Рекс Стаут - Рука в перчатке
Шервуд неожиданно ткнул рукой чуть ли не в лицо Стива Циммермана:
— Возьмем вас. На корте вы появились в пять часов сорок пять минут. Что вы делали целый час до этого? По вашим словам, гуляли по лесу. Тут мне крыть нечем! Но вот что вы делали в кабинете Сторса вчера утром? Это ведь не прогулка в одиночестве? Вы отказались мне сообщить. Если вы не виновны, тогда это ваш долг — отвечать честно и открыто, долг перед Богом и людьми. Я прокурор округа и представляю закон, а закон предполагает право каждого на защиту его жизни или справедливое возмездие за его насильственную смерть. Кто из вас может утверждать, — Шервуд театрально обвел всех рукой, — кроме убийцы, конечно, что Сторс заслужил, чтобы убийца избежал заслуженного возмездия со стороны закона?
Наступило молчание.
Шервуд откинулся на спинку стула.
— Словом, каждый из вас, кто по тем или иным причинам уклоняется от дачи показаний, вольно или невольно покрывает убийцу. Надеюсь, теперь все поняли? — Он вновь оглядел всех поочередно, затем обрушился на Чишолма: — Значит, будем отвечать? Вы сказали, что вчера вечером были злы на Сторса, а также на всех и вся? Почему?
Лен поморщился:
— Причины очень разные. Вы хотите, чтобы я перечислил все? Это пустой номер. Впрочем, как вам угодно. Я был зол на Сторса, потому что из-за него вылетел с работы, зол на своего шефа, что он не заплатил мне причитающегося двухнедельного пособия, на мисс Рэфрей, из-за того, что позволила Сторсу оставить на бобах мисс Боннер, и еще потому, что стравила меня с Фольцем, чтобы вызвать его ревность, считая, что я принимаю ее заигрывания за чистую монету. Зол на Фольца за то, что он такая тряпка и позволяет ей водить себя за нос, и еще за то, что у нас с ним несовместимость. Он оптимист, а я пессимист. Хотите знать — еще на кого? Зол на мисс Боннер, потому что она осталась в Нью-Йорке, а больше всего злился на самого себя. Ведь я явился сюда без нее только потому, что думал, все эти люди — ее друзья. — Лен воинственно оглянулся вокруг. — Если думаете, что вам это поможет, могу рассказать, почему я был зол на каждого из нашей шайки.
Шервуд кивнул:
— Да, вы уже говорили, что гнев ваш праведный и распространяется на всех. Похоже, что так оно и есть. Почему вы хотели просить, чтобы кто-нибудь подбросил вас на нью-йоркский поезд, ведь мисс Боннер должна была приехать к шести?
— Я не знал, что она приедет. Она говорила, что даже не собирается.
— Когда она приехала, то сказала, почему изменила свои планы?
Глаза у Чишолма недобро блеснули.
— Да вот она сама. Спросите ее.
Раздался голос Дол:
— Не глупи, Лен. Отвечай!
— О'кей. Она сказала, что Пи Эл Сторс позвонил ей и пригласил.
— Она говорила, что Сторс приезжал к ней в офис?
— Не припоминаю, вроде нет. А блокнота больше с собой не ношу, раз никакую газету не представляю.
— Да. Вас уволили. Вы говорили, что злились на себя, потому что дали себя уговорить приехать сюда без мисс Боннер. Вы ее давний друг?
— Очень давний. — Лен посмотрел туда, где сидела Дол, держа Сильвию за руку и щурясь от яркого солнечного света, бьющего в окно, и покосился на прокурора. — Я влюблен в мисс Боннер. Пытаюсь убедить ее, что она платит мне взаимностью. — Он помолчал и свирепо закончил: — Она единственная женщина, на которую мне не наплевать. Спросите через год, я скажу то же самое.
— Сомневаюсь, что мне придется задавать вам вопросы через год. Надеюсь, что к этому времени управимся, но раз уж вы были злы на всех присутствующих, то зачем все же приехали сюда, тем более без мисс Боннер?
— Я вам уже ответил. Мисс Рэфрей предложила, чтобы я приехал и поплакался в жилетку перед Сторсом. Я хотел получить назад свою работу.
— Но вы не говорили, что хотите поплакаться, говорили, что хотите…
— Сбавьте обороты, — поднял ладонь Лен. — Я же сказал, хватит толочь воду в ступе, напоминая без конца, что я обещал задушить Сторса. И я также уверяю вас, что чем больше вы будете валять дурака со мной, тем дальше окажетесь от цели. Согласен, раз вчера соврал вам, то вы вправе на мне отыграться, но моему терпению приходит конец.
Шервуд не успел ответить. Брисенден наклонился через стол к прокурору и потребовал:
— Отдайте его мне на минутку. Я бы хотел кое-что испробовать.
И вновь Шервуду не дали ответить. Постучали в дверь, вошел патрульный. Тот самый, с расплющенным носом. Именно ему вчера вечером Дол демонстрировала, насколько важно то, что проволока была закручена в спираль вокруг ствола дерева. Шервуд кивнул ему, тот подошел и выложил на стол свою добычу: корзинку, полную разных перчаток. Поставил ее от греха подальше точно посередине, между прокурором и своим начальством. Перчатки были всех цветов и размеров, мужские и женские, разных фасонов, из различного материала. Брисенден вылупился на них и рявкнул:
— Это еще что за черт?
Патрульный объяснил:
— Перчатки, сэр. Те, что с края, — из комнат слуг, все другие принадлежат членам семьи. Кроме двух пар, они помечены ярлыками, их мы обнаружили в шкафу, в центральном холле. Их не смогли опознать ни дворецкий, ни горничная. Похоже, проволоку в них не тянули, я имею в виду все пары. Конечно, на перчатках для верховой езды есть следы, но не от проволоки. Ребята еще роются наверху: дворецкий не смог открыть кое-какие ящики и чемоданы. Как мне поступить, отпустить их?
Брисенден с горечью пробормотал:
— Это к мистеру Шервуду, он здесь за главного.
Прокурор ответил:
— Нет. Я думаю… — он указал пальцем на корзинку, — раз вы проверили все эти перчатки, если только полковник не желает на них глянуть, то можете всю эту бутафорию вернуть. — Он поднял голову и взглянул на миссис Сторс. — Вы не хотите открыть все эти сундуки и баулы, мадам, и присутствовать, пока их не закроют? Или, может, поручите дочери? Мне кажется, в ваших интересах, чтобы обыск был тщательным.
Миссис Сторс даже ухом не повела. Только объявила:
— Бесполезно. И я вас предупреждала: доказательство для дураков. Конечно, я сделаю, как вы просите, но это бесполезно. Все эти глупости я уже слышала. Вы хотите устроить ловушку Шиве из пары обыкновенных перчаток? Что значат эти жалкие факты перед лицом его великой мудрости, когда он сам создает все факты? Что значат стрелки часов или глаза глупого юноши? Я знаю одно: цикл завершен!
Шервуд нетерпеливо кивнул:
— Хорошо! Миссис Сторс, предоставьте это нам. Мы знаем, что цикл мог завершиться после четырех часов сорока минут, а мог и раньше. Это понятно даже непосвященным дуракам вроде нас. Не могли бы вы пойти с сержантом и вручить ему ключи… И, Квил! Пусть придет де Руде, это тип из дома Фольца!.. Хорошо, пришлите его, а потом я хочу увидеться с помощником садовника… Да. — Он посмотрел на Лена. — С вами хочет побеседовать полковник Брисенден. Пройдите, пожалуйста, с ним в соседнюю комнату.
Лен недоуменно пожал плечами:
— Да он только будет лаять на меня, а я на него.
— Вы пойдете?
— Конечно. Думаю, намордник мне не понадобится.
Шервуд повернулся к остальным:
— Хотел бы увидеть вас, мистер Циммерман, через полчаса. Пожалуйста, будьте в пределах досягаемости. Я пришлю за вами. — Потом повернулся к Фольцу. — Вы можете ехать домой, мистер Фольц, если хотите. Но не дальше! С вами я побеседую позже. Остальные останутся здесь. Не знаю, как долго… И вот еще, Квил! Скажите репортерам, что я передумал, гоните их отсюда и больше не пускайте. Пусть дожидаются у меня в офисе. Вы не возражаете, миссис Сторс?
Глава 8
Дол Боннер не выспалась, ее мучила головная боль. Приятным солнечным сентябрьским утром она шла по тропинке, огибающей восточный склон холма. Надеялась, что свежий воздух прогонит головную боль. Прошлым вечером ей так и не удалось поесть, утром она умирала от голода и на завтрак съела два огромных персика из берчхевенского сада, овсянку, копченую треску, сдобные булочки и выпила кофе.
Она еще сидела за чашкой, когда ее вызвали в игральную комнату к Шервуду. У Дол даже не было возможности выйти на террасу, взглянуть на солнце.
А вот теперь, во время прогулки, оно напекло ей голову, и та разболелась еще сильнее.
Она заставила себя помнить о том, что она детектив.
Именно в этом качестве она явилась в Берчхевен, ее нанял Сторс как сыщика, и дух противоречия не позволял плюнуть на все, как того хотелось. Дол не могла не осознавать всю нелепость того, что молодая привлекательная женщина — из ложной скромности она не желала признавать того, что красива, даже зеркало не могло ее в этом убедить, — вдруг решила избрать себе такую карьеру, и всю первую неделю существования «Боннер и Рэфрей» эта мысль не выходила у Дол из головы. Она была в достаточной степени реалисткой, и ей было вполне очевидно, что или она будет трудиться в поте лица, чтобы доказать, что достойна избранной профессии, или приготовится к тому, чтобы признать свое фиаско. Последнее для Дол Боннер было неприемлемо. Поэтому она с такой яростью набрасывалась на проблемы, которые ей подсовывали, чтобы она их разрешила, даже такие запутанные, как дело Лили Ломбард и Ван Битона.
