Хью Пентикост - Запятнанный ангел
— Пожелаю.
— Я не мог просить о любви, мистер Геррик, но я получил ее от человека, на которого никто не обращал внимания. Я получил ее от ребенка — одинокого и жаждущего узнать обо всем, что она потеряла. А она потеряла весь мир — мать и отца.
— Пенни Уиллард?
— Господи, благослови ее и сохрани, — прошептал чуть слышно О'Фаррелл. — Ей было лет пять, когда она пришла ко мне. Им пришлось ей рассказать часть правды, потому что она собиралась идти в школу. Она не могла понять, что к чему, но знала, что я единственный человек, бывший на сцене с ее отцом, когда он умер. Она спросила, было ли ему больно, и я смог сказать ей, что он даже не успел понять, что с ним произошло. Она хотела говорить о нем, и о своей матери, и о том, какие они были. Что мог я поведать ей в те дни, кроме того, что отец ее был смелым и сильным, а мать — доброй и прекрасной? Позже, конечно, пришло время для более реалистических подробностей. Девять лет подряд она каждый день приходила в мой маленький домик, чтобы повидаться со мной. Я умею рассказывать истории, мистер Геррик. Мне удавалось рассмешить ее и превратить чтение вслух в настоящий спектакль. Я мог играть с ней в разные игры, потому что сам отчасти ребячлив. И эта прелестная девочка любила меня, мистер Геррик. И я ее любил.
Он остановился, достал из кармана платок и обтер пот со лба. Пока он говорил, его лицо стало пепельно-серым.
— Когда ей исполнилось четырнадцать, я расстался с ней, — проговорил он тихим, дрожащим голосом. — В некоторых людях есть червоточина, мистер Геррик, которая способна испортить все хорошее в их жизни. Я расстался с ней, потому что при виде этой четырнадцатилетней девочки у меня стали возникать мысли, которые не должны приходить в голову ни одному старому козлу. Это был один из немногих достойных поступков в моей жизни, но ей он принес боль. Она не понимала, а я не мог ей объяснить. Не знаю, поняла ли она сейчас. Но я люблю эту девочку, мистер Геррик, и отдам жизнь, чтобы уберечь ее от беды. — Он посмотрел на меня в упор своими старыми печальными глазами. — Я не часто говорю о себе серьезно, потому что люди настроены смеяться надо всем, что я скажу. Я бы не хотел, чтобы они смеялись над тем, как я отношусь к Пенни.
— Я не смеюсь, мистер О'Фаррелл.
— Я рискнул, мистер Геррик, потому что вы задали мне вопрос. «Зачем исполнять для меня музыку, мистер О'Фаррелл?» — спросили вы. Я не из тех, кто подвергает себя опасности. Моя собственная шкура — единственное, что меня вообще волнует, если не считать Пенни. Если я пошел на риск, то знайте — это ради нее.
— Вы считаете, она в опасности?
— А вы так не считаете? Вы привезли ее сюда сегодня вечером после ваших неприятностей. Она заново открыла старое дело, так? Она позвала сюда Брока, и весь сыр-бор из-за нее.
О'Фаррелл, в своей двусмысленной манере, разумеется, указывал на Фэннинга. Пол Фэннинг, думал я. Трудно представить себе Лору, превращающую Эда в беспомощный кусок мяса.
— Один вопрос, мистер О'Фаррелл, — сказал я. — Вы знаете, что заставило Тэда Фэннинга бросить Пенни?
На лице О'Фаррелла появилась гримаса отвращения.
— У мальчишки еще молоко на губах не обсохло. Его вряд ли можно считать ответственным за свои поступки.
— И никаких предположений?
— Я скажу вам кое-что, что вовсе не является предположением. Он просто дурак. Но какая шлея попала ему под хвост, я не знаю.
— И еще один вопрос, мистер О'Фаррелл. В ту ночь, когда убили Джона Уилларда, вы слышали о ком-то, кого называли Черным Монахом?
О'Фаррелл развернулся на своем табурете и посмотрел прямо на меня. Лукавое лицо снова оживилось. Его маленькое тельце согнулось, и внезапно он расхохотался, раскачиваясь взад и вперед, не в силах успокоиться.
— Это серьезный вопрос, — заметил я.
Он вытер глаза платком.
— Ох, слышал я о нем, — ответил он. — Это местная легенда.
— Он мог бы подтвердить алиби Лоры Фэннинг на ночь убийства. Это сузило бы круг подозреваемых.
О'Фаррелл покачал головой, пытаясь подобрать слова:
— Не то слово — мог бы, мистер Геррик. Если бы он сделал это. А я могу сказать вам, что он этого не сделает. Никогда. Не в этом мире!
— Но если Лора может назвать его имя…
— В этом-то вся и шутка, мистер Геррик. Она не может. Свои звездные минуты наша Лора изведала с человеком, которого она не знает, чьего лица без маски она так и не видела. До сих пор она расспрашивает о нем, втайне надеясь, что кто-нибудь проговорится. Но если кто-то и знает, он нем как могила! — О'Фаррелл закашлялся. — Нет, нет, мистер Геррик. Ваш Черный Монах никогда больше не появится. Можете быть уверены.
Я расплатился за выпивку и пожелал О'Фарреллу спокойной ночи. Он сунул бутылку «Джеймисона» под мышку, лихо отсалютовал мне и направился к боковому выходу. Маленький человечек дал мне немало пищи для размышлений. Я мог представить себе, как воодушевился Эд Брок, когда он услышал рассказ О'Фаррелла. Должно быть, он сразу бросился по следу и что-то нашел, но, вместо того чтобы сообщить то, что он узнал, Пенни и властям, он попытался подоить Фэннинга, и тот расправился с ним.
Да, теперь я знал, в каком направлении двигаться, но решил действовать осторожно. Фэннингу отныне известно, что откуда-то ниточка тянется к нему, и на этот раз он не попадется так легко. Он приготовится. Эд застал его врасплох. Со мной все будет по-другому.
Я во второй раз за вечер шел через вестибюль к лестнице, когда из кабинета появился Трэш.
— Оно того стоило? — спросил он.
— Несколько фактов, — ответил я.
Трэш закурил, одарив меня своей белозубой улыбкой.
— Большинство из нас давным-давно перестали искать факты, — сказал он. — Их не существует.
— Вы когда-нибудь подозревали, что О'Фаррелл знает об убийстве Уилларда больше того, что он рассказал полиции? — спросил я.
Трэш рассмеялся:
— Он всячески старался вас в этом убедить, да? Должно быть, вы ему хорошо наливали. Хочу вас предупредить, Геррик. Этого маленького ирландского придурка сжигает ненависть. Он ненавидит всех, потому что он неудачник и мошенник и еще кое-что, о чем неприлично говорить в обществе. Если вы заглотнули его наживку, значит, так вам и надо. Для него настоящий праздник — своими намеками убедить вас заподозрить кого-то. Знай он что-нибудь доподлинно, он растрепал бы об этом давным-давно, исключительно ради того, чтобы навредить кому-то. К счастью, он жалкий, мелкий трус, так что худшее, на что он способен, — это булавочные уколы.
— Вы сами отправили меня к нему, — возразил я.
— Потому что не сомневаюсь, что вы в состоянии отделить зерна от плевел, — сказал Трэш. — У О'Фаррелла есть излюбленный объект ненависти — Фэннинги. Он направил вас на их след?
Я вздохнул:
— Так и есть.
— Это старая история, — пояснил Трэш, перестав улыбаться. — Когда Пенни была маленькой девочкой, она любила болтаться около дома О'Фаррелла. Он хорошо ладит с детьми: рассказывает им сказки и старинные ирландские легенды. Пенни по-детски им восхищалась. Но когда ей исполнилось четырнадцать, у О'Фаррелла возникли кое-какие другие идеи на ее счет. Она рано развилась физически. Он проявлял к ней нежность, когда она была ребенком и нуждалась в этом. Но внезапно он превратился в старого похотливого козла. Лора, при всех своих заскоках, старалась быть хорошей матерью для Пенни. Она предупредила О'Фаррелла, чтобы тот не распускал руки, и запретила Пенни ходить в его дом. Пенни, в сущности, ничего не поняла и обиделась на то, что ее разлучили со старым другом. Она пошла к нему опять, и О'Фаррелл вел себя грязно. Тогда Пол Фэннинг задал ему первоклассную трепку. О'Фаррелл попал в больницу, а поправившись, попритих. Пол убедил его, что не шутит. Но естественно, О'Фаррелл ненавидит Фэннингов и с радостью сделает все, лишь бы доставить им неприятности — например, навешает вам на уши лапши своими намеками и предположениями.
Вот вам и ниточка, подумал я. О'Фаррелл даже словом не обмолвился ни о побоях, ни о больнице. Из его рассказа следовало, что его собственная совесть заставила его отказаться от Пенни. Вся его история, вероятно, из той же серии — наполовину правда, наполовину лживые инсинуации.
— Одно меня озадачивает, — сказал я Трэшу. — Как получилось, что после этого Роджер Марч позволил О'Фарреллу остаться в колонии? Его простили, когда выяснилось, что он мошенник, а не драматург. Потом оказывается, что он…
— Любитель Лолит, — докончил Трэш.
— И все же его не гонят. Это совсем не похоже на то, что я слышал о Роджере Марче.
— Я тоже размышлял об этом, — согласился Трэш. — В одном можно быть совершенно уверенным. Если бы О'Фаррелла выгнали отсюда, он убрался бы на безопасное расстояние, а потом вылил бы ушат грязи на Пенни и Нью-Маверик. Может, Роджер подумал, что лучше оставить его здесь, где он под рукой и помалкивает. Разумеется, эта история здесь известна всем, но о ней много не говорили. В колонии никто не хочет поссориться с Роджером. И О'Фаррелл будет молчать, пока он здесь, потому что у него нет других средств к существованию, кроме фонда Нью-Маверика.
