Жорж Сименон - Кот
— Он знал, что ты ему изменяешь?
— Что ты имеешь в виду?
— Ничего. Прости. Я хочу одного — жить у тебя, ну, вроде как квартирантом. Цену назначишь сама. Мешать я тебе не буду, и вообще от меня никаких неудобств.
— Еду для тебя нужно будет готовить?
— Посмотрим. Конечно, это было бы неплохо. Но если надо, я буду есть в городе.
— Это надолго?
— Не знаю. Возможно, навсегда.
— Ишь как осточертела тебе твоя старуха! — Нелли задумалась. — Сколько ты готов платить?
— Сколько скажешь. У меня неплохая пенсия; кроме того, есть сбережения.
— А ты не собираешься все дни торчать в кафе? Сам понимаешь, клиенты этого не любят.
— Понимаю. Как скажешь, так и будет.
— Ну а насчет моих дружков? — Нелли бросила взгляд на дверь кухни.
— Это твое дело.
— И ты не будешь ревновать?
— А почему я должен ревновать?
— Знаешь, то, что ты сейчас сказал, не слишком благородно.
— Но это правда.
— Дай мне время подумать.
— Сколько?
— Давай так: придешь завтра утром…
— А сегодня нельзя?
— Прямо сейчас?
Буэн не ответил, но вид у него был такой безнадежный, а взгляд такой умоляющий…
— Ладно! Приходи через полчаса.
— Сколько с меня?
— Начнем с того, что откроем тебе кредит. Как постоянным клиентам, чей долг она записывает в блокнотик.
— В котором часу ты встаешь?
— В шесть. Но могу и раньше. Буду выносить мусор, открывать шторы, подметать кафе. Мне это не в диковинку.
— Пойди погуляй малость…
Буэн послушно вышел, волнуясь, как, пожалуй, никогда в жизни… Для него это последняя соломинка. У Нелли он перестанет думать о Маргарите и г-же Мартен, об опасностях, подстерегающих его в доме жены. Нелли понимает его. Она всех понимает. У нее нет предрассудков, и в людях, в их поступках она видит только хорошую сторону.
Комнаты у нее на полуэтаже, их полукруглые окна видны с противоположного тротуара. Потолки там, должно быть, низкие, и, видимо, слышно все, что происходит в кафе и в кухне. Но для него это будет идеальное убежище. Все равно как во времена, когда он жил с Анжелой. Никто не будет за ним подглядывать. Он сможет уходить, когда хочет, и не оборачиваться, проверяя, не идет ли кто следом. Он больше не услышит, как две эти карги злословят, наблюдая за его реакцией, чтобы когда-нибудь использовать свои наблюдения против него.
— Буэн обошел квартал по периметру, потом еще раз, но уже в другом направлении, несколько раз смотрел на часы и наконец вернулся в сумрачное прохладное кафе. У стойки стоял рабочий в заляпанной гипсом робе. Лицо у него тоже было в пятнышках гипса, особенно ресницы и брови, и от этого он смахивал на Пьеро. Буэн испугался, что он помешает им с Нелли. Сейчас не время ее раздражать. Глянув на часы, он собрался уйти, но она дала ему понять, что не собирается уединяться с этим парнем в кухне.
— Что тебе налить?
— Как обычно, стаканчик белого.
— А может быть, стакан?
— Ну, стакан…
Правильно, нечего ломать комедию. Ему семьдесят один, и он не обязан ни перед кем отчитываться. Чего, собственно, ради он попросил стаканчик? Ведь знал же, что она нальет большой стакан.
— Дел тут нам еще на недельку, — продолжал человек с лицом Пьеро. — Работа непыльная. Нас трое, друг с другом ладим. А можно взять бутылочку для товарищей?
— Такого же?
Нелли подняла крышку и полезла в подвал. Все-таки прекрасно жилось Тео, пусть даже кончил плохо: он ведь умер молодым, в шестьдесят два не то в шестьдесят три года.
— Благодарю, хозяюшка.
Штукатур не удержался — уставился на пышную грудь Нелли. Проработай он тут еще недельку, наверно, тоже попользовался бы ею, как все прочие. А что? Блондин, нет еще тридцати, глаза веселые…
— Ну что? — спросил Буэн.
— Попробуем.
— Когда я могу переехать?
— Когда хочешь. Мне нужно только застелить постель. После смерти Тео на ней никто не спал. О цене Буэн не стал спрашивать.
— Чемодан я принесу сразу после обеда.
— Надеюсь, ты не будешь перевозить все имущество? Буэн почувствовал такое облегчение, что на улице даже насвистывал. Это поистине спасение, и он только удивлялся, почему не подумал о Нелли раньше.
Когда Буэн пришел домой, глаза у него хитро блестели. Маргарита получит сюрприз. Жертва удрала. Теперь старухе не за кем шпионить: она осталась одна. Буэн попытался представить, как обе бабы будут за чаем обсуждать его бегство.
— Он все вещи забрал? — спросит эта змея, г-жа Мартен.
— Нет, только большой чемодан.
— Может, поехал к кому-нибудь? Кто-то в провинции заболел или умер?
— У него нет родственников. Он никогда ни от кого не получал писем, только рекламные проспекты.
— А вид у него какой был?
— Как будто он издевался надо мной.
— Уверяю вас, он вернется!
— Вы думаете?
— А вы не пошли за ним?
Тут Маргарита покраснеет: она действительно пошла за ним следом. Неплохую шутку он с нею сыграл, а это значит, что он обрел равновесие.
Чемодан был тяжеленный. Буэн дотащил его до площади Сен-Жак, где всегда стоят такси. Маргарита семенила сзади метрах в десяти, и когда он оборачивался, на лице ее читалось смятение. “Погоди, погоди, старушка…” В спешке она не захватила сумочку, и денег у нее не было. Буэн сел в такси и бросил шоферу:
— На Восточный вокзал.
В 1914 году с этого вокзала он отправился на фронт. Маргарита в лиловом костюме стояла, не веря своим глазам. Чуть отъехав, Буэн сказал таксисту:
— Езжайте прямо, я скажу, куда сворачивать.
— А вокзал как?
— Я передумал.
— Дело хозяйское.
Наконец, прикинув, что Маргарита успела дойти до дома, Буэн скомандовал:
— Угол улицы Фейантинок.
— Который угол?
— Все равно.
Солнце стояло высоко, жаркое, ослепительное. Парижский воздух пьянил. Уже много лет он не вдыхал с таким наслаждением городские запахи.
А Маргарита сидит одна — одна за столом, в кухне, в целом доме — и ест с такой миной, словно никогда не испытывает голода. Этакое неземное существо, которое выше низменных потребностей!
— Уже? Но ты говорил…
Нелли ела — тоже в одиночестве, но с изрядным аппетитом.
— Я занесу чемодан и пойду. Не хватило терпения ждать, да и есть с нею не хотелось. Схожу в ресторан.
Нелли заколебалась, не предложить ли Эмилю разделить с нею трапезу, выглядевшую весьма привлекательно: тулузские колбаски, жаренные с красной капустой, толстые, сочные, вкусно пахнущие чесноком. И все-таки она решила не создавать прецедент. Женщина она практичная, на земле стоит обеими ногами и отлично знает мужчин. Не требует от них больше, чем они могут дать, и потому превосходно ладит с ними.
— Приятного аппетита.
— Тебе тоже.
Буэн благодарно улыбнулся и вышел, чувствуя себя помолодевшим.
В продолжение всей жизни у Буэна выработались достаточно стойкие привычки по части времяпрепровождения, хотя порой он не отдавал себе в этом отчета.
Соблюдал их недели, месяцы, годы, а потом без всякой видимой причины ритм жизни менялся, менялись порядок, расписание, пристрастия.
Пока был холост, он жил с родителями; и первое время после женитьбы на Анжеле — тоже. Жизнь вчетвером была нелегкой; мать не переваривала невестку, отец же не то из осторожности, не то из равнодушия предпочитал не вмешиваться. Мать, например, строго следила, чтобы еда была готова к назначенному времени, и терпеть не могла, если кто-то торчит рядом, когда она стряпает.
— Поди-ка погуляй. В твоем возрасте это полезно. Да и под ногами не будешь путаться.
В результате Эмиль с Анжелой большую часть дня проводили вне дома. Они изучили набережные от Шарантона до Нового моста и, случалось, бродили по ним до поздней ночи. А когда сняли квартиру над кафе, частенько обедали в ресторане — то потому, что Анжела проспала, то потому, что им хотелось отведать чего-нибудь особенного. Им нравилось отыскивать недорогие и симпатичные бистро, где у каждого клиента лежит в шкафчике своя салфетка. То же было по воскресеньям. Однажды весной Буэн купил мотоцикл, и они отправлялись в лес Фонтенбло, но, после того как чуть не попали в аварию, Анжела стала бояться, и мотоцикл пришлось продать. Два года подряд они ездили на поезде в Ланьи и изучили в его окрестностях каждый уголок. Потом Буэн увлекся рыбалкой, и жена пыталась подражать ему.
В больницу он приходил за час, усаживался на одну и ту же скамейку, просматривал только что купленную газету и недовольно ворчал, если звонок, возвещающий наступление приемного часа, звенел прежде, чем он успевал прочесть основные статьи.
Потом вдовство, одинокая жизнь в тупике, романы, которые он глотал, сидя у окошка, плач ребенка на первом этаже, по вечерам игра в белот в кафе на улице Данфер-Рошро…
Маргарита…
А теперь перед ним в очередной раз открывается новый мир, в который он пытается вжиться, присматриваясь к его порядкам и обычаям.
Комната Нелли выходит на улицу, его — во двор. Из его окна не видно ничего, кроме окошка напротив с такими грязными стеклами, что даже не разобрать, что там за ними. Где-то в невидимой мастерской неторопливо и размеренно бьет по металлу молот. Буэн считает удары и ждет, когда же наступит благодетельный перерыв. Нет, он не жалуется. Он счастлив, что сбежал из дома в тупике.
