Душегуб - Николай Вингертер
Все время занятый карьерой Нексин долго не находил времени для устройства личной жизни. Нельзя сказать, что ее не было, но его отношения с женщинами, сколько бы им ни говорил о любви, были обычным увлечением с целью удовлетворения физического желания. Он особенно не задавался вопросом: отчего так происходит? Поэтому себя и не считал виновным, а расставаясь с очередной пассией, оправдывался тем, что «еще не время… не встретил единственную и главную». Отчасти был прав, потому что отношения его начинались, когда не он, а его «находили» женщины, желавшие устроить свою судьбу с успешным чиновником. И Нексина устраивала такая жизнь, не обремененная заботами о другом человеке, проблемами, в том числе материальными, которые считал слишком дорогой платой за удовлетворение банального, в сущности, полового влечения.
И все же с ним произошло такое, что он неожиданно для себя стал сильно страдать, случайно познакомившись с Хромовой Еленой Аркадьевной. Она была очень красивая женщина и, в отличие от других, не замечала Нексина. Это задевало его самолюбие, он стал ловить себя на мысли, что теперь самому приходилось вести себя так, чтобы его заметили. И продолжалось все достаточно долго, пока он, измотанный ухаживаниями, услышал от нее, пожалевшей его и оценившей по своему его усердие, сокровенное «да». И они стали встречаться то у него дома, то у нее. Но Нексин, добившись своего, так и не женился, всякий раз откладывая по самым разным причинам этот ответственный шаг, а в разговорах с Хромовой обычно отшучивался известной фразой, что «счастье не в штампе в паспорте». Его устраивали фактические, а не юридические отношения, потому что тайно продолжал думать, что имеет миссию гораздо более важную, чем жениться, родить и воспитывать детей.
Так прошло два года их совместной жизни. Он в Елене Аркадьевне не разуверился, наоборот, сильно к ней привык и думал, что это и есть чувство, которое называют любовью; и для нее старался, угождал во всем, баловал и очень хотел быть в ее глазах хорошим другом и любовником. Он считал самонадеянно, что и она его любит, послушна во всем и верна. Такие их отношения огорчали лишь Елену Аркадьевну, желавшую, как многие женщины, иметь семью. Она терпела, утешая себя расхожей мудростью, что «всему свое время», ждала от близкого человека желанных слов, когда ее позовет в загс, и верила ему, когда он повторял, что любит, очень дорожит ею, и принимала от него, как должное и как подтверждение слов, подарки на день рождения, Новый год и Восьмое марта.
Но так случилось, что устроенная, обеспеченная хорошим денежным содержанием, а главное, понятная жизнь — все разом пошло под откос. Если раньше Нексин знал на день, на неделю, на месяц вперед, чем будет заниматься, что его ожидает на службе, в быту, то, когда не стало государства, идеологию которого он представлял и защищал, больше уже не знал, что его ждет, чем придется заниматься, за счет чего существовать. Была у него не растерянность по поводу смены режима в стране, а самая настоящая злость и такой необычный прилив энергии, что, ему казалось, он был готов на любые действия, вплоть до того, что физически расправиться с любым, чтобы только смести прочь новую власть, у которой не было никакой идеологии, у которой не было даже лживой филантропии коммунистов, а всюду процветало правило первобытных италийцев — «человек человеку волк»; все вокруг, словно звери, отбирали друг у друга, глумились друг над другом, и казалось, что еще чуть-чуть, и на эту страну, как на Содом, «прольется дождь из серы и падет огонь с неба»[1].
Но никто не звал Нексина на баррикады, и почему-то никто из его ближайшего окружения так же сильно, как он, не переживал о прошлом, наоборот, к его удивлению, вокруг люди были очень сердиты на прежнюю власть, словно при ней не было ничего хорошего. Но Нексин по инерции, несмотря на происходящие перемены, какое-то время продолжал верить и надеяться, что все вернется назад, он будет жить прежней жизнью, ходить, как раньше, на службу и оставаться нужным и не последним в городе человеком. И Нексин оставлял без внимания звучавшие для него просьбы, советы бывших коллег, даже Елены Аркадьевны, — все они говорили, что было бы лучше, если бы он начал жить заново, шел работать по основной специальности, благо имел большой опыт общения с людьми. Но он относился презрительно к таким разговорам, продолжал думать, что общее сумасшествие и эйфория по поводу новой жизни обязательно пройдут, что люди в его стране, как после тяжелой пьянки и глубокого похмелья, опомнятся.
Иллюзии по поводу возврата к старой жизни Нексина исчезли разом, когда с Еленой Аркадьевной однажды холодным зимним вечером зашел поужинать в знакомый ресторанчик. Здесь они стали свидетелями сцены, которая ему не могла и присниться. Как у ребенка наступает разочарование, когда он завороженно смотрит в глазок игрушки-калейдоскопа с яркими, сказочными огнями драгоценных камней, но вдруг калейдоскоп ломается и обнаруживается, что это вовсе не