Дороти Сэйерс - Каникулы палача
— Бридж? Глупости! Я говорю — глупости! Вы можете играть в него в любое другое время, но сегодня Рождество. Нам нужна игра, в которую будем играть все вместе. Что вы думаете о «Животных, Овощах и Ископаемых»?
Эта игра нравилась сэру Септимусу потому, что он считал ее интеллектуальной; она была среди его любимых развлечений, и именно по этой причине он преуспел в составлении достаточно каверзных вопросов. После небольшой дискуссии всем присутствующим стало очевидно, что игре суждено стать неотъемлемой частью вечера. Приступили к игре, сэр Септимус был первым «на выход».
Среди предметов, спрятанных в вопрос, им удалось угадать фотографию матери мисс Томсон, грампластинку «Я хочу быть счастливой», новую планету Плутоний, шарф миссис Деннисон (очень смутившейся оттого, что он был не из шелка, а то был бы отнесен к разряду животных). Не удалось отгадать выступление по радио премьер-министра — что, по общему мнению, было не совсем честно, потому что игроки не могли понять, к какой категории его можно было отнести — к животным или ископаемым. По этой причине было решено загадать еще одно слово, а затем перейти к игре в прятки. Освальд Тругуд вышел в гардеробную, закрыв за собой дверь, тогда как остальные продолжали придумывать слово-шараду. Неожиданно для всех присутствующих сэр Септимус прервал обсуждение, обратившись с вопросом к дочери:
— Послушай, Мардж, а что ты сделала со своим ожерельем?
— Я его сняла, потому что боялась порвать во время игры в шарады. Оно здесь, на столе… Нет, его здесь нет. Мама, ты случайно не брала его?
— Нет, дорогая. Если бы я его видела, оно было бы сейчас у меня. Какая же ты беззаботная!..
— Папочка, я уверена, что ожерелье у тебя. Ты просто меня дразнишь.
Ответ сэра Септимуса прозвучал столь решительно, что гости вынуждены были встать и начать поиски. В сияющей от блеска гостиной было не так уж много места, куда могло бы закатиться ожерелье. Через десять минут безрезультатных поисков Ричард Деннисон, сидевший рядом с тем столиком, куда Маргарет, по ее словам, положила жемчуга, стал ощущать себя довольно неловко.
— Вы знаете, это ужасно, — заметил он, повернувшись к Уимзи.
В этот момент Освальд Тругуд, проявляя нетерпение, высунул голову из-за двери гардеробной и, застав странную картину, поинтересовался: что происходит? Внимание игроков в ту же минуту перешло на гардеробную. Конечно же, Маргарет ошиблась, она оставила ожерелье там, и оно случайно смешалось с другими вещами. Комната подверглась тщательному обыску. Каждую вещь брали в руки и перетряхивали, но все безрезультатно. Дело стало принимать серьезный оборот. Еще через полчаса тщетных поисков ни у кого уже не было сомнений в том, что ожерелье пропало.
— Оно должно быть где-то только в этих двух комнатах, — сказал Уимзи. — Из гардеробной можно выйти лишь через одну дверь, следовательно, никто не мог выйти из нее незамеченным. Разве только через окно…
— Нет, это исключается. Снаружи окна закрыты тяжелыми ставнями, и для того, чтобы их открыть, требуется как минимум два лакея, — возразил рассерженный сэр Септимус. Предположение же о том, что ожерелья в гостиной нет, всем казалось абсурдным. Потому что, потому что…
Человеком, в очередной раз посмотревшим хладнокровно и бесстрашно правде в глаза, был Вильям Норгейт.
— Я полагаю, сэр Септимус, что каждый из присутствующих здесь испытает огромное чувство облегчения, если будет обыскан.
Предложение привело сэра Септимуса в ужас, но гости, почувствовав в Норгейте человека, готового действовать решительно, единогласно поддержали его. Дверь была закрыта, и начали обыск — женщин осматривали в гардеробной, мужчин — в гостиной. Однако обыск тоже не дал никаких результатов, за исключением целого ряда интересных сведений о том, что могут иметь при себе обычные мужчины и женщины. Было вполне естественно, что лорд Питер Уимзи носил пару пинцетов, пакет с линзами и маленькую складную линейку — чем не Шерлок Холмс из высшего общества? Но то, что в кармане Освальда Тругуда окажутся две таблетки от болей в печени, завернутые в бумагу, а у Генри Шейла карманное издание Гомеровых од, — оказалось неожиданным. С какой целью Джон Шейл носил в карманах пиджака кусочек красного сургуча, безобразный маленький талисман и монету в пять шиллингов? У Джорджа Комфри обнаружили пару складных ножниц, три завернутых кусочка сахара, похожие на те, что обычно подают в ресторанах и поездах, что свидетельствовало о явном проявлении необычной формы клептомании. А то, что аккуратный и педантичный Норгейт обременяет себя тем, что носит в карманах катушку хлопчатобумажных ниток, три веревочки различной длины и двенадцать английских булавок, выглядело по меньшей мере удивительно, пока кто-то не вспомнил, что он принимал участие в украшении дома к Рождеству. Ричард Деннисон вызвал смущение и смех тем, что у него обнаружили женскую подвязку, пудреницу и половину картофелины, которая, по его словам, является прекрасным профилактическим средством против ревматизма (к которому он был предрасположен), остальные же предметы принадлежали его жене. Что касается женщин, то наиболее поразительными экспонатами были: маленькая книга по хиромантии, три шпильки и детская фотография (мисс Томкинс); китайский портсигар с секретным отделением (Берил Деннисон); письмо очень личного содержания и набор для поднятия спущенных на чулках петель (Лавиния Прескот); пара щипчиков для бровей и маленький пакетик белого порошка, по утверждению, хорошее средство от головной боли (Бетти Шейл). Последовал волнующий момент, когда из сумочки Джойс Тривет была извлечена нитка жемчуга — но быстро припомнили, что она искусственная. Короче говоря, обыск не дал ничего, кроме общего чувства стыда и дискомфорта, вызванных необходимостью раздеваться, вновь в спешке одеваться в малоподходящее для этого время суток.
Затем, запинаясь, кто-то неуверенно произнес ужасное слово «полиция», что повергло сэра Септимуса в ужас. По его мнению, это было омерзительно. Он не мог допустить полицейских в свой дом, да еще в канун Рождества. Ожерелье должно быть где-то здесь. Необходимо обыскать комнату еще раз. Не мог бы лорд Питер Уимзи, обладающий богатейшим опытом распутывания самых загадочных происшествий, чем-нибудь помочь и в этом случае?
— Хм… — промычал сэр Питер. — Ну да, конечно… Но в таком случае никто не… Я хочу сказать, что вы должны понимать, что таким образом меня нужно исключить из числа подозреваемых.
Леди Шейл, перебив лорда Уимзи, заметила:
— Мы и не думаем, что необходимо кого-то подозревать. Но если дело дойдет до этого, мы уверены, что вы просто не можете оказаться им. Вы знаете о преступлениях слишком много, чтобы захотеть совершить хотя бы одно.
— Хорошо, — сказал Уимзи, — я постараюсь помочь, но после того, во что мы превратили комнаты… — Он неуверенно пожал плечами.
— Знаете, я боюсь, что вам не удастся найти здесь ни одного отпечатка ноги, — предположила Маргарет, — хотя, возможно, во время поиска мы чего-то не заметили.
Уимзи кивнул, тем самым выражая согласие:
— Что ж, я попробую помочь. Надеюсь, никто не будет возражать, если я попрошу всех пройти в соседнюю комнату и не покидать ее? Всех, за исключением одного из вас. Мне непременно понадобится свидетель на тот случай, если я что-нибудь найду. Сэр Септимус, не откажите в любезности.
Убедившись в том, что все присутствующие заняли места в одной из комнат, он начал медленно кружить по гостиной, внимательно изучая каждую поверхность, то и дело поднимая взгляд на потолок из бронзовых пластин, вставая на колени и в таком положении ползая по полу, напоминающему черную сияющую пустыню. Сэр Септимус, ни на шаг не отставая от лорда Уимзи, также поднимал голову и смотрел наверх, с трудом опускался на колени и ползал, время от времени тяжело и с досадой вздыхая. Со стороны их передвижение напоминало неспешную прогулку с маленьким любознательным щенком. Надо заметить, что своеобразный вкус леди Шейл в выборе отделки гостиной и мебели имел и положительную сторону — поиски в значительной степени облегчались: вряд ли в этой алюминиево-стеклянной комнате существовал такой укромный уголок, в который могло закатиться что-то, или место, в котором что-то могло затеряться.
Наконец они добрались до гардеробной, еще раз тщательно перетрясли сваленные на пол вещи. Безрезультатно. Уимзи лег ничком на пол и, скосив глаза, попытался заглянуть под металлический шкаф, который был единственным предметом в этой комнате, имеющим низкие ножки. Что-то привлекло его внимание. Закатав рукава рубашки и просунув руку под шкаф, он, совершая конвульсивные движения телом и ногами, пытался проникнуть дальше, чем позволяли его физические возможности; тогда он достал из кармана складную линейку и просунул ее под шкаф. Наконец с ее помощью ему удалось извлечь оттуда какой-то предмет.