Колин Декстер - Убийство на канале

Из-за разнообразных социологических причин (некоторые из которых все еще подлежат анализу), можно без особых колебаний предположить, что лодочники в подавляющем своем большинстве, вероятно, были потенциально предрасположены к постоянному совершению преступлений. Также можно уверенно утверждать, что их профессия (если можно назвать ее таковой) предоставляла исключительные возможности для реализации такого потенциала. Иногда они продавали часть товаров, заменяя, например, количество угля равновесным количеством кусков скал или камнями. Часто нам попадаются зарегистрированные случаи (см. спец. «Комиссия по каналам и водным источникам», 1842, том IX; стр. 61 – 64, 72 – 75, 83 – 86 и др.), когда члены экипажей угощались дорогими винами и виски, при этом впоследствии наполняли опустошенные бутылки водой. Налоговые служащие тоже не всегда, похоже, были невинны в этом деле и время от времени могли быть подкупаемы, чтобы закрывали глаза…»

Глаза Морса тоже начали закрываться, и он отложил книгу в сторону. И так приходим к заключению: лодочники были компанией мошенников, которые часто воровали часть товаров. Следовательно, Уолтер Таунс, известный еще и как Уолтер Торольд, и остальные были мошенниками. Все настолько просто – когда знаешь ответ. Может все-таки настанет такой день в большой компьютерной библиотеке на небе, когда проблемы, занимающие бесчисленные поколения мудрецов и философов, получат ответ сразу после ввода вопросов через некую небесную клавиатуру.

Молодой человек с переносной капельницей вошел, кивнул Морсу, взял откуда-то маленький дистанционный пульт для телевизора и начал переключать канал за каналом с непостоянством, которое взбесило Морса. Пришло время возвращаться в отделение. На выходе глаза его механически пошарили по шкафу с книгами, и он остановился. Там, на самой нижней полке, рядышком стояли книги, озаглавленные «Викторианский Банбери» и «Оксфорд (Железнодорожные центры) – справочник». Вытащив обе, он вернулся обратно в палату. Может, если бы люди пошире открывали глаза, вообще не было бы нужды в специальных небесных мониторах.

Уолтер Гринэвей пытался, без особого успеха, справиться с кроссвордом в «Оксфорд таймс». Он не особенно владел этим умением, но оно его всегда привлекало, и когда накануне он наблюдал, как Морс расправился с кроссвордом в «Таймс» за 10 минут, его охватила зависть. Морс снова устроился в своей постели, когда Гринэвей (известный среди приятелей как Уогги) подал голос:

– Вы хорошо разбираетесь в кроссвордах!

– Более-менее.

– Вы знаете что-нибудь про крикет?

– Не много. Какой вопрос?

– Знаменитая утка Брэдмена[23].

– Сколько букв?

– Семь. Я видел Брэдмена на поле в 48ом. Тогда он «сделал утку[24]».

– Я бы не стал зацикливаться на крикете, – сказал Морс. – Просто вспомните Уолта Диснея.

Гринэвей облизал кончик карандаша и задумался.

– Кто составитель кроссворда на этой неделе? – спросил Морс.

– Кто-то по имени КИХОТ.

Морс улыбнулся. Надо же какое совпадение!

– Каким было имя Брэдмена при крещении?

– Ах, я понял, сэр! – сказал Уогги, счастливый вписывая буквы «ДОНАЛЬД».

Глава двадцать третья

Все, что человечество совершило, передумало, все, чего оно достигло, – все это сохранилось, как бы волшебством, на страницах книг.

Embarras de richesses[25] – даже пробродив целый день среди полок местной библиотеки в Саммертауне, Морс не смог бы выбрать две другие книги более познавательного характера.

Первая, «Викторианский Банбери», снабдила его информацией о том, что к 1850 году долгие маршруты почтовых карет через Банбери на Лондон были почти полностью прекращены, благодаря новой железнодорожной линии от Оксфорда до столицы. Однако непосредственным результатом такого обслуживания, число карет между Банбери и Оксфордом (всего на двадцать миль южнее) в сущности, увеличилось, и в 1850-е и 1860-е годы превратилось в регулярный и эффективный вид транспорта между этими городами. Кроме того автор подробно сообщал о почтовых каретах, отправлявшихся в интересующий нас день, и о которых Джоанна Франкс должна была быть положительно осведомлена. С уверенностью можно сказать, что в первой половине следующего дня трижды можно было видеть почтовых лошадей, галопирующих на юг и везущих пассажиров, севших на постоялом дворе «Суон» в Банбери, до конечной остановки «Энджел» на главной улице Оксфорда. За сумму в два шиллинга и один пенс. Еще более интересной для Морса оказалась информация, касающаяся самого Оксфорда, откуда поезда до лондонского вокзала Паддингтон, согласно второму справочному труду, отправлялись гораздо чаще и быстрее, чем он себе представлял. И, как можно предположить, сама Джоанна могла получить точно такую же информацию в Банбери в тот судьбоносный день: не менее десятка поездов ежедневно, отправлявшихся с утра и до 20:00 часов вечера.

Embarras de choix[26]. Естественно, цены на билеты немного кусались – в первый, второй и третий класс – соответственно 16, 10, и 6 шиллингов, за расстояние не более 60 миль. Но достаточно беспристрастный историограф оксфордских железных дорог отметил тот факт, что кроме поездов курсировали три почтовых кареты в день, по крайней мере до 1870х, совершавших сравнительно медленную поездку до Лондона через Рединг: две кареты отправлением в 10:30, еще одна – часом позже, и цены на билеты были на «целый шиллинг» ниже, чем цены третьего класса в поездах. И где же была их конечная остановка в столице? Это невероятно. Эджвер-Роуд.

Итак, в течение нескольких минут Морс пытался рассмотреть это дело с точки зрения Джоанны – одинокой Джоанны, которая (у него не было причин не верить этому) оказалась в экстремальной ситуации.

Прибыв в Банбери поздно вечером, она должна была быстро сообразить, что нет никаких шансов сразу сменить транспорт; но на лицо была возможность провести ночь в Банбери, например, в одном из трактиров на пристани. Не первоклассный отель на четыре звезды, но все же – приличный ночлег плюс уверенная защита не более чем за два шиллинга или около того. Потом – почтовой каретой до Оксфорда следующим утром; в книге упоминается одна из них в 9:30, прибытием в Оксфорд около 13:00 часов. Это означало бы, что она без всяких усилий успевала на поезд в 14:45 до Паддингтона или на один из следующих трех в случае какой-либо неприятности с лошадьми. Совсем просто! Если она, в конце концов, твердо решила навсегда избавиться от своих мучителей, ее предполагаемые действия были ясны. Ночевка в Банбери – два шиллинга, еще два шиллинга и один пенс стоил проезд почтовой каретой от Банбери до Оксфорда, еще шесть шиллингов за билет третьего класса поездом от Оксфорда до Лондона; значит, за примерно десять шиллингов она имела последнюю возможность спасти свою жизнь. И могла бы сделать это без особых усилий, без особых расходов.

Но не сделала. Почему? Согласно общепринятому утверждению, у нее не было ни пени за душой, тем более не могло быть и речи о половине гинеи. Не было ли у нее чего-то, что можно было продать или заложить? Не было ли у нее при себе каких-то ценностей? Что было в двух ее чемоданах? Ничего, что имело хоть какую-то стоимость? Почему тогда, если это так и было, почему вообще могло возникнуть малейшее подозрение в краже? Морс медленно покачал головой. О, Боже! – как ему хотелось хоть одним глазком заглянуть в один из этих чемоданов!

Было уже время для чая, а Морс еще не знал, что его желание вот-вот исполнится.

Глава двадцать четвертая

Magnus Alexander corpore parvus erat.[27]

Нормальными сменами сестринского персонала в больнице «Джон Редклиф» были: первая (7:45 – 15:45), вторая (13:00 – 21:30) и ночная (21:00 – 8:15). Скорее ночная, чем дневная птица, Эйлин Стантен не разделяла ни одного из ширившихся возражений против ночных смен. От рождения с темпераментом, слегка окрашенным меланхолией, она была, возможно, естественным дитем мрака. Но именно эта неделя была необыкновенна. И в этот день она была во вторую смену.

Она вышла замуж в 19 лет и развелась в 20; сейчас, пять лет спустя, Эйлин жила в Вонтидже с мужчиной старше нее на 15 лет, который накануне отпраздновал день рождения. Праздновали великолепно, пока, как раз после полуночи, сам именинник не оказался замешан в небольшом кулачном бою из-за нее! Согласно фильмам, повалившись без сознания от яростного удара железным прутом, герой должен отвлечься всего на минуту, чтобы потереть ушибленное место, затем снова продолжить свою миссию. Но в жизни, как было известно Эйлин, так не бывает – скорее всего, жертва окажется, в конце концов, в отделении интенсивной терапии – с сотрясением мозга при этом. Намного жестче. Как вчера (нет, этим утром!), когда мужчине, с которым она жила, врезали по лицу так, что разбили и верхнюю губу, и почти до корней верхние зубы. Все было плохо для его внешнего вида, для его гордости, для праздника, для Эйлин или для кого бы то ни было еще. Вообще все плохо! В который раз она возвращалась мысленно к этому инциденту, пока ехала к Оксфорду. Запарковав свою зеленую «Метро» на больничной стоянке, она спустилась в гардеробную в цокольном этаже, чтобы переодеться. Она знала, что возвращение на работу подействует на нее хорошо. До сих пор она достаточно легко избегала каких бы то ни было эмоциональных связей с пациентами, и все чего она хотела в данный момент – это преданно выполнять свои обязанности в течение следующих нескольких часов, чтобы забыть предыдущий вечер. Тогда, выпив чуть больше обычного, она флиртовала достаточно открыто с мужчиной, которого видела впервые… Никакого похмелья от выпитого, несмотря на это она спросила себя, не было ли это в сущности опьянением, которое она не заметила среди других душевных волнений. Как бы там ни было, пришло время забыть собственные неприятности и заняться чужими.