Морис Леблан - Виктор из светской бригады
— Ну?
— Ну и я рассчитываю на вас.
— Почему на меня?
— Потому что Бемиш в тюрьме, а вы, я вижу, способны на дело.
— Условия?
— Вам четвертая часть добычи.
— Половина, если я сумею найти досье АЛБ, — потребовал Виктор.
— Нет, не половину, но третью часть получите.
— Идет.
Они обменялись рукопожатием.
Антуан де Бриссак рассмеялся, заметив своему собеседнику:
— Два финансиста, заключая важную сделку, идут к нотариусу, тогда как два честных человека, как мы, например, довольствуются рукопожатием. Тем не менее я считаю, что ваша помощь мне обеспечена. И вы знаете, что я строго придерживаюсь принятых обязательств.
Виктор был человек сдержанный. Его не рассмешила шутка де Бриссака. Это не ускользнуло от внимания его собеседника. И Виктор в ответ на вопросительный взгляд пояснил:
— Ваши два финансиста подписывают соглашение после того, как хорошо войдут в курс дела.
— Ну?..
— Ну а я даже не знаю фамилии нашего соперника (так что ли его называть?), не знаю места, где он живет, средств, которыми мы располагаем, и дня, который вы выбрали для осуществления задуманной операции.
— И что это, по-вашему, означает?
— Что у вас осталось ко мне недоверие, которое меня удивляет.
Де Бриссак заколебался.
— Это условие, которое вы выдвигаете?
— Вовсе нет, — возразил Виктор. — Никакого условия я не ставлю.
— А я ставлю, — неожиданно сказала Александра, внезапно пробуждаясь от своей дремоты и подходя к мужчинам. — Я ставлю вам условие.
— Какое?
— Я не хочу, чтобы была пролита кровь.
2
Она обращалась к Виктору, и слова ее звучали страстно и повелительно.
— Вы сказали, что все эти истории Бикока и улицы Вожирар выяснены. Нет, они не выяснены, потому что вы считаете меня преступницей, и ничто не помешает вам в экспедиции, которую вы подготавливаете, сделать то же, что вы приписываете мне или Антуану де Бриссаку.
Виктор примирительно заметил:
— Я ничего не приписываю ни господину де Бриссаку, ни вам, мадам.
— Нет, приписываете!
— Что же?
— Вы считаете, что мы убили Элиз Массон, — де Бриссак или я, или, по крайней мере, один из наших сообщников.
— Нет.
— Тем не менее таково убеждение правосудия и газет, а это — общественное мнение.
— Но я придерживаюсь другого мнения.
— Тогда кто же мог это сделать? Подумайте! Видели женщину, которая выходила от Элиз Массон и которая должна быть мною, и в самом деле была я… В таком случае, кто же, как не я, — убийца? Никакое другое имя, кроме моего, произнесено не было.
— Потому что одно лицо, которое могло бы назвать это имя, не набралось смелости сделать это.
— Кто же это?
Виктор почувствовал, что наступил момент, когда он должен ответить ясно.
— Инспектор Виктор из светской бригады, — последовал его ответ.
— Что вы хотите этим сказать?
— То, что я хочу сказать, может показаться вам просто гипотезой, но мне кажется, что это точная правда. Я сделал подобный вывод из известных фактов и внимательного чтения газет. Вы знаете, что я думаю об инспекторе Викторе. Это полицейский высокого класса, но все же полицейский, подверженный, как и все его коллеги и, впрочем, как все люди, слабостям и упущениям. И вот утром, когда было совершено убийство Элиз Массон, как только он отправился с бароном д'Отреем к ней для первоначального допроса, он совершил ошибку, которую никто не заметил, но которая, без сомнения, дает ключ к загадке убийства. Спустившись на улицу и посадив барона в свой автомобиль, он попросил регулировщика посмотреть за ним, а сам отправился в соседнее кафе позвонить по телефону в префектуру. Он хотел, чтобы за входом наблюдали, и чтобы Элиз Массон не могла уйти раньше, чем у нее будет произведен тщательный обыск…
— Продолжайте, прошу вас! — сказала взволнованная княжна.
— Но нужный Виктору номер был занят, поэтому ему пришлось звонить неоднократно, на что ушло много времени. Не дождавшись Виктора, что мог предпринять барон? Естественно, за четверть часа он собрался с мыслями, обдумал положение и решил, что ему необходимо — что бы вы думали? — обязательно переговорить со своей любовницей. Кто ему в этом мог помешать? Виктор задерживался, регулировщик, который должен был бы наблюдать за бароном, был занят, да и практически он мог держать в поле зрения только машину, а не того, кто в ней находится, его силуэт он просто не мог различить.
— Но почему барон снова захотел увидеть свою любовницу? — спросил Антуан де Бриссак, тоже внимательно слушавший Виктора.
— Почему? Вспомните сцену, которая произошла в комнате Элиз Массон, сцену, рассказанную инспектором Виктором. Как только Элиз услышала, что Максим д'Отрей обвиняется не только в краже, но и в более тяжком преступлении, она показала себя чрезмерно возбужденной. Однако то, что Виктор принял за возбуждение, на самом деле было страхом. Пускай ее любовник украл боны, она это знала. Но когда она поняла, что барон является убийцей господина Ласко, то она почувствовала страх и отвращение к своему любовнику. Максим д'Отрей был уверен, что эта женщина разоблачит его, и поэтому он хотел переговорить с ней. У него был ключ от квартиры. Он попытался уговорить свою любовницу. Та ответила ему угрозами. Что ему оставалось делать? Хозяин бон Обороны, убивший уже для того, чтобы ими завладеть, отступит ли он в последний момент? И он в порыве ярости убивает женщину, которую обожал, но внезапное предательство которой было столь очевидным. А минутой позже он уже внизу, в автомобиле. Регулировщик, конечно, ничего не заметил. У инспектора Виктора не возникло никаких подозрений.
— Кроме подозрений относительно меня? — пробормотала княжна.
— Кроме подозрений относительно вас? Скажу и о вас. Часом позже, придя, чтобы переговорить с Элиз Массон о деле, вы нашли в дверях ключ, оставленный убийцей. Вы вошли. И перед вами распростертая женщина, задушенная собственным шейным платком.
Александра была потрясена.
— Это так… это так… — сказала она. — Платок был на ковре, у трупа… Я его подняла… Я обезумела от страха… Это так…
Антуан де Бриссак подтвердил:
— Да… Ошибиться невозможно… Дело так и было… Виновен д'Отрей…
Он похлопал Виктора по плечу.
— Действительно, вы сильный тип. Впервые встречаю человека, на которого могу опереться. Маркос Ависто, мы провернем вместе замечательное дело!
И он сразу же пустился в необходимые объяснения.
— Грека зовут Серифос… Он живет недалеко отсюда, около Булонского леса, бульвар Майо, 96. Экспедиция намечена на будущий вторник, днем или вечером, когда для меня будет изготовлена двенадцатиметровая подвесная лестница. Мы с вами поднимемся по ней. Затем, попав внутрь, откроем дверь трем моим людям. Они будут ждать снаружи.
— Но надо знать и сигнализационное устройство, чтобы предупредить тревожные звонки, когда станем открывать дверь.
— Да, но сигнализация строилась с учетом нападения извне. К тому же внутри дома сигнализационное устройство не скрыто и его легко вывести из строя. После этого мои люди свяжут телохранителей, застав их, скорее всего, спящими, а у нас с вами будет время спокойно перерыть все кабинеты, где, вероятно, спрятана наша добыча. Вот таков план. Как вы его находите? Идет?
— Идет!
Они пожали друг другу руки более крепко и с большим дружелюбием, чем в первый раз.
Несколько дней, которые предшествовали экспедиции, были замечательным периодом для Виктора. Он смаковал свой будущий триумф, что, впрочем, не мешало ему быть крайне осторожным. Он ни разу не вышел из дома. Он не отправил ни одного письма. Ни разу не позвонил по телефону. Таким образом он хотел внушить де Бриссаку наибольшее доверие и благодаря этому занял свое настоящее место. Компаньон — да, но не друг.
Но какую глубокую радость доставляло Виктору наблюдение за своим страшным соперником, изучение его метода, сама возможность видеть рядом человека, о котором столько говорили, совершенно не зная его. И какое глубокое удовлетворение испытывал он, войдя наконец, после стольких маневров, в активную жизнь де Бриссака и констатируя, что тот не чувствовал к нему и тени недоверия и посвящал его в детали своих планов.
Иногда Виктор беспокоился.
«Не играет ли он? Не попасть бы мне самому в западню, которую я ему готовлю. Можно ли допустить, что человек такого масштаба даст себя обмануть?»
Но нет. Де Бриссак ни о чем не подозревал. Виктор имел в этом отношении множество доказательств, и в том числе самое веское: поведение Александры, с которой он проводил большую часть дня.
Она утратила свою скованность, была веселой, сердечной и признательной ему за то, что он снял с нее бремя подозрений.
— Ну, теперь я знаю, что ответить, если меня об этом спросят.
— А кто вас станет допрашивать?
— Разве можно за что-нибудь ручаться?
