Месть под расчет - Джордж Элизабет
Когда в дверях показалась группа шумливых немцев, он вскочил, но тотчас плюхнулся обратно на стул, убедившись, что среди них нет человека, которого он с таким нетерпением поджидал. Достав дрожащими пальцами сигарету из пачки, которую он вынул из кармана пиджака, Питер опять поискал в карманах, но не нашел ни зажигалки, ни спичек. Минутой позже он отодвинул стул, встал и направился к бару.
Прямиком к мамочке, мысленно улыбнулась Тина. В этой жизни чему быть, того не миновать.
* * *К тому времени, когда ее приятель добрался до стоянки на Сохо-сквер, Сидни Сент-Джеймс уже не сомневалась, что нервы у него на пределе. Весь он как натянутая струна. Даже руки ему приходится держать под контролем, чтобы нечаянно не сломать руль. Тем не менее ему хочется скрыть это от нее. Стоит сделать один шаг, и неминуемо последует другой, а там и признание в наркотической зависимости. Нет, это не для Джастина Брука, ученого, bon vivant, руководителя проектов, автора многочисленных открытий, лауреата не одной премии.
— Ты не выключил фары, — холодно напомнила ему Сидни, но он не ответил. — Джастин, ты забыл про фары.
Он выключил фары, и она скорее почувствовала, чем увидела, что он повернулся к ней, и тотчас ощутила прикосновение его пальцев к своей щеке. Ей захотелось отодвинуться, но его пальцы уже скользили по ее шее, касались грудей, и, помимо своей воли, она потянулась к нему, не владея собой, ответила на его призыв.
Однако едва заметная дрожь в его руке, дитя возбуждения, подсказала ей, что его ласка лживая, что он хочет задобрить ее, прежде чем сделает свою отвратительную покупку. И она оттолкнула его.
— Сид…
Джастину удалось изобразить чувственный порыв, но Сидни знала, что телом и душой он на плохо освещенной улице, начинающейся в южной части площади. Ему надо скрыть это от нее. Вот он и прикидывается, будто самое главное в его жизни в этот момент — желание немедленно овладеть ею, а не наркотик. И она окаменела под его прикосновениями.
Его губы, его язык ласкали ей шею, плечи. Ладони касались грудей, пальцы сжимали соски, он шептал ее имя, он развернул ее лицом к себе. И, как всегда, это был огонь, угар, безумие. Сидни жаждала его поцелуев. И приоткрыла губы в ожидании…
Джастин со стоном привлек ее к себе, заласкал, зацеловал. Тогда Сидни, дрожа, положила руку ему на бедро, чтобы отплатить ему лаской за ласку. И тотчас все стало ясно.
Она вернулась в реальность. И отпрянула, не сводя с него глаз в сумеречном свете уличных фонарей.
— Прекрасно, Джастин. Неужели ты думал меня обмануть?
Он глядел в сторону, и от этого она еще больше разозлилась.
— Иди, купи себе проклятую дозу. Разве не за этим мы приехали сюда? Или мне полагалось думать, будто не за этим?
— Разве не ты потребовала, чтобы я пошел с тобой на вечеринку? — заявил Джастин.
Это был старый способ перекладывания вины и ответственности на Сидни, но на сей раз она не желала играть в его игру.
— Хватит, Джастин, я могу пойти туда и одна.
— Тогда в чем дело? Зачем ты позвонила мне? Или это не ты звонила мне сегодня, была очень мила и обещала кое-что после вечеринки?
Сидни промолчала, и его слова повисли в воздухе. Он сказал правду. Раз за разом, ругая себя последними словами, она возвращалась к нему, ненавидя его, презирая себя, и все же возвращалась. Словно у нее не было сил жить без него.
Один Бог знает почему. От него не дождешься нежности. И не так уж он хорош собой. Непонятно. Ничего нет, о чем она когда-то мечтала. Лицо, правда, интересное: каждая черта на нем — сама по себе и борется с остальными за первенство. Темная, оливкового цвета кожа. Глаз не видно. Тонкий шрам на подбородке. Ничего особенного, совсем ничего… но стоит ему посмотреть на нее, коснуться ее, и худенькое мальчишеское тело загорается огнем, становится красивым и наполняется жизнью.
Она проиграла. Ей показалось, что она задыхается в машине.
— Иногда мне хочется кому-нибудь рассказать об этом, — проговорила она. — Считается ведь, что иначе от этого не избавиться.
— Какого черта ты лезешь не в свои дела?
Она видела его скрюченные пальцы.
— Если у наркомана есть близкие люди, родственники, коллеги, еще можно все изменить. Ведь…
Взметнувшись, рука Джастина схватила ее руку, больно сжала ее.
— Только попробуй кому-нибудь сказать! Даже не думай об этом. Клянусь, Сид, если ты… Если ты это сделаешь…
— Прекрати. Подумай сам, так не может продолжаться. Сколько ты тратишь на них денег? Пятьдесят фунтов в день? Сто? Больше? Джастин, да мы даже на вечеринку не можем пойти, чтобы ты сначала не…
Он отпустил ее руку.
— Убирайся. Найди себе кого-нибудь другого. Оставь меня, черт побери, одного.
Вот так всегда. Но Сидни знала, что не способна на это, и ненавидела себя за то, что не может и, верно, никогда не сможет уйти от него.
— Мне всего лишь хочется тебе помочь.
— Тогда заткнись, понятно? Дай мне добраться до вонючей улочки, купить дозу и убраться отсюда.
Он открыл дверцу и с шумом захлопнул ее за собой.
Сидни смотрела, как он уходит, и открыла дверцу, только когда он дошел до центра площади.
— Джастин…
— Подожди меня.
Его голос звучал ровно, но не потому, что он успокоился, а потому, как поняла Сидни, что он, Джастин Брук, принадлежал к людям, которые страшатся публичных скандалов, а при этом в пятницу вечером оказался в гуще толпы на Сохо-сквер. Проигнорировав его приказ, Сидни выскочила из машины и побежала за ним, забыв обо всем на свете. Сидни твердила себе, что должна быть рядом, должна приглядывать за ним, иначе всякое может случиться, его могут арестовать, одурачить или того хуже.
— Я тут, — сказала она, догнав Джастина.
И прочитала безразличие на его застывшем лице.
— Твое дело.
Он продолжил путь через площадь в черный зев знакомой улицы.
Из-за стройки улица казалась еще темнее и уже, чем обычно. Сидни поморщилась, вдохнув запах мочи. Здесь было даже хуже, чем она представляла.
По обеим сторонам стояли неосвещенные и ненумерованные дома. На окнах были решетки, входные двери заперты, здесь вовсю занимались незаконным бизнесом, в котором, по-видимому, были заинтересованы здешние ночные клубы.
— Джастин, где ты собираешься?..
Брук поднял руку, требуя молчания. Откуда-то донесся хриплый мужской голос, изрыгающий проклятья. Скорее всего, он шел с другого конца улицы, где кирпичная стена огибала ночной клуб, образовывая нечто вроде ниши. Два человека катались там по земле. Но это не было похоже на любовную схватку. Это была настоящая драка, и лежавшая внизу женщина в черном платье ни комплекцией, ни силой не могла противостоять своему разъяренному обидчику.
— Ты, грязная…
Мужчина — кажется, блондин, и, судя по голосу, не помнивший себя от ярости, — бил кулаками по лицу женщины, по ее плечам, по животу.
Сидни не могла устоять на месте и, когда Брук попытался удержать ее, закричала:
— Нет! Там женщина!
И побежала на голос. Сидни слышала, как Джастин кричит за ее спиной. Но догнал он ее, лишь когда она была ярдах в трех от дравшейся пары.
— Стой. Я сам разберусь, — хрипло бросил ей Джастин.
Брук сгреб обидчика, поднял его, держа за кожаный пиджак, и отпихнул. У жертвы освободились руки, и она инстинктивно закрыла лицо.
— Идиоты! Не хватало еще полиции!
Подскочила Сидни.
— Питер! — крикнула она. — Джастин, это Питер Линли!
Довольно долго Брук не двигался с места, лишь глядел то на молодого человека, то на молодую женщину, лежавшую на боку, на ее задравшееся платье и изодранные в клочья чулки. Потом он опустился на корточки и взял в ладони ее лицо, желая осмотреть раны.
— Боже мой, — прошептал он.
Отпустив женщину, он поднялся во весь рост, покачал головой и коротко хохотнул.
Тем временем женщина встала на колени, и когда потянулась за сумочкой, ее вырвало. А потом — как ни странно — она тоже засмеялась.
