Эллери Квин - Новые приключения Эллери Квина
Мисс Имз фыркнула, а Мими смертельно побледнела.
— Этим утром, — продолжал Эллери, — миссис Грэматон неожиданно появилась в плотном закрытом платье и длинном пальто, заявив, что больше не будет позировать для вашей фрески, центр которой занимает ее обнаженная спина. Все это произошло. Несмотря на то что, во-первых, сегодня необычайно жаркий день, во-вторых, вплоть до вчерашнего дня я сам видел ее красивую спину, как всегда, обнаженной, и, в-третьих, она прекрасно понимает, что значит лишить вас вдохновения в таком важном для художника предприятии, как фреска для Музея нового искусства, не дав никаких объяснений. И все же она внезапно прикрывает спину и отказывается позировать. Почему?
Грэматон посмотрел на жену, наморщив лоб.
— Сказать почему, миссис Грэматон? — мягко произнес Эллери. — Потому что между вчерашним вечером, когда я последний раз видел вас с обнаженной спиной, и сегодняшним утром, когда вы спустились к завтраку, произошло нечто вынудившее вас скрывать спину. Потому что прошлой ночью с вашей спиной произошло то, о чем вы не хотели рассказывать мужу, и о чем он непременно узнал бы, стань вы ему позировать. Я прав?
Губы Мими дрогнули, но она ничего не ответила. Грэматон и остальные ошеломленно уставились на Эллери.
— Разумеется, прав, — улыбнулся Эллери. — Я спросил себя: что же могло произойти ночью с вашей спиной? Имелся ли какой-нибудь ключ к разгадке? Конечно, имелся — портрет четвертого лорда Грэматона!
— Портрет? — удивленно переспросила мисс Имз.
— Заметьте: прошлой ночью грудь лорда вновь кровоточила. Что за история! Вечером я оставил вас в студии, ночью благородный лорд кровоточил, а утром вы скрывали вашу спину… Имеет ли это какой-то смысл? Кровоточащий портрет мог быть дурной шуткой или даже, простите, сверхъестественным феноменом, но, так или иначе, доктор Вэрроу установил, что на картине человеческая кровь. Она должна была вытекать из какой-то раны. Чьей же? Лорда Грэматона? Исключено — портрет ранить не так легко. Это была ваша кровь, миссис Грэматон, и ваша рана, иначе почему вы боялись показывать спину?
— О боже! — пробормотал Грэматон. — Мими, дорогая…
Мими заплакала, а художник закрыл руками свою безобразную физиономию.
— Реконструировать происшедшее было несложно. В студии имелись признаки борьбы. На вас напали с мастихином. Мы нашли его в озере. Вы прижались к портрету той частью спины, где была кровоточащая рана; портрет лорда Грэматона в человеческий рост стоял у стены, так что ваша рана испачкала грудь лорда как раз в нужном месте — в полном соответствии с таинственной легендой. Очевидно, вы потеряли сознание, а Джефф — он был снаружи, когда я ушел, и должен был слышать звуки борьбы — обнаружил вас, перенес в вашу комнату, обработал рану и, будучи преданной душой, держал язык за зубами, так как вы умоляли его об этом.
Плачущая Мими кивнула.
— Мими! — Грэматон подбежал к ней.
— Но Боркка… — пробормотал доктор Вэрроу. — Я не понимаю…
Эллери щелчком стряхнул с сигареты пепел.
— Удивительно, на что только способно воображение, — усмехнулся он. — Кровь… исчезновение Боркки… явный мотив… след человеческого тела в лесу… убийство! Нелогично, но по-человечески вполне понятно.
Он затянулся сигаретой.
— Разумеется, мне было ясно, что нападавшим был Боркка. Вчера я слышал, как он угрожал убить миссис Грэматон, — к тому же он совершенно обезумел от ревности и обуревавшей его страсти. Что же произошло с Борккой? Окно в студии было открыто, хотя вчера вечером я видел его закрытым. Внизу, на газоне с анютиными глазками, обнаружились явные признаки упавшего тела — две глубокие борозды указывали, где приземлились ноги… Короче говоря, охваченный паникой, возможно, думая, что совершил убийство, и слыша шаги приближающегося Джеффа, Боркка выпрыгнул из окна студии в слепом желании спастись.
— Но откуда вам известно, что он сам упал со второго этажа? — нахмурилась Перл Энджерс. — Откуда вы знаете, что кто-нибудь — скажем, Джефф — не убил его, не выбросил труп из окна и не оттащил потом…
— Нет, — улыбнулся Эллери. — Следы тела тянулись через лес на значительное расстояние. В одном месте, как вы видели, они ведут в ежевичный кустарник, настолько густой, что я мог бы пробраться сквозь него, только ползя на животе. Если Боркка был мертв и убийца волочил его тело, как он мог протащить его через кустарник? Да и зачем ему было это делать? Он, безусловно, не стал бы ползти на четвереньках, волоча за собой труп. Было бы гораздо легче идти по ближайшей тропинке, как поступили мы. Поэтому, — Эллери поднялся и направился к скалистому перешейку, — было очевидно, что Боркку никто не тащил, а он сам полз на животе. Следовательно, он был жив и никакого убийства не произошло вовсе.
Остальные медленно двинулись следом. Грэматон, опустив на грудь массивный подбородок, робко обнял Мими за плечи.
— Но почему Боркка полз все это расстояние? — осведомился доктор Вэрроу. — Он мог ползти до леса, чтобы оставаться незамеченным, но в лесу ему было незачем…
— Совершенно верно — незачем, — согласился Эллери. — Но тем не менее Боркка продолжал ползти. Значит, он был вынужден это делать. Боркка спрыгнул со второго этажа, приземлился на ноги, которые, судя по следам ботинок на газоне, при этом резко вывернулись навстречу друг другу. Мне пришло в голову, что он мог сломать лодыжки. Понятно?
Эллери остановился, а остальные последовали его примеру. Они дошли до конца тропинки на восточном краю острова. Сквозь деревья виднелась заброшенная хижина.
— Человек с двумя сломанными лодыжками — на то, что сломаны были обе, указывали два параллельных следа волочащихся ботинок; Боркка был не в состоянии отталкиваться одной ногой — не может плавать и, не действуя ногами как рычагом, едва ли может грести, а на острове нет ни моторной лодки, ни моста. Я уверен, — тихо добавил Эллери, — что Боркка все еще на острове.
Грэматон глухо зарычал, как сердитый пес.
— А так как Джефф не смог его отыскать, то кажется возможным, что он нашел убежище в этой хижине. — Эллери посмотрел в серые глаза Грэматона. — Уже более двенадцати часов бедняга прячется там, терпя дикую боль, считая себя убийцей и думая, что его ищут с целью подвергнуть заслуженной высшей мере наказания. Но по-моему, он уже достаточно наказан, не так ли, Грэматон?
Великан художник быстро заморгал.
— Мими? — тихо спросил он, не отвечая Эллери.
Она молча посмотрела на мужа и взяла его за руку.
Грэматон осторожно повернул ее и повел назад, к западной оконечности острова.
У берега в лодке сидел Джефф, похожий на наблюдающего Будду.
— Вы тоже можете возвращаться, — мягко обратился Эллери к двум женщинам и махнул рукой Джеффу. — А нам с доктором Вэрроу предстоит доделать малоприятную работу.
ЧЕЛОВЕК КУСАЕТ СОБАКУ
Каждый, кто наблюдал тигриную походку, закушенную губу, нахмуренные брови и черную меланхолию, характеризующие облик знаменитого детектива мистера Эллери Квина в те ранние октябрьские дни в Голливуде, с почтением сказал бы, что интеллект великого человека занят титанической борьбой с силами зла.
— Паула, — заявил мистер Квин мисс Пауле Перис, — я схожу с ума.
— Надеюсь, от любви, — нежно промолвила мисс Перис.
Мистер Квин продолжал шагать взад-вперед, погруженный в размышления. Мисс Перис не сводила с него ласкового взгляда. Когда он впервые повстречался с ней в период расследования двойного убийства знаменитых кинозвезд Блит Стюарт и Джека Ройла,[34] мисс Перис пребывала в тисках психического расстройства. Она панически боялась толпы — врачи именовали это «толпофобией». Мистер Квин, движимый труднообъяснимыми эмоциями, взялся исцелить леди. Решив, что терапия должна быть одновременно шоковой и компенсирующей, он начал ухаживать за ней.
Хотя мисс Перис поправилась, мистер Квин, к своему ужасу, обнаружил, что лечение может представлять худшую проблему, чем недуг. Ибо пациентка быстро влюбилась в своего целителя, а целитель не мог избавиться от мучительных эмоциональных последствий.
— Это так? — допытывалась мисс Перис.
— Что-что? — рассеянно переспросил Эллери. — О нет. Я имею в виду чемпионат по бейсболу. — Вид у него был мрачный. — Неужели вы не понимаете, что происходит? Нью-йоркские «Янки» и нью-йоркские «Гиганты» ведут смертельную борьбу за звание чемпионов мира, а я нахожусь на расстоянии трех тысяч миль от этого!
— А-а, — протянула Паула и тактично добавила: — Бедняжка.
— Я никогда не пропускал нью-йоркские состязания, — жаловался Эллери. — Это сводит меня с ума! А ведь предстоит грандиознейший чемпионат из всех, какие когда-либо происходили! Мур и Ди Маджо[35] творили на поле чудеса. «Гиганты» вели тройную игру. Гуфи Гомес поставил вне игры четырнадцать человек. Хаббелл делал ослепительные подачи. А сегодня Дики вырвался вперед в девятой подаче, обошел троих «Янки» и поймал мяч в правом поле…
