Артур Дойл - Жилица под вуалью
Обычно либо Рондер, либо его жена ночью кормили льва.
Иногда отправлялся один из них, иногда оба вместе, но они никогда не позволяли делать это кому-нибудь другому, так как верили, что пока они будут приносить ему пищу, он будет считать их своими благодетелями и никогда их не растерзает.
В ту самую ночь, семь лет тому назад, они отправились вдвоем, после чего случилось ужасное происшествие, подробности: которого так и остались невыясненными.
По-видимому, весь лагерь около полуночи был разбужен рычанием зверя и воплями женщины. Различные грумы и служащие выскочили из своих палаток, держа в руках фонари, свет которых упал на ужасное зрелище. В десяти ярдах от клетки, которая была открыта, лежал Рондер, с проломленным затылком и глубокими следами когтей, шедшими поперек черепа. Рядом с дверью клетки лежала на спине м-сс Рондер с припавшим к ней и ворчащим зверем. Он так отчаянно растерзал ей лицо, что нельзя было и предположить, что она еще выживет. Несколько служащих цирка во главе с силачом Леонардо и клоуном Григгсом отогнали зверя шестами, после чего он прыгнул — обратно в клетку и тотчас был заперт в ней. Осталось тайной, каким образом он оказался на свободе.
Судя по общим догадкам, супруги намеревались войти в клетку, но когда дверь была открыта, зверь выпрыгнул наружу и набросился на них. В свидетельских показаниях не было больше ничего интересного, за исключением того, что женщина в исступленной агонии непрерывно кричала «Трус!», «Трус!», пока ее несли обратно в фургон, в котором они жили. Прошло шесть месяцев, прежде чем она оказалась в состоянии дать свои показания; но следствие было проведено должным образом и оно пришло к заключению, что смерть последовала от несчастного случая.
— Какое же другое объяснение можно-было предположить?
— Вы, конечно, вправе говорить так. И все же было несколько пунктов, которые ввели в затруднение молодого Эдмундса из Беркшайрского суда. Проворный парень! Он позже был послан в Аллагабад. Вот откуда я и был осведомлен об этом деле, потому что он неожиданно заглянул ко мне и, размышляя о нем, выкурил одну или две трубки.
— Худой желтоволосый человек?
— Совершенно верно. Я был уверен, что вы сейчас продолжите нить моего рассказа.
— Но что же затрудняло его?
— Мы оба были в затруднении. Дьявольски трудно было восстановить все происшествие. Взгляните на него с точки зрения льва. Он освобожден. Что же он делает? Он кидается пятью-шестью прыжками вперед, что приводит его к Рондеру. Рондер поворачивается, чтобы бежать, — следы когтей были у него на затылке, — но лев сбивает его с ног. Затем, вместо того, чтобы броситься дальше и убежать, он возвращается к женщине, которая находилась рядом с клеткой, сваливает ее и кромсает ей лицо. А с другой стороны, эти ее крики, как будто указывают на то, что ее муж в чего-то сплоховал. Но что же мог этот бедняга предпринять, чтобы помочь ей? Вы чувствуете всю трудность этих вопросов?
— Вполне.
— Затем было еще нечто другое. Оно приходит мне на ум сейчас, когда я снова передумываю все. Некоторые свидетели показали, что одновременно с рычанием льва и воплями женщины, какой-то мужчина в испуге поднял крик.
— Это был, вне сомнения, Рондер.
— Однако, раз у него был проломлен череп, вряд ли он мог голосить. А ведь, по крайней мере, двое свидетелей говорили о криках мужчины, смешивающихся с криками женщины.
— Мне думается, что к этому времени весь лагерь был полон криками. Что же касается остальных затруднительных пунктов, я думаю, что могу найти их объяснение.
— Я был бы рад проверить его.
— Они оба находились вместе в десяти ярдах от клетки, когда лев вырвался на свободу. Мужчина повернулся и был сбит с ног. У женщины возникла мысль войти в клетку и запереть за собой дверь. Это было ее единственным убежищем. Она направилась к клетке и как раз, когда она достигла ее, животное прыгнуло за ней и опрокинуло ее навзничь. На мужа же она рассердилась за то, что он своим бегством подогрел бешенство животного. Если бы они смело встретили льва, лицом к лицу, то могли бы запугать его. Отсюда ее вопли «Трус!»
— Ослепительно, Ватсон! Всего лишь одна трещинка на вашем бриллианте.
— Какая же трещина, Холмс?
— Как могло животное оказаться на свободе, если они оба находились в десяти ярдах от клетки?
— Возможно, что это какой-нибудь их враг освободил льва!
— А почему же лев так свирепо атаковал их, если он привык играть с ними всевозможные трюки внутри клетки?
— Возможно, что тот же враг сделал что-нибудь, чтобы взбесить его.
Холмс задумался и несколько моментов оставался в молчании.
— За вашу теорию, Ватсон, говорит следующее: Рондер был человеком, имевшим много врагов. По словам Эдмундса, он был ужасен в пьяном виде. Страшный буян, он осыпал всех ругательствами и наносил побои каждому, кто попадался на его пути. Я предполагаю, что эти крики о чудовище, о которых рассказывала наша посетительница, были ночными воспоминаниями о дорогом усопшем. Как бы там ни было, наши умозаключения ничтожны, пока в нашем распоряжении не будет всех фактов. В буфете есть холодная куропатка и бутылка Монтраше. Давайте-ка, подкрепим наши силы, прежде чем мы призовем их себе на помощь.
Когда наш возница высадил нас перед домом м-сс Мэррилоу, мы застали эту толстую особу загораживающей во всю ширь отпертую дверь своего скромного и уединенного жилища. Ясно было, что больше всего она заботилась о том, чтобы не потерять своей ценной жилицы. Прежде чем провести нас наверх, она умоляла нас не говорить и не предпринимать ничего, что могло бы привести к столь нежелательному для нее концу. Успокоив ее, мы последовали за ней по крутой, застланной жалким ковром лестнице, и вошли в комнату таинственной жилицы.
Это было узкое и, как следовало ожидать, заплесневелое, плохо проветриваемое помещение, так как его обитательница редко покидала его.
Эта женщина содержала в неволе зверей, и вот, по-какому-то странному возмездию судьбы, оказалась сама запертым в клетку зверем. Она сидела теперь в сломанном кресле в темном углу комнаты. Долгие годы бездействия огрубили линии ее фигуры, которая когда-то, очевидно, была прекрасной. Густая темная вуаль покрывала ее лицо, но она была срезана по линии верхней губы и оставляла открытым превосходной формы рот и изящно округленный подбородок. Я легко мог себе представить, что она действительно была когда-то очень красивой женщиной. Ее голос также был гармоничен и приятен.
— Мое имя не чуждо вам, м-р Холмс, — сказала она. — Я решила, что оно приведет вас сюда.
— Да, это так, сударыня, хотя я и не знаю, каким образом вы осведомлены о том, что я был заинтересован в вашем деле.
— Я узнала это, когда после моего выздоровления меня допрашивал агент сыскной полиции графства, м-р Эдмундс. Боюсь, что я солгала ему. Может быть, было бы благоразумнее, если бы я сказала ему всю правду.
— Всегда благоразумнее говорить правду. Но почему вы ему солгали?
— Потому что от этого зависела судьба еще одного человека. Я знаю, что он был очень недостойной личностью, но все же мне не хотелось бы, чтобы его гибель лежала на моей совести. Мы были так близки, так близки!
— Но разве это препятствие устранено?
— Да, сэр. Лицо, которое я имею в виду, теперь умерло.
— Почему же, в таком случае, вы не расскажете полиции все, что вам известно?
— Надо считаться с другим лицом. Это другое лицо — я сама. Я не могла бы вынести скандала и огласки, связанной с расследованием полиции. Мне недолго осталось жить, и я хочу умереть непотревоженной. Но все же мне хотелось найти рассудительного и справедливого человека, которому я могла бы рассказать мою ужасную историю, чтобы все было бы понятно после моей смерти.
— Вы мне льстите, сударыня. Но в то же время я являюсь ответственным лицом. Я не обещаю вам, что после вашего рассказа я сам не сочту своим долгом передать это дело в руки полиции.
— Не думаю этого, м-р Холмс. Я слишком хорошо знаю ваш характер и ваши методы работы, потому что следила за вашей деятельностью в течение нескольких лет. Чтение — единственное удовольствие, оставленное мне судьбой, и я не пропускаю почти что ничего из того, что происходит на свете. Но, во всяком случае, я пойду на этот риск, какое бы вы ни сделали употребление из моей трагедии. Рассказ о ней облегчит мою душу.
— Мой друг и я, мы будем рады выслушать его.
Женщина встала и вынула из ящика фотографию какого-то мужчины. Он, несомненно, был профессиональным акробатом, человеком с великолепными физическими данными, и был снят со скрещенными на выпуклой груди мускулистыми руками и пробивающейся из-под густых усов улыбкой, — самодовольной улыбкой мужчины, одержавшего много побед.
— Это Леонардо, — сказала она.
— Силач Леонардо, который давал свидетельские показания?
