Давай поговорим! (сборник) - Михаил Михайлович Попов
Надо сказать, что за те полтора часа, что мы провели втроем, я пережил немало приятных минут. Шаг за шагом выяснялось, что все дачное хозяйство влюбленный аспирант запустил, довел до ручки, а кое-что даже запорол. Таким образом, я мог заключить, что мое презрение к убывающему Шевякову строится на вполне объективной основе.
Леня в три секунды выяснил, почему выбивает автомат на силовом щите. Женя не только неправильно его использовал, но еще и называл смешно – «спускателем». Даже для биолога это непростительно.
Погремев ключами у батарей отопления на кухне, Леня сделал так, что стала поступать горячая вода на второй этаж. После краткого нашего визита на чердак перестала барахлить антенна. Программа «Взгляд» вновь вернулась к нам.
В течение всего лишь получаса, используя один только хорошо наточенный (им же) топорик и какие-то клинышки, Леня справился с застарелой и, как казалось, неизлечимой болезнью лестницы, ведущей наверх, в кабинет Модеста Анатольевича, к пресловутому сейфу. Дело в том, что, ступая по ней, ты никогда не знал, какая именно ступенька издаст в этот раз склеротическую трель. Всякие приходили плотники, меняли отдельные ступеньки, но это не приносило эффекта. Нужно, оказывается, было скорректировать всю конструкцию. Леня вправил один деревянный позвонок, и лестница ожила, вернее умерла.
Обошли мы дом и с внешней стороны. Новый сторож проверил окна, запоры и прочее в том же роде. Подольше задержались у задней глухой веранды. Дверь, ведущая на нее, была заперта еще в незапамятные времена, а ключ утерян. Да это и к лучшему, так спокойнее. Наша дача не конспиративная квартира, чтобы иметь два выхода. Леня присел на корточки перед нею, поковырялся отверткой в замочной скважине, задумчиво прошептал своими хохляцкими губами «чаго тэта», да этим обход и кончился. Вернее, мог бы кончиться. Если бы я не вспомнил еще об одном «спускателе». О сливном бачке в туалете на первом этаже.
Я увидел, как перекосилась физиономия Шевякова. Этот туалет располагался как раз возле комнаты Маруси, с которой бывшему сторожу после состоявшегося меж ними объяснения встречаться было весьма болезненно. Младшая дочка Модеста Анатольевича, кажется, еще почивает после обеда. Инспекция этого туалета может быть ею истолкована превратно. Все дело в необычном устройстве этого отхожего места, оно имеет два входа, один из коридора, второй из комнаты Маруси. Так что, входя к бачку, Шевяков в известном смысле проникал и в жилище девицы, то есть туда, откуда его совсем недавно и решительно выставили.
Но неисправный туалет есть неисправный туалет, Леня в силу своего характера не мог допустить такого безобразия. Мы отправились.
Пока новый сторож боролся за нормальную водосбрасываемость бачка, Шевяков стоял бледный, напряженный, явно боясь Марусиного появления. Но за ее дверью было тихо. На шум сантехнических работ явился Арсений Васильевич Барсуков, человек, еще неделю назад казавшийся мне странным и милым, а теперь представляющийся странным и опасным. Кто он такой? Сам он о себе ничего не рассказывает, Модест Анатольевич от разговоров на эту тему, усмехаясь, уходит. Маруся, само собой разумеется, ничего о нем знать не может. Приехал Арсений Васильевич в дом академика неделю назад, был рекомендован «стариннейшим другом», но было видно, что гость он незваный. Да и «стариннейшим другом» шестидесятилетнему академику этот максимум сорокалетний дядя быть не мог.
Почему он мне сначала показался милым? Маруся как-то на кухне порезалась рыбным ножом. Увидев это, Арсений Борисович тут же принес флакончик с какой-то мазью, помазал рану и сказал, что к вечеру все пройдет. Все прошло уже через два часа. На месте пореза был едва различимый белый шрам. Увидев результат действия своего лекарства, Арсений Васильевич повел себя странно. Тут же исчез на целые сутки. Вернулся мрачный, ничего не объясняя, заперся в своей комнатушке. Повел жизнь настоящего барсука. На животное это он был и внешне похож. Массивностью, неторопливостью, а главное, мощными, в стороны от щек расчесанными бакенбардами. Что-то было в нем неприятно-таежное.
Леня потянул за фаянсовую каплю, вода с радостным шумом хлынула из бачка. Вслед за этим шумом раздался шум в комнате Маруси. Нервный аспирант тут же торопливо объявил, что осмотр хозяйства окончен. Леня завел было речь о колонке в ванной, но Шевяков был непреклонен.
– Нет, все-все, сам потом разберешься. Пойдем в сторожку.
Бросив в сторону старого знакомого внимательный и удивленный взгляд, Леня стал собирать ключи в фанерный ящик. Шевяков нервно кусал губы, правая рука у него чуть подергивалась. Я переживал минуты блаженства. Браво, Марусенька, представляю, какого она вручила бедному биологу «гарбуза», так, кажется, говорят на изобильной родине нашего неторопливого Леонида.
И вот направились мы к гаражу.
– Мне нужно сказать тебе несколько слов, – выразительно глядя на меня, объявил своему заместителю Шевяков. Ради дела я готов был демонстрировать неделикатность, невменяемость и даже выглядеть полным кретином, но понял, что от меня все равно отделаются, и, чуть поклонившись, отправился в сторону теплицы. Устройство территории дачного участка я знал значительно лучше нашего лже- и горе-сторожа, хоть это и не входило в мои обязанности. За руиной из потрескавшегося стекла и погнутого алюминия имелась укромная тропинка, незаметно выводящая к задней стенке гаража. Едва скрывшись за ближайшим жасминовым кустом, я перешел с нормального шага на тот, что применяется при тройном прыжке, и всего через каких-нибудь пятнадцать секунд уже смог приложить ухо к отверстию, образованному вынутым кирпичом.
– Слушай, ты мне так ничего и не объяснил. Я вижу, тебя прямо трясет, в чем дело?
Говорил сантехник Леня, и говорил без намека на какой-либо акцент. От имени Шевякова слышалось только тяжелое и шумное дыхание. Не удивился бы, увидев, что он рвет на себе волосы.
– Еще полгода назад ты радовался, что попал сюда, а теперь бежишь!
– Да, бегу.
– Ну так объясни, почему?!
Опять взрывы тяжелых выдохов.
– Объясни хотя бы, зачем ты меня сюда затащил?
– Тебе что, не подходит эта работа?!
– Очень даже подходит, но я не хотел бы пользоваться твоей истерикой, чтобы ее получить.
– Хорошо, сейчас объясню. Я ухожу отсюда, потому что перестал уважать Модеста Анатольевича. Я кое-что о нем узнал. Раньше не знал. Теперь узнал. Я перестал уважать его как ученого, я… Знаешь, как он стал членкором?
– Как он стал членкором? – В голосе Лени не чувствовалось заинтригованности.
– Он же никакой не ученый на самом деле, а шарлатан. Его научная репутация ниже нулевой отметки.
Вокруг вьются какие-то темные личности, чуть ли не изобретатели вечного двигателя. Занимается он всем,
