Энтони Горовиц - Дом шелка. Новые приключения Шерлока Холмса

— Оставьте у себя на хранение. Девочка потеряла брата. Она потеряла все. Может быть, когда-то она вернется к вам за помощью, и по меньшей мере вы сможете вернуть ей эти деньги.

Распрощавшись с хозяином «Мешка с гвоздями», мы пошли вдоль изгибавшейся Темзы в направлении Бермондси. Я поинтересовался у Холмса: он снова хочет наведаться в ту самую гостиницу?

— Не в гостиницу, Ватсон, — возразил Холмс, — но в те края. Надо найти источник богатства Росса. Скорее всего, тут и кроется причина его убийства.

— Но деньги ему дал дядя, — напомнил я. — И если его родители мертвы, кто поможет найти его родственников?

Холмс засмеялся.

— Ватсон, вы меня удивляете. Неужели вы не знакомы с языком, на котором говорит как минимум половина Лондона? Каждую неделю тысячи тружеников и сезонных рабочих навещают своих дядей — владельцев ломбардов. Именно там Росс и получил свой злосчастный доход. Вопрос в том, что он оставил в залог под эти флорины и шиллинги?

— И где он это оставил? — добавил я. — Только в этой части Лондона таких ломбардов сотни.

— Вы правы. С другой стороны, вспомните: Виггинс вел нашу загадочную жертву от ломбарда до самой гостиницы и сказал, что Росс и сам там частенько бывал. Там и надо искать его «дядю».

Ломбард — лоно утраченных иллюзий и несбывшихся грез! Каждый класс, каждая профессия, каждый социальный слой были представлены в этих плохо вымытых витринах: к стеклу, подобно бабочкам, были пришпилены самые разнообразные осколки человеческих жизней. Над входом в ломбард на проржавевших цепях висели три красных шара на синем фоне, они отказывались качаться на ветру, как бы подчеркивая незыблемость происходящего здесь: если владелец расстался со своей собственностью, назад ее уже не вернуть. Надпись под вывеской гласила: «Ссужаем деньги под залог: посуда, драгоценности, одежда, любая форма собственности», и даже клад Аладдина в подземелье едва ли мог сравниться с тем, что хранилось здесь. Гранатовые брошки, серебряные часы, китайские чашки и вазы, подставки для ручек, чайные ложки, книги — все это сражалось за место на полках с такими разрозненными предметами, как заводной солдатик и чучело сойки. Целая армия шахматных фигурок охраняла поле битвы, где на зеленом сукне были выложены кольца и браслеты. Какой работяга заложил стамеску и пилу, чтобы в выходной день порадовать себя пивом и колбасой? Какой девочке пришлось идти в церковь без своего воскресного платья, потому что ее родители хотели хоть что-то поставить на обеденный стол? В окне ломбарда можно было проследить, как человечество приходит в упадок. Но это же окно было пиршеством для глаз. Скорее всего, именно сюда наведывался Росс.

Я видел ломбарды в Вест-Энде и знал: обычно имеется боковая дверка, куда можно проникнуть незамеченным. Но здесь такой роскоши не было, жители Бридж-лейн особой изысканностью не отличались. Дверь была одна, она стояла открытой. Я прошел за Холмсом в окутанное полумраком помещение — там был всего один человек, он сидел, взгромоздившись на высокий табурет, и читал, держа книгу одной рукой, а другая лежала на стойке. Он медленно вращал пальцами, будто вертел на ладони какой-то невидимый предмет. Этому хрупкому узколицему человеку было с виду лет пятьдесят, на нем были застегнутая на все пуговицы рубашка, сюртук и шарф. Все его манеры говорили о дотошности и аккуратности, и в голову мне пришло сравнение с часовщиком.

— Чем могу помочь, господа? — поинтересовался он, едва поднимая глаза от страницы. Но он, видимо, успел окинуть нас оценивающим взглядом, когда мы входили, потому что сказал в продолжение: — Полагаю, вы пришли по официальному делу. Вы из полиции? Если это так, то помочь вам не смогу. О моих клиентах я не знаю абсолютно ничего. Это мое правило — вопросов не задавать. Если вы хотите что-то у меня оставить, я предложу вам достойную цену. В противном случае — всего вам наилучшего.

— Меня зовут Шерлок Холмс.

— Сыщик? Я польщен. Что же привело вас сюда, господин Холмс? Может быть, сапфировое ожерелье в золоте? Симпатичная штучка. Я заплатил за него пять фунтов, но полиция его у меня забрала, так что ни о какой прибыли нет речи. А я вполне мог бы его продать за десять, представься мне такая возможность. Но жизнь есть жизнь. Всех нас ждет крах — кого-то раньше, кого-то позже.

Я знал, что по крайней мере частично он лжет. Сколько бы ни стоило ожерелье госпожи Карстерс, он заплатил бы Россу максимум несколько пенсов. Возможно, те самые фартинги, которые мы нашли в тайнике.

— Ожерелье нас не интересует, — сказал Холмс. — Равно как и человек, который его сюда принес.

— Оно и правильно, потому что американец, который его сюда принес, отправился на тот свет — так мне сказала полиция.

— Нас интересует другой ваш клиент. Мальчик по имени Росс.

— Я слышал, что Росс тоже оставил эту юдоль слез. Согласитесь, жуткое невезенье — потерять двух голубков сразу!

— Недавно вы заплатили Россу деньги.

— Кто вам это сказал?

— Вы это отрицаете?

— Не отрицаю, но и не подтверждаю. Просто говорю вам, что я занят и буду чрезвычайно благодарен, если вы оставите меня в покое.

— Как вас зовут?

— Рассел Джонсон.

— Замечательно, господин Джонсон. У меня к вам предложение. Я куплю у вас то, что принес вам Росс, и дам хорошую цену, но при одном условии — вы будете играть со мной в открытую. Мне о вас, господин Джонсон, известно очень многое, и если попытаетесь мне лгать, я это сразу увижу, вернусь с полицией и все равно заберу то, что мне нужно, а вы останетесь без прибыли.

Джонсон улыбнулся, но мне показалось, что в его взгляде сквозит раздражение.

— Обо мне, господин Холмс, вам не известно ровным счетом ничего.

— Вы полагаете? Пожалуйста: вы родом из богатой семьи, получили хорошее образование. Могли бы стать успешным пианистом, потому что таково было ваше желание. Но вас сгубила некая страсть, скорее всего к азартным играм, если точнее, к игре в кости. В этом году вы сидели в тюрьме за скупку краденого и причиняли хлопоты тюремным надзирателям. Вас продержали под замком почти три месяца, но в октябре отпустили, и сейчас торговля ваша идет бойко.

Впервые Джонсон отнесся с вниманием к словам Холмса.

— Кто вам все это рассказал?

— Мне не нужно ничего рассказывать, господин Джонсон. Все это до боли очевидно. Повторяю свой вопрос: что вам принес Росс?

Джонсон обдумал сказанное, потом неторопливо кивнул.

— Этот мальчик, Росс, пришел ко мне два месяца назад, — начал он. — В Лондон он только приехал, устроился в «Кингс Кросс», а сюда его привели другие беспризорники. Я мало что о нем помню, но накормлен и одет он был лучше остальных, а с собой принес брегет, наверняка украденный. Потом он заходил еще несколько раз, но ничего достойного больше не приносил. — Он подошел к шкафчику, порылся в нем и достал карманные часы с цепочкой, в золотой оправе. — Вот этот брегет, мальчику я дал за него пять шиллингов, хотя стоит он не меньше десяти фунтов. Платите столько, сколько заплатил я, — и он ваш.

— А взамен?

— Расскажите, откуда вам так много обо мне известно. Я знаю, что вы сыщик, но никогда не поверю, что вам достаточно одной мимолетной встречи — и вы можете, щелкнув пальцами, рассказать всю мою подноготную.

— Но это же так просто… Если я вам все объясню, вы огорчитесь, что сильно продешевили.

— А если не объясните, я потеряю сон.

— Хорошо, господин Джонсон. Ваша манера говорить со всей очевидностью выдает в вас человека образованного. Когда мы вошли, я сразу обратил внимание, что вы читаете письма Флобера к Жорж Санд в оригинале. Приличное знание французского может получить ребенок только из богатой семьи. Вы также проводили долгие часы за фортепьяно. Пальцы пианиста узнать несложно. Вы работаете здесь, а это значит, что в вашей жизни произошла какая-то катастрофа, которая привела к быстрой потере и богатства, и положения в обществе. Что с вами могло случиться? Выбор не так велик: алкоголь, наркотики, не исключен крах вашего дела. Но вы упомянули везенье, а своих клиентов назвали голубками, а так часто называют тех, кто только что приобщился к азартным играм, и именно эти ассоциации приходят в голову. Кстати, у вас есть одна привычка. Вы вертите ладонь, как будто собираетесь бросить на стол кости.

— А тюремное заключение?

— Вас постригли, что называется, бобриком — это тюремная стрижка. Но она была сделана месяца два назад — волосы уже успели отрасти, стало быть, выпустили вас в сентябре. Мой вывод подтверждается и цветом вашей кожи. Последний месяц выдался необычайно жарким и солнечным, и понятно, что вы провели его на свободе. На обеих ваших кистях есть следы от наручников — значит, особым послушанием в тюрьме вы не отличались. Самое очевидное преступление для хозяина ломбарда — это скупка краденого. Что касается этого конкретного ломбарда, сразу видно, что вы довольно долго отсутствовали — книги в витрине выгорели от солнечного света, на полках лежит слой пыли. При этом я вижу, что многие предметы — среди них ваш брегет — не запылены, то есть появились у вас недавно, значит, торговля в последнее время идет бойко.