Рекс Стаут - Требуется мужчина

Вульф открыл глаза и уставился на меня, лишившись дара речи от жуткой перспективы отведать пиво с сахаром. Я же сел и любезным светским тоном добавил:

— Джонсону я сказал, что лучшее агентство — «Корнуэлл и Майер».

Вульф проворчал:

— Он только зря потратит деньги. Я сомневаюсь, что опасность настолько велика. Если кто-то замышляет убийство, он не будет тратить силы на то, чтобы кромсать на куски рекламу какого-то фильма.

Это было во вторник. На следующее утро, в среду, газеты вышли с жирными заголовками на первых полосах об убийстве Бена Джонсона. Утром, как обычно завтракая на кухне вместе с Фрицем, я как раз штудировал заметку в «Таймс» об этом происшествии и успел дочитать только до середины, когда в дверь позвонили. Я пошел открывать и увидел на крыльце нашего старого приятеля инспектора Кремера из уголовной полиции Манхэттена.

2

— Я же вам сказал — нет. Не заинтересован, не замешан и не желаю ничего знать, — заявил Ниро Вульф.

На него стоило посмотреть — Вульф огромной глыбой восседал в кровати, со всех сторон обложенный подушками, а на одеяле покоился поднос с завтраком. Как всегда, ровно в восемь утра, Фриц приносил завтрак в его спальню на третьем этаже. Стрелки на часах сейчас показывали восемь пятнадцать, а потому в ненасытной утробе великого сыщика уже исчезли персики, сливки, изрядная часть здоровенного ломтя бекона и две трети яичницы, не говоря уж о кофе и пюре из зеленых томатов. Хотя черное шелковое одеяло было откинуто, приходилось приглядываться, чтобы уловить границу между ядовито-желтой перкалевой простыней и пижамой такого же замечательного цвета. Всего нескольким людям, не считая нас с Фрицем, доводилось когда-либо лицезреть Вульфа в подобном виде. На этот раз такой чести добился инспектор Кремер, который слишком хорошо знал, что с девяти до одиннадцати часов Вульф пребывает в оранжерее с орхидеями, от которых оторвать его уже никому не удается.

— За последние двенадцать лет, — прорычал Кремер, который почти всегда начинал разговор в подобном тоне, — вы… кажется… соврали мне десять миллионов раз.

Кремер вовсе не заикался, а просто жевал незажженную сигару. Как и всегда, когда ему случалось работать всю ночь напролет, он казался брюзгливым и обиженным, но выглядел безукоризненно, если не считать пробора, который явно сбился с пути.

Вульфа трудно было вывести из себя во время завтрака, а потому он пропустил мимо ушей этот выпад и принялся за тост с пюре, запивая его кофе.

— Он же приходил к вам вчера утром, всего за двенадцать часов до того, как его убили, — продолжал Кремер. — Вы не можете это отрицать.

— Конечно. Я, кстати, уже говорил вам, что ему было нужно, — вежливо ответил Вульф. — Получив по почте конверт с угрожающим посланием, мистер Джонсон пришел сюда и заявил, что ему нужны мои мозги. Я отказался, и он ушел восвояси. Вот и все.

— А почему же вы отказались? Что он вам такого сделал?

— Да ничего. — Вульф подлил себе кофе. — Просто я не занимаюсь такими делами. Когда кого-то хотят убить и посылают при этом анонимки с угрозами, то дело либо выеденного яйца не стоит, либо опасность настолько реальна и неотвратима, что предпринимать что-либо совершенно безнадежно. Из прошлого мистера Джонсона мне приходит на память только случай с капитаном Питером Рутом, который пытался в политических целях продать Джонсону какой-то военный секрет. Джонсон обратился ко мне, мы раздобыли необходимые улики, и капитан предстал перед трибуналом. Мистер Джонсон тогда весьма лестно отозвался о моих методах и способностях, поэтому-то, я полагаю, он и обратился ко мне, когда помощь потребовалась ему самому.

— Не думал ли он, что угроза исходит от кого-то, кто связан с капитаном Рутом?

— Нет. Он и не упоминал о Руте. Он сказал, что не представляет, кто вознамерился его убить.

Кремер хмыкнул.

— То же самое он заявил и Тиму Корнуэллу. Тот, кстати, считает, что вы потому и не ввязались в это дело, что знали или подозревали — здесь пахнет жареным. Сами понимаете, как огорчен Корнуэлл, ведь он потерял своего лучшего сотрудника.

— Конечно, понимаю, — кротко отозвался Вульф. — Если он и в самом деле был лучший…

— Так сказал Корнуэлл, — отрезал Кремер, — и сотрудник этот мертв. Его имя Дойл, он двадцать лет занимался частным сыском. Отличный послужной список. Судя по тому, как все вышло, вины Дойла в случившемся нет. Джонсон пришел в фирму «Корнуэлл и Майер» вчера около полудня, и Корнуэлл приставил к нему Дойла в качестве телохранителя. Мы проследили все их передвижения и ничего не обнаружили. Вечером Дойл сопровождал его на встречу в клуб, в центре города. Оттуда они ушли в одиннадцать двадцать и, похоже, сразу отправились к Джонсону домой — или на автобусе, или на метро. Жил он в многоквартирном доме на Семьдесят третьей улице неподалеку от Мэдисон-авеню. А в одиннадцать сорок пять обоих нашли мертвыми на тротуаре около подъезда дома Джонсона. И тот, и другой убиты выстрелами в сердце из пистолета тридцать восьмого калибра, причем в Дойла стреляли сзади, а в Джонсона — спереди. Пули извлекли. Никаких следов порохового ожога. Вообще ничего.

Вульф поставил чашку из-под кофе на поднос. В мою сторону он даже не посмотрел, но всем своим видом показывал, что раз уж я здесь, не мешало бы мне и отнести поднос на кухню. Выслушав мистера Кремера, он едко пробурчал:

— Да, лучший агент мистера Корнуэлла!

— Бросьте язвить, — ощетинился Кремер, — его же убили выстрелом в спину. Там в десяти шагах есть подворотня, где мог прятаться стрелявший. Или стрелять могли из проезжающего автомобиля, или с другой стороны улицы. Хотя тогда убийца должен был быть суперснайпером — обе пули положил точнехонько в самый моторчик. Мы не нашли ни единого человека, кто слышал бы выстрелы. Консьерж торчал внизу, в цоколе, возился с отопителем; он заявил в свое оправдание, что у них, как и везде, людей не хватает. Лифтер как раз поднимался в лифте на десятый этаж, сопровождая жильца. Обнаружили трупы две женщины, которые возвращались из кино. Стрелять должны были никак не позже чем за минуту до их появления, но они как раз тогда и вышли из автобуса, что останавливается на углу Мэдисон-авеню.

Вульф выбрался из постели — на это зрелище, скажу я вам, стоило посмотреть — и глянул на часы, которые стояли на столике возле кровати.

Было восемь тридцать пять.

— Знаю, знаю, — прорычал Кремер, — вы непременно должны одеться и спешить наверх, к своим дурацким орхидеям. Тот жилец, что поднимался на лифте, оказался известным врачом, и он знал Джонсона лишь понаслышке. Две женщины, которые обнаружили убитых — манекенщицы с Седьмой авеню, — вообще о Джонсоне никогда не слыхали. Лифтер работает в доме уже больше двадцати лет. Нареканий на него никаких. Джонсон славился щедрыми чаевыми, и обслуживающие его любили. Консьерж, толстый болван, работает там всего две недели, и то из-за постоянной нехватки мужчин. Жильцов он не знает даже по именам. В числе оставшихся подозреваемых — все население Нью-Йорка плюс ежедневные приезжающие и уезжающие. Вот почему я к вам пришел. Ради Бога, расскажите, что вам известно. Вы же сами видите, насколько это необходимо.

Гора в желтой пижаме чуть колыхнулась.

— Мистер Кремер, я снова повторяю: я не заинтересован, не замешан и не желаю ничего знать. — С этими словами Вульф решительно затопал в ванную.

Пару минут спустя я распахнул перед мистером Кремером входную дверь внизу. Прежде чем уйти, он повернулся ко мне — из угла рта у него чуть не на три четверти свешивалась сигара — и прогромыхал:

— Кстати, Гудвин, насчет этого черного шелкового одеяла… Как бы оно здорово сошло Вульфу за саван! Не забудь известить меня, когда наступит сей благословенный час, я уж, конечно, не премину прийти, чтобы собственноручно зашить его на Вульфе.

Я холодно воззрился на него.

— Говорим ли мы ложь или правду — вы только знай себе бранитесь. Куда идут деньги наших бедных налогоплательщиков — ума не приложу!

Вернувшись в кабинет, я занялся утренней почтой, которая скопилась на моем столе из-за прихода раннего посетителя. Я принялся вскрывать все подряд. Как всегда, проспекты, каталоги, приглашения, просьбы о совете (без вложенного чека) и тому подобная дребедень, вполне вписывающиеся в обычный довоенный набор. Я добрался уже почти до дна кипы, так и не наткнувшись ни на что более или менее занятное, после чего разрезал очередной конверт. Тут-то оно и было.

Я вытаращился как громом пораженный. Потом поднял конверт и уставился на него. Вообще-то я не склонен разговаривать сам с собой, но тут неожиданно для себя выпалил: «О Господи!» Бросив оставшуюся почту, я пулей вылетел из кабинета, взлетел по лестнице в оранжерею, прошел через три первые помещения, мимо всего великолепия — от рядов горшочков с рассадой до роскошных гибридов каттлеи, усыпанных цветами, и, наконец, обнаружил Вульфа в термальной комнате, где он вместе с заботливой нянькой орхидей Теодором Хорстманом исследовал только что принесенную корзину с торфяным мхом.