Энн Перри - Вор с Рутленд-плейс
— А! Ну… — Такой ситуации лакей явно не предвидел, и дворецкий ни к чему подобному его не подготовил.
— Возможно, я буду меньше привлекать к себе внимания, если подожду где-нибудь в доме, а не на крыльце, — заметил Питт, оглянувшись на улицу и подразумевая, что все на Рутленд-плейс знают его и, таким образом, по какому делу он пришел.
— О! — До лакея дошло, чем грозит его упорство. — Конечно, вам лучше пройти в утреннюю гостиную. Только там камин не растоплен… — Потом он вспомнил, что Питт полицейский, а для подобных типов объяснения, тем паче разведенный огонь совершенно излишни. — Просто обождите там. — Он открыл дверь и впустил гостя, внимательно за ним наблюдая. — Я доложу хозяину про вас. И не бродите! Я вернусь и скажу, что там да как.
Когда дверь закрылась, Питт про себя улыбнулся. Никакого раздражения холодный прием не вызвал. Инспектор знал, что работа лакея зависит от должного соблюдения светских приличий и что недовольство дворецкого может стоить ему слишком дорого. Здесь не помогут, не станут слушать объяснений и не потерпят ошибок. Впускать полицию в дом крайне нежелательно, но держать ее на крыльце и препираться у всех на виду — непростительно. Питт знал, как живет прислуга, — его отец работал егерем в большом сельском имении. Мальчиком Томас бегал по дому с хозяйским сыном, единственным ребенком, который был рад любому товарищу для игр. Питт быстро учился, подражал манерам и речи и переписывал школьные уроки. Он знал правила по обе стороны обитой зеленым сукном двери.
Тормод пришел быстро. Томасу едва хватило времени полюбоваться премилыми пейзажами на стене и старым письменным столом розового дерева с инкрустацией, когда он услышал за дверью звук шагов.
Тормод во многом оказался именно таким, как и ожидал Томас: широкоплечим, в прекрасно сшитом сюртуке с высоковатым воротником. У него были черные волосы, зачесанные назад с широкого белого лба, и полный рот с широкой нижней губой.
— Инспектор Питт? — сухо сказал он. — Не знаю, что могу вам рассказать. Я, право, не имею ни малейшего представления, что могло случиться с бедняжкой Миной… миссис Спенсер-Браун. Если она и испытывала какую-то тревогу или страх, то с нами — ни с моей сестрой, ни со мной — не поделилась.
Перед инспектором была глухая стена, и он не представлял, как через нее прорваться. Но и другой ниточки у него не было.
— Но она все же навещала вас в тот последний день и ушла примерно за час до смерти? — тихо проговорил он. Мысли его метались, подыскивая, что бы такое спросить, чтобы расколоть это холодное самообладание и обнаружить намек на страсть, которая должна там присутствовать — если только все и на самом деле не было нелепой случайностью.
— О да, — ответил Тормод, печально пожимая плечами. — Но даже сейчас, мысленно возвращаясь назад, я не могу припомнить ничего из сказанного ею, что указывало бы, почему она покончила с собой. Мина выглядела спокойной и пребывала в обычном расположении духа. Я пытался вспомнить, о чем мы говорили, но в голову приходят лишь всякие пустяки и банальности. — Он взглянул на Питта с полуулыбкой. — Мода, что на обед, какие-то глупые светские шутки — самые обычные вещи, о которых болтают, когда просто проводят время и говорить особенно не о чем. Приятно, но слушаешь вполуха.
Томас знал, о чем говорит Тормод. Жизнь полна такой бессмысленной, пустой болтовни. Важно говорить, а о чем — это уж дело десятое. Могла ли Мина и в самом деле не догадываться, что меньше чем через час простится с жизнью? Неужели решение пришло как гром среди ясного неба? Ни надвигающихся черных туч, ни сверкающих вдалеке молний, ни растущего чувства подавленности?.. С убийствами дело обстоит иначе. Даже у сумасшедшего есть причины для убийства: безумие нарастает постепенно, как весна растапливает зимние снега, — а потом вдруг один лишний галлон, и плотины срывает с дикой, разрушительной силой.
Но Питт видел смерть от рук безумцев; они не пользуются ядом и уж точно не станут травить отдыхающую в собственной гостиной женщину. Если это убийство, то совершено оно было в здравом уме, и за ним стоит основательная, логичная причина.
— Я тут подумал, — сказал он вслух, возвращаясь к теме разговора, — быть может, миссис Спенсер-Браун что-то тревожило и она хотела поделиться с вами этой тревогой, но, когда пришло время выразить ее на словах, обнаружила, что не в состоянии это сделать? Возможно, она говорила только о пустяках именно по этой причине?
Тормод, казалось, задумался. Глаза его, пока он копался в памяти, сделались отрешенными.
— Не знаю… Лично я в это не верю, — наконец ответил он. — Она была такой, как всегда, то есть в ней не чувствовалось никакой нервозности или рассеянности, как могло бы быть, если бы она искала возможности поговорить о чем-то другом.
— Но вы же сами сказали, что слушали лишь вполуха, — напомнил Питт.
Тормод улыбнулся, состроив комичную мину.
— Ну, — он развел руками, — кто же прислушивается к каждому слову женской болтовни? Говоря по правде, я намеревался выйти, но в последнюю минуту планы пришлось отложить, не то меня вообще даже не было бы дома. Приходится соблюдать приличия, но, помилуйте, могло ли меня интересовать, какого цвета платье леди Такая-то надевала на бал или что миссис Такая-то сказала на суаре? Это женские дела. Я просто не почувствовал ничего особенного. Не услышал перемены в тоне, не уловил никакого беспокойства — вот что я имею в виду.
Томас мог лишь посочувствовать. Сохранять любезность в такой ситуации нелегко, тут требуется твердая дисциплина. Только твердо внушаемое с детства — няней, потом наставниками и частной школой — понимание того, что хорошие манеры превыше всего, позволяло Тормоду играть требуемую роль с несомненным изяществом. В то же время Питт не преминул воспользоваться открывшейся благодаря этому возможностью.
— Тогда, быть может, ваша сестра могла что-то заметить, услышать какой-то нюанс, понять который способна лишь женщина? — быстро спросил он.
В ответ на подобное предположение Тормод слегка поднял брови и заколебался.
— Мне бы не хотелось, чтобы вы беспокоили ее, инспектор, — медленно проговорил он. — Эта смерть стала для нее тяжелым потрясением. Вообще-то я на некоторое время увожу ее с Рутленд-плейс, чтобы дать возможность прийти в себя. Ассоциации крайне неприятные. Мы с сестрой сироты. Смерть тяжело ударила по нам в прошлом, и, боюсь, Элоиза до сих пор еще не вполне оправилась. Полагаю, Мина могла поведать ей что-то в тот день. Я присутствовал не все время. Возможно, Элоиза считает, что должна была понять ту глубину отчаяния, в котором пребывала бедная женщина, и что-то предпринять, — и это еще больше ее удручает. Хотя, по правде сказать, если кто-то намерен лишить себя жизни, предотвратить это невозможно — только отложить неизбежный момент.
Лицо его просветлело.
— Вот что я вам скажу: я спрошу Элоизу. Она расскажет мне, если что-то знает, а уж я передам вам, если это имеет какое-то отношение к смерти Мины. Согласны? Уверен, вы не хотели бы никого расстраивать без крайней необходимости.
Питт попал в сложное положение. Он хорошо помнил бледные, потрясенные лица людей, сталкивавшихся со смертью, особенно внезапной и насильственной. Эти лица возвращались к нему всякий раз, когда такое случалось вновь: удивление, боль, медленное осознание, что от правды не уйти, когда проходит первый шок, а реальность остается, как усиливающийся холод, пробирая все глубже и глубже.
Но он не мог позволить Тормоду Лагарду делать выводы за себя.
— Нет, боюсь, так не пойдет.
Томас заметил, как омрачилось лицо Тормода, как плотно сомкнулись его губы и заледенели глаза.
— Я совсем не против, чтобы вы присутствовали, — продолжал Питт, не меняя ни выражения лица, ни тона и сохраняя легкую улыбку. — Если предпочитаете спрашивать у нее сами, милости прошу. Я понимаю, как вам не хочется, чтобы сестре досаждали или напоминали о другой трагедии. Но поскольку мне известны такие факты о смерти миссис Спенсер-Браун, которые неизвестны вам, я должен услышать ответы мисс Лагард лично, а не в вашем толковании с самыми лучшими намерениями.
Тормод встретился с ним удивленным взглядом и даже задержал его на несколько мгновений, потом сделал шаг назад и протянул руку к сонетке.
— Пожалуйста, Бивен, попросите мисс Лагард прийти в утреннюю комнату, — сказал он появившемуся дворецкому.
— Спасибо, — поблагодарил Питт, признательный за уступку.
Вместо ответа Тормод отвернулся и устремил взгляд в окно, на серый моросящий дождь, от которого начинал меркнуть день и расплывались очертания домов напротив. С кончиков лавровых листьев свисали блестящие капли.
Элоиза пришла — бледная, но прекрасно владеющая собой. Кутаясь в шаль, она открыто посмотрела на Томаса.
