Фредерик Браун - Призрак шимпанзе
Этот световой круг был образован толпой людей, стоявших кольцом в самом центре. Они смотрели вниз. Я подошел к ним сзади и, вытянув шею, через плечи и головы собравшихся попытался разглядеть то, что лежало на земле. Кто-то стоявший передо мной слегка отодвинулся в сторону, и я пожалел о своем любопытстве.
На траве лицом вниз лежал обнаженный мальчик. На вид ему было лет шесть-восемь. У него были белая кожа и темные коротко остриженные волосы. Рукоятка кинжала торчала из его спины. Это была очень массивная рукоятка. Она была похожа на рукоятки тех австралийских кинжалов, которые метатели ножей использовали в своем номере.
Я не знал этого мальчика, по крайней мере, не мог его узнать со спины. Народ вокруг меня возбужденно переговаривался. Стоявший напротив меня, по другую сторону круга, Поп Дженни опустился на колени и положил руку на плечо мальчика. Он тут же ее отдернул и сказал:
— Готов! Он уже начал холодеть.
Кто-то из присутствующих воскликнул: «Боже мой!» — и это прозвучало как ругательство. Раздались голоса: «Не двигайтесь! Не трогайте его!» Опять послышались ругательства и предложения послать за полицией.
Пробираясь сквозь толпу, я двинулся к выходу. Дядя Эм и Хоги стояли в другой группе, окружавшей фигуру, скорчившуюся у эстрады, где демонстрировали уродов. Я не знаю, кто это был, но с эстрады неслись такие отчаянные, захлебывающиеся рыдания, что сразу было ясно, что тут пахнет настоящей истерикой. И вдруг до меня дошло, что рыдала женщина. Перепуганная женщина.
Я и сам чувствовал себя неважно. Я не был так напуган, как эта женщина, но меня немного мутило.
Выйдя из балагана, я прислонился к эстраде, на которой обычно орал зазывала. Мне было совершенно непонятно, какого черта кому-то понадобилось убивать кинжалом такого маленького мальчика. Я рылся в памяти, пытаясь вспомнить, кем мог быть этот малыш. Среди бродячих циркачей, работавших на ярмарке, было не так уж много детей. Мне казалось, что я знаю их всех, если не по имени, то в лицо. Был один парнишка примерно того же возраста и роста — мой любимец; его звали Негро, и он бил чечетку в негритянском представлении. У этого мальчонки был просто бес в ногах. Но у убитого была белая кожа, а Негро был черен как вакса.
Однако, размышлял я, убитый был циркачом, а не ребенком из города. Ребенок из города вполне мог оказаться у маленького шапито, несмотря на поздний час — но не без одежды. Тогда как для маленького циркача это не так уж странно. Я хочу сказать, что циркачи привыкли спать без ничего, когда жарко. И конечно же, их ребенок сделал бы то же самое.
Мало-помалу мучительная тошнота начала отступать. Я ощущал во рту противный вкус, но меня не вырвало. Я услышал голос дяди Эма, который звал меня, и закричал в ответ: «Иду!». Я было направился обратно к шапито, но увидел дядю Эма, Хоги и какую-то девушку, которые шли мне навстречу. Девушка еле тащилась, хотя дядя Эм и Хоги поддерживали ее под руки. На ней был длинный зеленый плащ, берет того же цвета и туфли на высоченных каблуках, сплошь покрытые грязью. Низ плаща и ноги тоже были забрызганы грязью. Она шла наклонившись вперед и все еще всхлипывала. Дядя Эм был само спокойствие. Он сказал:
— Рита, детка моя, ты знакома с моим племянником Эдом? Эд Хантер, та же фамилия, что и у меня. Хороший парень. Позволь ему покатать тебя в машине. Сделайте круг-другой по городу — и тебе полегчает. Нужно же как-то отвлечься!
Всхлипывания прекратились. Девушка отняла руки от лица. И тут я ее узнал — это была новенькая из представления со стриптизом. Она работала здесь всего неделю, ее наняли в Луисвилле. Я ее уже несколько раз видел. Очень красивая девушка, но сейчас этого никак нельзя было сказать, потому что ее лицо распухло от слез, а на щеках потеками засыхала грязь. Она обратилась ко мне со слабой улыбкой:
— П-привет, Эд!
Я забыл о тошноте и улыбнулся ей в ответ, а затем спросил, был ли убитый мальчик ее братом или кем-то вроде этого. Он не мог быть ее сыном — она была не старше меня.
У нее не могло быть ребенка такого возраста. На вид ей было не больше восемнадцати лет.
Дядя Эм оставил ее с Хоги и отвел меня в сторону. Взяв меня под руку, он наклонился к моему уху и быстро зашептал, так, чтобы девушка не могла слышать:
— Это она нашла парня, Эд. Она наткнулась на него в темноте, когда шла через шапито. Ей, видимо, кое-куда приспичило. Она чуть с ума не сошла. Значит, так. Бери ее и…
— А кто этот парнишка, дядя Эм? — спросил я. — Ты его знаешь или, может быть, она его знает?
— Нет, забудь пока об этом. Послушай, я не хочу больше здесь оставаться. Хоги тоже. Он даст тебе ключи от машины. Прокати ее и постарайся, чтобы она успокоилась. — Он улыбнулся. В этот момент он был похож на веселого сатира. — Отвлеки ее! Пошевели мозгами и придумай что-нибудь!
— Да уж придумаю, — сказал я. — Но послушай, если это она нашла тело, то полиция вызверятся, если ее не окажется на месте.
Он нетерпеливо махнул рукой:
— Это не твоя забота. Если они начнут допрашивать ее в таком состоянии и именно сейчас — не миновать истерики, она сломается. Пусть подождут. Скажу, в конце концов, что это я нашел тело. Если никто не слышал выстрела…
Я уже совершенно забыл об этом выстреле, дядя мне о нем напомнил.
— Но ведь мальчика закололи кинжалом. При чем тут выстрел?
— Стреляла Рита. У нее есть маленький револьвер. Она говорит, что испугалась, когда погасили свет, и положила его в карман; она еще не привыкла к ярмарке. Ей понадобилось сходить по нужде. Она держала руку в кармане и со страха пальнула, когда наткнулась в темноте на парня.
— Она не ранена?
— Даже не обожглась при выстреле. Пуля вошла в землю. В кармане плаща осталась дырка — вот и все. Кончай идиотские вопросы и пошевеливайся!
Я обернулся в сторону Хоги, и тот протянул мне ключи от машины.
— Ты готова, Рита? — спросил я.
— Д-да, Эдди, поехали, — ответила она дрожащим голосом, в котором, однако, было уже больше уверенности.
Сырой туман, пришедший на смену дождю, не располагал к приятной прогулке. Дворники не успевали очищать запотевшее ветровое стекло. Кроме полукруга на ветровом стекле, все остальные стекла машины казались заиндевевшими. Мы очутились внутри маленького замкнутого пространства, целиком принадлежавшего только нам двоим. Сырость и темнота за полукружьями ветрового стекла отсекли нас от всего мира.
Рядом со мной сидела красивая девушка, но в тот момент это меня не трогало, потому что я сосредоточился на полосе блестящей после дождя дороги, пугавшей меня неожиданными поворотами. Я думал только о том, чтобы удержать машину на скользкой асфальтовой ленте.
Но тут мне пришло в голову, что торопиться, собственно, некуда. Я притормозил, и машина покатила на неспешной прогулочной скорости.
Я улыбнулся девушке, сидящей рядом со мной, и она тоже ответила мне слабой улыбкой.
— Я все время спрашивала себя, куда вы так несетесь, — заметила она.
После этих слов она придвинулась ко мне поближе, и я, естественно, обнял ее одной рукой. Может быть, это было и не очень естественно, потому что произошло слишком скоро, но зато очень приятно.
Я съехал с шоссе и остановил машину на обочине. Дворники отключились, ветровое стекло полностью замутнело. Тесный салон машины стал единственным и осязаемым миром.
Только теперь мне удалось как следует рассмотреть Риту. Несмотря на то, что ее лицо было измазано грязью и растекшейся косметикой, она была очень хороша. Особенно меня поразили ее светло-голубые с поволокой глаза. Она взглянула на меня и откровенно сказала:
— Давай не будем делать этого, Эдди.
— Хорошо, я буду вести себя прилично.
— Это потому, что ты мне очень нравишься, Эдди.
— Ничего себе объяснение, — засмеялся я.
— Мне хочется, чтобы ты мне не разонравился. Может быть, это глупо, но не надо так на меня смотреть. Пожалуйста! Мне это неприятно. Я сейчас такая грязная и противная…
— У меня другое мнение.
— Пусть так, но все равно, перестань меня разглядывать.
— Хорошо, — я наклонился и выключил свет. — Теперь я уж точно ничего не разгляжу. Ты довольна?
— Буду довольна, если ты не станешь ко мне приставать. Ты уж меня извини!
— А за что я, собственно, должен тебя извинить?
— Приходится все говорить напрямик. С тех пор как я приехала на ярмарку на прошлой неделе, я только и делаю, что отбиваюсь от мужчин. Все циркачи просто скоты.
— Не все. Например, мой дядя, Хоги и…
— Я не имела в виду Хоги. Он мне почти как родной. Он знал моих родителей, а Мардж была самой близкой подругой моей матери. Это он нашел мне работу на этой ярмарке. Кроме того, они с Мардж так влюблены друг в друга, что невозможно себе представить, чтобы он приударял за кем-то еще.
— Да, — сказал я, — мне Мардж тоже очень нравится.
