Джон Карр - Три гроба
Ремпол, пока ему подавали кофе, пробежал глазами заголовки. Один из них, которым автор, наверное, очень гордился, гласил: «Колдун убивает колдуна». Были еще: «Загадка Калиостро-стрит», «Вторая пуля – для тебя!»
– Калиостро-стрит? – спросил Ремпол. – Где, черт возьми, эта улица? Кажется, я слышал такие странные названия, но это…
– Конечно, вы не могли о ней слышать, – заметил доктор Фелл. – Это одна из тех улочек, что затерялись в центре Лондона. На нее можно попасть только случайно, когда захочешь сократить расстояние. Так или иначе, а от дома Гримо до Калиостро-стрит пешком идти не больше трех минут. Это глухой переулочек, что проходит параллельно до Гилфорд-стрит на противоположной стороне Рассел-сквер и представляет собой продолжение Лембит-Кондуит-стрит. Насколько я помню, там много лавочек ремесленников и домов с меблированными комнатами. Брат Анри убил Гримо, пошел на Калиостро-стрит, послонялся немного и довершил дело.
Ремпол начал читать газету.
«Прошедшей ночью на Калиостро-стрит найден убитым Пьер Флей – колдун и фокусник, французский подданный. В течение нескольких последних месяцев Пьер Флей выступал в мюзик-холле на Комершиал-роуд, а две недели назад нанял помещение на Калиостро-стрит. Прошлым вечером около половины одиннадцатого он был смертельно ранен при обстоятельствах, свидетельствующих о том, что колдуна убил колдун. Убийцу никто не видел, никаких следов он не оставил. Три свидетеля клянутся, что четко слыхали слова: „Вторая пуля – для тебя!“
Калиостро-стрит имеет в длину двести ярдов и заканчивается глухой кирпичной стеной. Только в начале улицы, где стоят несколько лавочек – в то время они были закрыты, – освещенные фонарями тротуары оказались чисто подметенными. Дальше, через двадцать ярдов, и мостовая, и тротуары были покрыты нетронутым снегом.
Мистер Джесси Шорт и мистер Р. Г. Блеквик, жители Бирмингема, шли к приятелю, который живет в конце улицы. Они шли по тротуару справа, и начало улицы оставалось у них позади. Мистер Блеквик обернулся, чтобы посмотреть на номер дома, и заметил человека, который шел за ними на значительном расстоянии посредине улицы. Человек шагал медленно и время от времени беспокойно оглядывался, словно ожидал кого-то увидеть. Свет был тусклым, и мистер Шорт и мистер Блеквик заметили только то, что человек высокий и на нем широкополая шляпа. В то самое время полицейский констебль Генри Визерс прошел Лембит-кондуит-стрит и вышел на начало Калиостро-стрит. Впереди он увидел человека, который, оглядываясь, шел по снегу. Все случилось за три-четыре секунды. Мистер Шорт и мистер Блеквик услышали сзади крик, похожий скорее на стон. Потом четко прозвучали слова «Вторая пуля – для тебя!», смех и глухой револьверный выстрел. Оглянувшись, они увидели, что человек зашатался, снова вскрикнул и упал лицом вперед.
Свидетели уверены, что улица была абсолютно безлюдна. Даже больше, тот человек шел прямо посредине улицы, но оба заявляют, что никаких следов на снегу не было. Подтверждает это и полицейский констебль Визерс, который прибежал на место преступления. При свете, падающем из окна ювелирной лавки, они увидели жертву. Человек лежал ничком, раскинув руки; из пулевой раны под левой лопаткой текла кровь. В десяти футах от жертвы валялось оружие – тридцатилетней давности револьвер «кольт» калибра 0,38 с длинным стволом.
Несмотря на оружие и слова, которые слышали свидетели, все они сошлись на том, что человек, наверное, стрелял в себя сам. Он был еще живой, и его перенесли в дом врача М. Р. Дженкинса, находившийся в конце улицы. Констебль тем временем убедился, что следов ног нигде не видно. Вскоре раненый, не приходя в сознание, скончался.
Потом обнаружились странные вещи. Пальто на убитом вокруг отверстия от пули обгорело – следовательно, оружие прижали к спине или держали на расстоянии нескольких дюймов от нее. Но врач Дженкинс пришел к выводу, а полиция со временем подтвердила, что это было, конечно, не самоубийство. Выстрелить себе в спину, тем более из длинноствольного револьвера невозможно. Если бы стреляли издалека – например, из окна или из дверей, – то отсутствие убийцы или даже следов его ног не вызвало бы удивления. Но тот, кто стрелял, стоял рядом с жертвой, говорил с ней, а потом исчез. Никто убитого не знал, и никаких бумаг при нем не было. Через некоторое время его труп отвезли в морг…»
– А что сказал констебль, которого Хедли послал найти Пьера Флея? – спросил Ремпол. – Он его узнал?
– Узнал, – буркнул доктор Фелл. – Но пока он туда добрался, все было кончено. Он встретился с Визерсом, когда тот еще опрашивал жителей улицы. Тогда же человек, которого Хедли послал в мюзик-холл, позвонил и сообщил, что Флея там нет. Флей спокойно заявил директору мюзик-холла, что не имеет намерения выступать в этот вечер и, добавив что-то непонятное, ушел…
В морг, чтобы опознать Флея, пригласили хозяина его квартиры с Калиостро-стрит, а для уверенности попросили, чтобы пришел кто-то из мюзик-холла. Добровольно согласился прийти ирландец с итальянской фамилией, который в тот вечер тоже не мог выступать в связи с травмой… Гм… Вот так. Итак, это был Флей. Он мертв, и мы оказались в чертовски неприятном положении.
– И все, что тут написано, – правда?! – воскликнул Ремпол.
Ему ответил Хедли. Решительно позвонив, он вошел со своим чемоданчиком, который держал, словно томагавк. Даже не прикоснувшись к яичнице с беконом, он поставил ноги ближе к огню и уныло заговорил:
– Абсолютная правда. Я разрешил газетам освещать все, как есть, чтобы иметь возможность обратиться по радио к людям, которые знали Пьера Флея… или его брата Анри. О Господи, Фелл, я сойду с ума! Это имя засело у меня в голове, и я никак не могу от него избавиться. Я заметил за собой, что говорил про брата Анри так, словно это – его настоящее имя, и даже представляю, какой он из себя. А впрочем, вскоре мы будем знать его настоящее имя. Я послал телеграмму в Бухарест. Брат Анри! Брат Анри!.. Мы уже было напали на след и снова потеряли его. Брат…
– Бога ради, успокойтесь, – отозвался доктор Фелл, нервно попыхивая трубкой. – Кипятиться сейчас ни к чему. За ночь вы, наверное, собрали богатую информацию? Теперь садитесь, потешьте желудок, а потом, гм… позаботимся о душе…
Хедли заверил, что есть не хочет, но когда он, умяв две порции, выпил несколько чашечек кофе и закурил сигару, настроение у него немного улучшилось.
– Ну вот, а теперь начнем, – сказал он решительно, доставая из своего чемоданчика бумаги. – Рассмотрим это газетное сообщение строку за строкой, а заодно и то, что между строчками. Гм… Во-первых, что касается Блеквика и Шорта. Эти двое заслуживают доверия, а кроме того, один из них, безусловно, не может быть братом Анри. Мы позвонили в Бирмингем и узнали, что оба – хорошо известные, состоятельные жители города и быть свидетелями в этом деле не откажутся. Констебль Визерс тоже вполне надежный человек. Уж если они все говорят, что никого не видели, то это в самом деле так. Если только их самих не обманули.
– Обманули? Как?
– Не знаю, – покачав головой, ответил Хедли. – Знаю только, что это могло быть. Я мимоходом осмотрел улицу, хотя до жилища Флея и не дошел. Это, конечно, не площадь Пиккадилли, но и там не так темно, чтобы нормальный человек с его пятью чувствами ошибся в том, что видит. Призрак? Не знаю. По поводу следов ног… Я, если Визерс присягает, будто их не было, ему верю.
Доктор Фелл хмыкнул, а Хедли продолжал:
– Теперь об оружии… Флей убит выстрелом из «кольта» тридцать восьмого калибра. Гримо тоже. Брат… убийца имел только два патрона, и с обоими ему повезло. Видите… современный пистолет выбрасывает гильзы, как автомат. Если гильзы найти, они могут о многом рассказать… Но револьвер – оружие старого образца, гильзы у него остаются в барабане. Выяснить, кому револьвер принадлежал, нет никакой надежды. Он в прекрасном состоянии, у него большая убойная сила, пуля пробивает бронежилеты. Кто-то хранил его много лет.
– Анри ничего не забыл, Гарри. Ну, а куда Флей шел, вы узнали?
– Да. Он шел к Анри…
– Вы хотите сказать, что у вас есть какая-то зацепка? – широко открыл глаза доктор Фелл.
– Это единственное, что у нас есть, – веско ответил Хедли. – И если эта зацепка в течение нескольких часов не даст никаких результатов, то я съем свой чемоданчик. Помните, я говорил по телефону, что Флей отказался выступить и ушел прошлым вечером из театра? Так вот. Мой полисмен в штатском разговаривал с театральным администратором Айзекстайном и акробатом О'Рурком. Этот второй был с Флеем в более близких отношениях, чем остальные. Он приезжал и в морг.
В субботний вечер на Лаймхауз-уэй, естественно, всегда толпится народ. В театре с часу дня до одиннадцати ночи идут без перерыва разнообразные сценки варьете и эстрады. Особенно людно вечером. Первое свое выступление Флей должен был начать в восемь пятнадцать. Приблизительно за пять минут до этого О'Рурк, который повредил руку и выступать не мог, спустился в подвал выкурить сигарету. Там у них угольная топка парового отопления. Соммерс записал рассказ О'Рурка, и тот его подписал. Вот он!
