Ольга Бэйс - Тайны Сент-Ривера
– Что ж, боюсь, что в предварительном слушанье этого дела в суде, версия самоубийства окажется самой убедительной, – вздохнул комиссар.
– Но почему именно в этом месте и именно в это время? – возмутилась я.
– Это слабое звено гипотезы о самоубийстве, но факты указывают на то, что возможность была только у самого Парра и слуг, однако у слуг не было мотива.
– А у Парра? У него есть причины для самоубийства?
– Ну, если подтвердится, что он был неизлечимо болен…
– А еще нет заключения?
– Должны вот-вот доставить, но по телефону доктор Вильсон мне сказал, что, скорее всего, это подтвердится. Он сказал, что точно сможет это сказать только после получения результатов лабораторных исследований.
– Ну, допустим, что он был тяжело болен и не хотел жить, боялся боли, не хотел пережить все стадии болезни, допустим. Но, что он не мог сделать это у себя дома, где его никто бы не увидел, где не нужно было все делать тайком? – продолжила я излагать аргументы в пользу своего несогласия с версией самоубийства, – да и зачем ему было бы тогда затевать этот странный спор? Лично мне кажется, что Джим ничуть не хуже его разбирается в живописи. Я видела картины Рамбье в национальном музее, стиль, несомненно, тот же, хотя я, разумеется не специалист.
– Да, мне кажется, что Сотти не зря так горячился, а старик вел себя очень странно, – поддержал меня Дэвид.
В этот момент наш разговор прервал дежурный инспектор, который занес комиссару курьерскую почту.
Комиссар распечатал конверты, и мы получили, во-первых, подтверждение факта наличия у Мориса Парра неизлечимой болезни, из-за которой временами он мог страдать от сильных болей. Во-вторых, – копию завещания. И тут был сюрприз: свои деньги господин Парр разделил поровну между оставшимися родственниками, которых даже не потрудился перечислить поименно, а свои картины он завещал национальному музею, к завещанию прилагалась подробная опись полотен, входящих в эту коллекцию.
Да, работа адвокатам предстояла нешуточная. Странно, что им не удалось убедить своего клиента написать более внятный текст завещания. Впрочем, судя даже по моим впечатлениям, убедить в чем-то этого господина было весьма непросто, особенно, если он что-то уже для себя решил. Данное завещание только подтвердило мое вначале довольно поверхностное мнение.
– Теперь мы знаем, что вчера в замке присутствовали, как минимум, двое их тех, кто получил от смерти старика некую выгоду, но очень сомнительно, что эти двое вчера об этом знали, – прокомментировал Дэвид полученные нами новые факты, – боюсь, что все же версия самоубийства выглядит самой логичной.
– Но не кажется ли вам, что было бы не лишним выяснить, откуда взялась ампула с цианидом, ведь это, насколько я понимаю, своего рода редкость. В нашей стране этих ампул нет со времен второй мировой войны, во всяком случае, нет в открытом медицинском обороте, – заметила я.
– Да, поддержал меня Катлер, – я уже направил несколько запросов, чтобы прояснить ситуацию, но не надеюсь на ответы. Вернее, ответы будут, но они вряд ли нам помогут. Цианид в ампулах – это очень странно.
– А почему вы думаете, что яд был в ампуле? – спросил вдруг Дэвид, – а если это были осколки от ампулы, в которой находилось совершенно безобидное вещество, а цианид попал на ткань совсем по-другому.
– Теоретически и такое возможно, но уж больно странное совпадение, – высказал свое сомнение комиссар. – Думаю, что нужно действительно поговорить с лечащим врачом Парра, возможно, он что-то прояснит. Он сегодня будет на приеме в поликлинике, нам стоит наведаться туда, к концу приема. Или вы не поедете со мной?
– Я, к сожалению, должен сейчас ехать в редакцию, но, надеюсь узнать от вас все новости, – сказал Дэвид.
– А я, разумеется, с вами, – ответила я на взгляд комиссара в мою сторону.
Доктор Реджинальд Крафт
Мы появились в кабинете доктора Крафта как раз тогда, когда его прием закончился, и он вполне мог уделить нам несколько минут. Светловолосый и белокожий, доктор выглядел явно моложе своих лет, впечатлению молодости способствовал и невысокий рост. Но, приглядевшись, я поняла, что ему уже наверняка больше пятидесяти, и еще, что он очень устал. Эрик Катлер предъявил свое служебное удостоверение и представил доктору меня, сказав, что я принимаю участие в данном расследовании по его просьбе. Впрочем, мне показалось, что доктор пропустил мимо своего сознания всю эту информацию.
– Так что же вы хотели узнать у меня, если, как я понимаю, вскрытие уже произведено, а, значит, о его болезни вы знаете.
– Да, но мы также знаем, что он умер от отравления цианидом, у нас есть основание подозревать, что господин Парр ушел из жизни добровольно, или вы считаете, что такое невозможно? – спросил комиссар, заметив, что доктор Крафт усмехнулся.
– Разрешите мне усомниться в этом. Пожалуй, я не думаю, что эта версия удачна хотя бы потому, что место и время для самоубийства выбрано уж точно не стандартно. Но дело не только в этом. Морис очень страдал от своей болезни, боялся приступов боли, которые случались у него все чаще, но умирать он не хотел. Буквально несколько дней назад он интересовался у меня, сколько ему нужно протянуть до того момента, когда его болезнь, благодаря открытиям современной медицины, перестанет быть смертельной, он читал медицинские журналы, следил за телепередачами, выискивал соответствующие новости в сети. Нет, я не верю в его добровольный уход, да еще при таких обстоятельствах, если, конечно, все, что по этому поводу сообщили газеты, действительно правда.
– Более, или менее, – подтвердил комиссар, очевидно, имея в виду газетные публикации.
– А мог ли у него быть цианид, причем в ампуле? – спросила я.
– Не знаю… – доктор задумался. – Не скрою, он просил меня достать ему яд, на тот случай, если он вдруг поймет, что в его жизни ему уже не светит выздоровление, а дожить до последней стадии своей болезни он очень боялся. Но цианид в ампуле… Впрочем, с его деньгами можно достать многое.
– Значит, яд у него все же мог быть? – уточнил комиссар.
– Мог, но я не могу утверждать, что был. – ответил доктор Крафт.
– Значит, вы ему эту услугу не оказали?
– Нет, комиссар, я не давал ему яд, вы ведь об этом?
– А что вы можете сказать о своем пациенте, как о человеке? Насколько легко и приятно было с ним общаться?
– Морис Парр не был приятным собеседником, хоть и был прекрасно образован, много повидал, много знал и понимал. Но все, что он накопил в этой жизни: деньги, картины, знания… – все это было бесполезной кучей хлама, и для него и для других. Не уверен, что объяснил вам, но это мое представление об усопшем…
– Ну, почему же, из того, что я о нем узнал за последние сутки, пожалуй, складывается именно такое впечатление. Спасибо, доктор, что ответили на наши вопросы.
– Всегда к вашим услугам, комиссар, – он сделал небольшую паузу, словно сомневаясь, стоит ли продолжать, – но не верьте, что Морис себя убил. Он мог бы убить, но только не себя. Во всяком случае, не сейчас.
Наследники
Похороны состоялись на следующий день. Скромная гражданская панихида, покойный был убежденным атеистом. Народу было довольно много, но собственно родственников оказалось всего пятеро. Именно эти пятеро и были приглашены в дом к усопшему для оглашения его последней воли. Присутствовали и мы с комиссаром. Перед самой этой процедурой нам удалось переговорить с нотариусом фирмы Портера, которому было поручено зачитать документ.
– Скажите, вы точно знаете, что сегодня сюда явились все родственники господина Парра, которые, как мы уже знаем, являются и его наследниками. – спросил комиссар Катлер
– Это все, кого мы знали в этом качестве, но текст завещания и имена наследников будут опубликованы в газетах, если есть еще претенденты, то у них на то, чтобы заявить свои права, есть полгода. – спокойно ответил адвокат.
Похоже, ему завещание клиента не казалось таким уж странным.
* * *Но на присутствующих текст, который зачитал нотариус фирмы Портера произвел вполне ожидаемое впечатление.
Марика Кроун не сдержала смех, хотя сразу же извинилась перед присутствующими, впрочем, некоторым ее смех показался просто нервным.
Итак, любой человек, который сможет доказать свое родство с усопшим Морисом Парром, может рассчитывать на получение наследства. На сегодня таких наследников было пятеро, и доля каждого из них была внушительной. Понятно, что они не могли сразу получить свои деньги, в завещании были дополнительные распоряжения, внесенные туда, как я понимаю, по настоянию адвоката, составлявшего этот документ. На адвокатскую фирму возлагалась обязанность обратить в деньги всю недвижимость господина Парра, за исключением портретной коллекции, которая в течение недели должна быть передана национальному музею. Полученная после продажи недвижимости сумма должна быть вложена на счет покойного, после чего должно состоятся второе собрание наследников, где будет объявлена окончательная сумма, которая подлежит разделу между всеми, кто будет иметь право на наследство на тот момент. Каждый из наследников имеет право осуществить проверку всех действий адвокатской фирмы и подать иск в случае, если посчитает, что действия фирмы нанесли ущерб его интересам. На это предоставляется дополнительный срок – тридцать дней со дня оглашения суммы, полученной в результате выполнения всех пунктов дополнительных распоряжений.