал Мегрэ. — Давайте разделимся. Вы будете искать слева, там, где поля. А я тем временем поищу справа.
Он заметил радостный блеск в глазах своего спутника. Мэр ликовал, стараясь не подавать виду. Он надеялся отыскать жену и поговорить с ней с глазу на глаз.
— Хорошо, — ответил он с притворным равнодушием.
Деревня насчитывала не более двадцати домишек, которые в некоторых местах, прижавшись друг к другу, образовывали подобие улицы, заваленной, правда, навозными кучами. Дождь не прекращался, мелкий, как водяная пыль, и на улице никого не было. Однако занавески на окнах шевелились. За ними в полумраке домов угадывались сморщенные лица старух.
На краю деревушки, прямо перед изгородью, окружавшей луг, где паслись две лошади, Мегрэ увидел одноэтажное строение с покосившейся крышей. Он обернулся и, услышав шаги мэра на другом конце деревушки, не стал стучать, а, поднявшись на две ступеньки, переступил порог. Тотчас послышался какой-то шорох. В помещении, едва освещенном огнем от очага, появился силуэт в белом старушечьем колпаке.
— Кто там? — спросила сгорбленная старуха, семеня навстречу Мегрэ.
Было жарко. Пахло соломой, капустой и курятником. Вокруг поленницы что-то клевали цыплята. Мегрэ, который почти касался головой потолка, увидел дверь в глубине комнаты и понял, что нужно действовать быстро. Не говоря ни слова, он подошел к этой двери и открыл ее. Госпожа Гранмэзон была там и что-то писала за столом. Рядом с ней стоял Жан Мартино. Их охватило замешательство. Женщина поднялась с соломенного стула, а Мартино сразу же схватил и смял лист бумаги, лежавший на столе. Оба они инстинктивно приблизились друг к другу.
В домишке было только две комнаты. Вторая была спальней старухи. На ее стенах, покрытых известкой, висели два портрета и дешевые картинки в черных с позолотой рамках. Высокая кровать и стол, за которым писала госпожа Гранмэзон и который обычно служил туалетным столиком. Видно было, что с него только что сняли таз для умывания.
— Через несколько минут ваш муж будет здесь! — начал Мегрэ.
Мартино в ярости бросил:
— И вы это сделали?
— Молчи, Раймон.
Говорила она. И была с ним на ты, называла его не Жан, а Раймон. Отметив про себя эти детали, Мегрэ подошел к двери, прислушался и вернулся в комнату.
— Не угодно ли вам передать мне письмо, которое вы начали писать!
Те переглянулись. Госпожа Гранмэзон казалась усталой и бледной. Мегрэ уже видел ее однажды, но тогда она исполняла священные обязанности хозяйки богатого дома, принимающей у себя сливки общества. В тот раз он отметил безупречное воспитание и заученную грациозность, с которой она умела протянуть чашку чая или ответить на комплимент. Он представил себе ее жизнь: заботы по дому в Кане, визиты, воспитание детей. Два-три месяца в году на водах или в санаториях, умеренное кокетство. Не столько забота о том, чтобы казаться красивой, сколько стремление сохранить достоинство. Конечно, все это оставалось в женщине, которая находилась перед ним. Но было и другое. По правде говоря, она выказывала больше хладнокровия и решительности, чем ее спутник, который почти терял самообладание.
— Отдай ему письмо, — сказала она, когда Мартино уже собирался его разорвать.
На бумаге было всего несколько строк: «Господин директор, имею честь просить вас…» Крупный почерк с наклоном, характерный для девушек, воспитывавшихся в пансионах начала века.
— Сегодня утром вам дважды звонили, не так ли? Один раз — ваш муж… Или, вернее, вы ему сами позвонили и сообщили, что едете в Вистреам. Потом позвонил господин Мартино с просьбой приехать сюда. Он послал за вами грузовичок на перекресток дорог.
На столе за чернильницей лежала какая-то пачка, которую Мегрэ не сразу заметил, — кипа банкнот по тысяче франков. Мартино проследил за взглядом комиссара. Было слишком поздно прятать деньги. Тогда, поддавшись неожиданно охватившей его усталости, он опустился на край старухиной кровати и уставился в пол.
— Это вы привезли ему деньги?
И снова та же атмосфера, типичная для этого следствия! Та же, что и на вилле в Вистреаме, когда Мегрэ застал Большого Луи, избивавшего мэра, и после чего матрос и судовладелец молчали оба. Та же, что в прошлую ночь, на борту «Сен-Мишеля», когда трое моряков избегали ему отвечать. Какая упрямая инертность! Отчаянная решимость не произнести ни малейшего слова, которое внесло бы ясность.
— Я полагаю, что это письмо адресовано директору коллежа. Поскольку ваш сын учится в коллеже «Станислав», письмо, вероятно, касается его. А деньги… Ну конечно! Мартино был вынужден в спешке оставить севшую на мель шхуну и вплавь добираться до берега. Там он, по-видимому, и оставил свой бумажник. И вы ему привезли деньги, чтобы…
Внезапно изменив и тему, и тон, он спросил?
— А остальные, Мартино? Все целы?
Мартино колебался с ответом, но в конце концов утвердительно кивнул головой.
— Я у вас не спрашиваю, где они прячутся. Знаю, что этого вы не скажете…
