Джон Карр - Убийства единорога
Позади нас послышался вежливый кашель. Подкрутив усы, Огюст шагнул вперед с почтительным видом.
— Прошу прощения, месье, — заговорил он по-французски. — Насколько я понял, вы спрашивали о багаже месье Гаске?
— Да-да, вы правы, mon gars. У него был какой-нибудь багаж?
— Да, месье. Два чемодана, черный и коричневый.
— Тогда что с ними случилось?
— Он выбросил их в окно, месье, — любезно объяснил Огюст.
Глава 11
ПОРТАТИВНАЯ ПИШУЩАЯ МАШИНКА
Не впервые за этот день я усомнился в том, правильно понял услышанное или это какая-то загадочная галльская метафора. Судя по выражению лица Г. М., он интерпретировал фразу точно так же.
— Весьма необычно, mon gars, — заметил Г. М., глядя на мажордома. — Значит, месье Гаске выбросил свой багаж в окно? Что же с ним произошло? Он помешался?
Огюст задумался, как будто считал это вполне вероятным.
— Да, месье, этот поступок кажется безумным и бессмысленным. Понимаете, он поднял такой шум из-за этого багажа…
— Когда?
— Когда первый раз поднялся сюда. Внизу он спросил меня: «Где мой багаж?» — «Должно быть, его отнесли в комнату месье, — ответил я. — Если месье последует за мной, я покажу ему его комнату…»
— И когда же это было? Когда он оставил нас внизу?
— Да, месье. Когда он покинул гостиную. Я проводил его сюда, где сам поставил два чемодана. Он посмотрел на них и закричал: «Боже мой, это не все! Был еще портфель. Где он? Я видел его внизу. Немедленно найдите его!» Я спустился, поискал портфель и спросил о нем Жозефа и Луи. Они видели его, но не помнили где. Стюард самолета отложил его, чтобы не перепутать с другими. Тем не менее он мог попасть в другую комнату. Я снова поднялся и столкнулся с месье Гаске, только что вышедшим из комнаты… э-э…
— Из чьей комнаты? — резко осведомился Г. М.
— Я не знаю его имени, месье. Высокий, полный американец с красным лицом…
— Хейуорд?
— Да, — кивнул Огюст со вздохом облегчения. — «Вы искали портфель, месье? — обратился я к месье Гаске. — Нашли его?» — «Что-что? — переспросил он. — Э-э… нет, не нашел». Месье Гаске выглядел очень сердитым и слегка запыхавшимся. «Посмотрите в других комнатах и, если найдете его, сразу принесите мне», — сказал он и захлопнул свою дверь. Я поискал, но портфеля нигде не оказалось. Тогда мне пришло в голову, что его, возможно, оставили в самолете. Поэтому я спустился вниз, когда остальные джентльмены, кроме вас двоих, — мажордом кивнул в сторону Г. М. и Рэмсдена, — и маленького доктора, поднялись в свои комнаты, и подошел к входной двери, намереваясь выйти. Тут обнаружилось, что дамбу смыло. «Лучше сразу сообщить об этом полковнику», — подумал я и опять поднялся. По дороге я постучал в дверь месье Гаске…
— Это правда, — вмешался Фаулер, который, прищурившись, наблюдал за мажордомом. — Я видел его.
— Благодарю вас, месье. — За вежливой серьезностью Огюста могла скрываться ирония. — Я вошел сюда и рассказал месье Гаске о происшедшем. Он ходил взад-вперед, куря сигарету. «Ладно, — сказал он наконец. — У меня имеется кое-что в чемодане, так что обойдусь без портфеля. Можете идти». Поэтому я направился в комнаты полковника…
— А он сказал, что было у него в чемодане? — прервал Г. М.
— Нет. Он даже не взглянул на чемоданы, стоявшие у кровати. Казалось, месье Гаске говорил сам с собой. Но он выглядел обеспокоенным. Как я сказал, я направился в комнаты полковника позади галереи. Мне нужно было достать его вечерний костюм и другие вещи…
— Что он сказал, когда вы сообщили ему о разрушении дамбы?
— Что это некстати, но мы сможем заняться этим утром.
— Продолжайте.
— Несколько минут полковник давал мне указания, одновременно производя чистку своего ружья. Ужин следовало подать в час ночи. Потом я зашел в свою комнату рядом с его кабинетом, окна которой выходят туда же, что и окна этой комнаты. Внезапно свет погас. — Огюст щелкнул пальцами. — Вы ведь знаете, что в комнаты месье полковника проведено электричество?
— Да. Вы присутствовали, когда полковник говорил нам об этом.
— Совершенно верно. Посмотрев в окно, я увидел, что месье Гаске выглядывает из своего окна. Он все еще казался очень сердитым. Я видел, как он поднял чемодан и бросил его в окно. Мое окно было открыто, и я четко слышал, как он вскрикнул: «Украли!» «Что там со светом, Огюст?» — раздраженно окликнул полковник из своего кабинета. «Смотрите, господин полковник, — отозвался я. — Месье Гаске выбрасывает из окна свой багаж!» — «Неужели? — сказал он и усмехнулся. — Ну что ж, Огюст, мы не должны препятствовать маленьким развлечениям наших гостей». Тем временем еще один чемодан полетел в окно, и месье Гаске захлопнул его с такой силой, что я испугался, как бы оно не разбилось. «Посмотрите, Огюст, что произошло со светом», — велел полковник. Я слышал, как он вышел из кабинета в переднюю и направился в спальню с другой стороны. Тогда я прошел через кабинет в переднюю и вышел на галерею. Месье Гаске только что покинул свою комнату, выбросив чемоданы. Когда я открыл свою дверь, то успел услышать его крик и увидеть, как он падает…
— Вы тоже это видели? — резко спросил Фаулер.
— Чуть-чуть, месье. Настолько мало, что ни за что не могу поручиться. Это всего лишь впечатление. Повернувшись, я увидел рядом с собой полковника. «Достойно «Гран-Гиньоля»,[34] а, Огюст?» — спросил он.
Г. М. взглядом остановил Рэмсдена, собиравшегося разразиться градом вопросов, и медленно прошелся по комнате. Я заметил, что он задержался возле кровати у столика, на котором лежала книга — «Дьявольщина» Барбе д'Орвийи. Заканчивающийся дождь тихо постукивал по окнам.
Повернувшись к Огюсту, Г. М. заговорил по-английски:
— Вы очень хорошо пересказали разговоры, сынок, но меня интересует одна вещь. Судя по вашим словам, вы слышали и понимали все, когда мы говорили по-английски, не так ли? Следовательно, вы хорошо говорите на этом языке?
— Немного говорю, — признал мажордом, который впервые выглядел настороженным. — У полковника много английских друзей.
Г. М. задумчиво разглядывал его.
— Этой ночью Гаске все время говорил с нами по-английски — даже после того, как назвал свое подлинное имя, — продолжал он. — Это было вполне естественно, так как английский являлся доминирующим языком в нашей группе. Но когда он покинул нас, я слышал, как он заговорил по-английски с вами. Рискну предположить, что он разговаривал с вами на этом языке все время, верно?
Огюст молча кивнул. В этот момент в дверь постучали, и в комнату вошел д'Андрье. Он переоделся в вечерний костюм и походил на седеющего дружелюбного Мефистофеля. Быстро оценив ситуацию, он стал серьезным.
— Полагаю, Огюст рассказывал вам о причудах нашего покойного друга, — скорее констатировал, чем спросил наш хозяин. — Наши друзья внизу ужинают с аппетитом, и, полагаю, мы вскоре присоединимся к ним. Но сначала я хотел бы задать два вопроса. Первый из них личного характера, и я вряд ли получу на него ответ. — Он в упор посмотрел на Рэмсдена. — Я бы хотел знать причину, по которой упоминалось слово «единорог». Сэр Джордж улыбается! А он далеко не глуп — несмотря на то, что думает о нем Фламанд.
— Благодарю, — с усмешкой отозвался Рэмсден, — но боюсь, что не смогу вам ответить. Каков второй вопрос?
Морщины на лице д'Андрье обозначились резче.
— Второй вопрос заключается в следующем. Первое письмо Фламанда ко мне, джентльмены, было подлинным. У меня имеется доказательство. Тогда зачем Фламанду понадобилось красть пишущую машинку мистера Фаулера, печатать на ней второе послание, отрицающее подлинность первого (если только он был автором второго письма), и бросать его в галерее? Повторяю, у меня есть веское доказательство, что первое письмо было подлинным.
Рэмсден выругался, а Г. М. иронически подмигнул:
— Похоже, ребята, мы опять оказались в психушке. На этой интригующей выставке все экспонаты демонстрируются вверх ногами, а когда привыкаешь к подобной ситуации, они переворачиваются снова… Итак, у вас имеется доказательство. Какое именно?
Д'Андрье подошел к стулу у стола в центре комнаты, сел и достал портсигар.
— Да-да, веское доказательство. Я не детектив, джентльмены, но некоторые вещи кажутся очевидными. Когда я читал вам первое письмо Фламанда, мистер Миддлтон сказал: «Я хотел бы взглянуть на ответ, написанный Гаске». А я отозвался: «Можете это сделать».
Он предложил нам портсигар.
— Получив первое письмо, я выполнил указания Фламанда и отправил Гаске оригинал. Вам я показал изготовленную мною копию. Я был не так глуп, чтобы посылать ее Гаске, — он мог не поверить мне, если бы не увидел оригинал. Гаске, который лучше всех должен был знать подпись Фламанда, написал мне, что верит в ее подлинность. Однако теперь Фламанд отрицает, что написал первое письмо. Почему? Письмо, которое я показывал вам, было машинописной копией, на которую я скалькировал подпись Фламанда, так что он имел основания отрицать подлинность подписи, но не факт самого послания. Не будет ли разумным предположить, что первое письмо было подлинным, а его отрицание — какой-то трюк или же оно, отрицание, исходит вовсе не от Фламанда?
