Жорж Сименон - Терпение Мегрэ
— Он знал, что вы внучка Жефа?
— Я сказала ему это. Поскольку он хотел жениться на мне, то попросил представить его дедушке. Мы поженились и стали жить вместе с Жефом в маленьком домике в Фонтэне-су-Буа.
— Вы никогда не видели там Пальмари?
— Нашего бывшего соседа? Не могу этого сказать… не помню. Фернан приводил иногда товарищей, приятных людей, которые любили посмеяться и выпить.
— А старик?
— Он проводил большую часть времени в хижине с инструментами, в глубине сада, где Фернан устроил ему мастерскую.
— Вы никогда ничего не подозревали?
— А что я могла подозревать?
— Скажите, мадам Барийар, у вашего мужа нет привычки вставать по ночам?
— Он никогда не встает.
— И не выходит из квартиры?
— А зачем?
— Вы пьете перед сном какую-нибудь настойку?
— Иногда из вервены, иногда из ромашки.
— Прошлой ночью вы не просыпались?
— Нет.
— Можете вы сводить меня в вашу ванную?
Ванная была небольшая, но довольно кокетливая и веселая, выложенная желтыми плитками. Над раковиной было углубление с аптечкой. Мегрэ открыл ее, осмотрел несколько флаконов, а один оставил в руке.
— Это вы принимаете такие таблетки?
— Я даже не помню, что это такое. Они стоят здесь Целую вечность. Ах да, припоминаю! Фернан страдал бессонницей, и один приятель посоветовал ему принимать это лекарство.
Этикетка на флаконе была новая.
— Что случилось, господин комиссар?
— Случилось то, что прошлой ночью, как и в другие ночи, вы приняли, не зная того, несколько таких таблеток вместе с вашей микстурой и спали крепким сном.
Тем временем ваш муж поднялся за Жефом в мансарду и спустился с ним в подвал.
— В подвал?
— Да, там была устроена мастерская. Он ударил его куском свинцовой трубы или каким-нибудь другим тяжелым предметом, а потом подвесил старика к потолку.
Она вскрикнула, но не лишилась чувств, наоборот, бросилась в гостиную и пронзительно закричала:
— Это неправда, скажи, Фернан! Это неправда, что ты так поступил со старым Жефом?
Любопытно, что к ней вернулся ее фламандский акцент.
Мегрэ немедля увел Барийара в кабинет и сделал знак Жанвье, чтобы тот следил за молодой женщиной. Прошлым вечером они сидели в том же кабинете, но теперь поменялись местами. Сегодня комиссар восседал на вращающемся кресле торгового представителя, а тот сидел напротив него.
— Это подло, — проворчал хозяин кабинета.
Что подло, Барийар?
— Беспокоить женщин. Если у вас есть вопросы, вы могли бы задать их мне, не так ли?
— Вам я не стану задавать никаких вопросов, потому что заранее знаю ответы. После нашего вчерашнего разговора вы решили, что необходимо заставить окончательно замолчать того, кто представлял собой слабое звено вашей компании. После Пальмари — Виктор Крулак, иначе говоря, Жеф Клаас. Бедный человек с расстроенной психикой, готовый сделать что угодно, только бы не расставаться с маленькой девочкой, которая в день Страшного Суда вложила свою ручку в его руку. Вы подлец, Барийар!
— Благодарю вас!
— Видите ли, бывают разные подлецы. Некоторым, как, например, Пальмари, я могу пожать руку. Вы принадлежите к самому плохому сорту подлецов, вам нельзя посмотреть в лицо, не почувствовав желания плюнуть.
И комиссар действительно сдерживался.
— Ну, давайте дальше! Я уверен, что мой адвокат будет в восторге.
— Через несколько минут вас отвезут в камеру предварительного заключения, и, конечно, сегодня днем или будущей ночью, а может быть, завтра мы возобновим этот разговор.
— В присутствии адвоката.
— Сейчас мне надо нанести один визит, который, по-видимому, будет долгим. Вы догадываетесь, о ком я говорю. В общем, от этого визита будет в значительной степени зависеть ваша судьба. Потому что, поскольку Пальмари ликвидирован, на вершине пирамиды остались только двое: Алина и вы. Мне теперь известно, что вы собирались уехать при первом удобном случае, потихоньку реализовав драгоценности Манюэля. Алина… Фернан… Алина… Фернан… Когда вы снова будете сидеть напротив меня, я уже буду знать, кто из вас двоих — я не скажу виновен, потому что виновны вы оба, — кто из вас двоих зачинщик этой двойной драмы. Поняли?
Мегрэ позвал:
— Жанвье! Отвези, пожалуйста, месье в камеру предварительного заключения. Он имеет право прилично одеться, но ни на секунду не своди с него глаз. У тебя есть оружие?
— Да, шеф.
— Возьмешь человека внизу, там, думаю, уже полно полицейских, пусть он сопровождает тебя. До скорого свидания!
Он задержался перед мадам Барийар.
— Не сердитесь на меня, Мина, за теперешние неприятности и за те, что еще ждут вас впереди.
— Это Фернан его убил?
— Боюсь, что да.
— Но зачем?
— Придется вам над этим подумать. А я лишь могу сказать — потому, что ваш муж подлец. И потому, что он встретил такую же подлую самку.
Комиссар, оставив Мину в слезах, спустился в подвал, где тусклую лампочку уже заменили прожектором.
Можно было подумать, что здесь происходит киносъемка.
Говорили все разом. Работали фотографы. Врач с лысым черепом требовал тишины, а Мере никак не мог пробиться к комиссару.
Маленький следователь оказался совсем близко от Мегрэ, и комиссар потащил его на свежий воздух.
— Стаканчик пива, господин следователь?
— Я не прочь, но как выбраться?
Они кое-как протиснулись сквозь толпу. Смерть старого Жефа, хотя его почти никто не знал, прошла не так незаметно, как гибель Манюэля Пальмари, и перед домом оказалось такое скопление народа, что двое полицейских с трудом наводили порядок. На комиссара набросились репортеры.
— Пока ничего не скажу, ребята. После трех часов, на Набережной.
Он тащил своего плотного спутника в бистро «У овернца», где завсегдатаи уже обедали.
— Две большие кружки!
— Ну как, Мегрэ, вы в этом разберетесь? — спросил судебный следователь. — Кажется, в подвале нашли современные инструменты для гранения бриллиантов. Вы это предвидели?
— Вот уже двадцать лет я ищу владельца этих инструментов.
— Вы говорите серьезно?
— Вполне. Владелец — это фигура. Все остальные — пешки. Я знал их ходы. За ваше здоровье!
Он медленно опустил свою кружку, поставил на оцинкованный прилавок.
— Повторите!
Потом, все с тем же жестким выражением лица, сказал:
— Я должен был понять это уже со вчерашнего дня.
Почему я не вспомнил об этой истории в Дуэ? Я рассылал своих людей во всех направлениях, кроме правильного, а когда наконец додумался, было уже поздно…
— Что вы теперь будете делать?
— Барийар уже в камере предварительного заключения.
— Вы его допросили?
— Нет. Еще рано. Прежде следует допросить кое-кого другого.
Через витрину он смотрел на дом напротив, особенно на окна пятого этажа.
— Алину Бош?
— Да.
— У нее в квартире?
— Да.
— Быть может, ее больше испугает допрос в вашем кабинете?
— Она нигде не пугается.
— Вы думаете, она может признаться?
Мегрэ пожал плечами, поколебался, не спросить ли третью кружку, решил, что не стоит, протянул руку славному маленькому следователю, который смотрел на него с восхищением и с некоторой тревогой.
— До скорого! Я буду держать вас в курсе дела.
— Я, вероятно, пообедаю здесь, а когда они там, напротив, закончат, вернусь во Дворец правосудия. — Следователь не посмел добавить: «Ну, ни пуха ни пера!»
Мегрэ, чувствуя тяжесть в плечах, пересекал улицу, по-прежнему глядя на окно пятого этажа. Ему дали дорогу, и только один репортер успел сфотографировать комиссара, напористо идущего вперед.
Глава 7
Мегрэ громко постучал в дверь квартиры, которая прежде принадлежала Манюэлю Пальмари, и ему открыл дверь инспектор Жанен.
Мегрэ едва взглянул на него.
— Никто не пользовался телефоном?
— Звонил только я, шеф, чтобы сказать жене…
— Ты завтракал?
— Нет еще.
— Где она?
— На кухне.
Мегрэ стремительно вошел в кухню. Алина курила сигарету — перед ней стояла тарелка с яичницей. Как эта женщина сегодня была не похожа на кокетливую Алину, настоящую мадам, которая так следила за своей внешностью!
На ней был только старый голубой халат, тонкий шелк которого прилип к телу. Ее черные волосы не были причесаны, на лице никакой косметики. Она не приняла ванны, и от нее исходил терпкий запах пота.
Уже не первый раз Мегрэ констатировал это. Он знал многих женщин, кокетливых и ухоженных, которые после смерти мужа или любовника так опускались.
Вдруг менялись их вкусы, их поведение. Они начинали одеваться более ярко, говорить вульгарным тоном, употреблять выражения, которые так старались забыть, их природные качества снова всплывали на поверхность.
— Пойдем!
Она достаточно хорошо знала комиссара, чтобы понять: на этот раз дело принимает серьезный оборот. И все-таки она неторопливо поднялась, раздавила сигарету в жирной тарелке, положила пачку в карман халата и подошла к холодильнику.
