А. Баантье - Убийца из Квартала красных фонарей
Декок подался вперед и склонился над столом. На фото было запечатлено почти обнаженное тело относительно молодой женщины, распластанное на широком диване. Единственное, что на ней оставалось, — обрывки грязного корсета со сломанными пластинками. Убийца явно нарочно оставил его, чтобы женщина имела более соблазнительный вид. Однако корсет не мог скрыть бесформенной талии: из-под завернувшегося края белья выступал внушительный валик жира, свидетельствовавший о том, что Толстуха Соня по праву заслужила свое прозвище.
Кроме того, в папке оказался чудовищного вида снимок ее лица, сделанный с близкого расстояния при помощи фотокамеры. Вспышка отразилась в мертвых глазах женщины. В результате создавалось странное и пугающее впечатление, будто покойница уже после смерти осознала, что с ней произошло. Лицо застыло в скорбной гримасе, на нижней части шеи были четко видны царапины, а на бледно-молочной коже явственно выделялись красновато-лиловые кровоподтеки — несомненно следы удушения…
— Бедняга Соня, — грустно и совершенно искренне вздохнул Декок.
— Вы ее знали? — удивленно взглянул на него Фледдер.
— Так, время от времени перекидывались словечком-другим… Пять лет назад муж бросил ее с тремя детьми ради другой, как мне показалось. Я узнал об этом, когда она как-то раз расчувствовалась и все рассказала.
— И?..
— После этого Соня махнула рукой на все, кроме детей, и подалась в проститутки. Каждую неделю посылала деньги в Роттердам сестре, которая за ними присматривает.
— Ей будет сильно не хватать этих денег, — мрачно изрек Фледдер.
Декок столь же мрачно кивнул и добавил:
— А детям — матери.
Оба молча уставились на фотографии.
— Вы их когда-нибудь видели? — наконец, спросил Фледдер.
— Да, и не раз. Для женщины с такой профессией Соня была хорошей матерью. Навещала детей при каждом удобном случае и старалась отвезти их куда-нибудь побегать, порезвиться… обычно на пляж. У нее был скромный летний коттедж неподалеку от Сидайка. Когда она проводила там выходные вместе с детьми, это были самые радостные дни в ее жизни. — Декок на секунду задумался. — Ясное дело, ребята не подозревали, каким способом зарабатывала деньги их мать. Впрочем, они еще слишком малы, чтобы интересоваться подобными вещами. Малыши были просто рады видеть мать и с нетерпением дожидались очередной поездки. А большего им и не требовалось. Да и с какой стати?
— Как по-вашему, кто мог выгадать от ее смерти?
— На первый взгляд, никто, — пожал плечами Декок. — В конце концов, кем была Соня? Всего лишь жертвой неудачного брака, и не более того. Возможно, стоило бы задать несколько вопросов ее сбежавшему муженьку. Не знаю, но иногда, особенно в подобных делах, у бывших супругов возникают проблемы относительно опеки над детьми, что приводит к серьезным ссорам и возникновению лютой ненависти. Мне доводилось сталкиваться с такими делами, расследуя которые было трудно поверить, что два человека когда-то были женаты и любили друг друга. — Инспектор, вскинув голову, с любопытством посмотрел на Фледдера. — Кстати, ты нашел ее мужа? Или хотя бы пытался?
Молодой детектив развел руками.
— Пока мы так и не смогли его отыскать.
— А на похоронах его не было?
— Честно говоря, я… э… не в курсе, — потупился Фледдер.
Декок удивленно вскинул брови.
— Разве ты не ездил на похороны?
— Да, разумеется, но… э… я только смотрел, как закапывают гроб.
Инспектор укоризненно покачал головой.
— Мальчик мой, позволь объяснить тебе всего одну вещь, даже если мне больше не доведется учить тебя чему-либо еще. На похоронах жертвы убийства всегда надо быть начеку. Это крайне важно. Как правило (хотя и не всегда), преступник где-то в толпе. Иногда он наблюдает за похоронами издали. Но, так или иначе, убийца редко не является проводить свою жертву в последний путь. И я могу привести массу примеров тому. Сантименты играют в преступлении куда более важную роль, чем можно было бы предположить.
— Если мне еще когда-нибудь доведется расследовать убийство, я это обязательно учту, — пообещал Фледдер.
— Превосходно, просто превосходно! — улыбнулся Декок и широким жестом окинул разложенные на столе фотографии. — А помимо этого, известны какие-либо интересные подробности?
— В общем-то, нет, — с унылым видом признался Фледдер. — Как видно на снимках, обстановка в комнате выглядит более-менее нормально. Ничего примечательного, привлекающего внимание. Одежда аккуратно висит на стуле в том же порядке, как ее снимали. Сам собой напрашивается вывод, что, перед тем как женщину задушили, никакой борьбы или драки не было. За исключением синяков на шее, убийца не оставил никаких следов. Отпечатков пальцев нет, даже частичных. Короче говоря, грустная история. Ни одной зацепки, ни одной улики, ни одного подозреваемого… Расследование застряло на мертвой точке. Безнадежное дело… тупик…
Декок потер ладонью широкий подбородок.
— Стало быть, мы должны его подтолкнуть, — задумчиво сказал он, и его брови вновь зашевелились. Судя по всему, инспектор, сам себе не отдавая отчета, мог вытворять ими все, что угодно. — Именно! — твердо повторил сыщик. — Запустить по новой, оживить, только и всего!
— Оживить?
Инспектор лениво кивнул.
— Дело заходит в тупик только в том случае, если ни у кого больше не остается стимула к его раскрытию. Поэтому нам следует в первую очередь позаботиться, чтобы широкая публика не теряла интереса к убийству Толстухи Сони. Люди должны постоянно его обсуждать — в поездах и автобусах, дома, в кафе… И тогда, возможно, где-нибудь найдется случайный свидетель и вспомнит нечто такое, что нам поможет.
— Вы правы! — горячо закивал Фледдер, но тут же поник. — А собственно, каким образом вы рассчитываете его оживить? Дело-то уже, можно сказать, старое! Газеты больше не пишут о нем ни строчки.
Декок усмехнулся.
— А что ты скажешь насчет заметок вроде такой: «Как сообщил представитель полиции, муж убитой проститутки до сих пор не обнаружен. Почти сразу же после таинственного убийства Толстухи Сони были начаты поиски беглеца, однако… И т. д. и т. п.». Ну как, нравится?
— Вам бы в репортеры! — с восхищением выпалил Фледдер и при виде улыбающегося лица инспектора рассмеялся сам.
Улыбка Декока пользовалась почти такой же известностью, как и его брови. И не напрасно! Когда инспектор улыбался, его грубоватое и чуть меланхоличное лицо становилось по-мальчишески озорным.
— Да-да! — убежденно продолжал Фледдер. — У вас и в самом деле талант на всякие сенсационные статейки!
Не обращая внимания на лесть, Декок снял телефонную трубку, набрал номер, и вскоре Фледдер услышал, как он говорит с кем-то из репортеров. Не поскупившись на подробности, инспектор заявил, что расследование стремительно продвигается вперед, поскольку ведется под грифом первостепенной важности, и для его успешного завершения мобилизован весь свободный состав.
Фледдер слушал его с нескрываемым восторгом.
— Простите, а что такое весь свободный состав? — с интересом спросил он после того, как Декок положил трубку.
На лице инспектора вновь заиграла насмешливая улыбка.
— А это, сынок, — мы с тобой. Ты да я, только и всего. В конце концов, ты сам напросился. Зато теперь у тебя появилась возможность наблюдать за моими методами в действии. Вспомни поговорку: «Не дразните старую собаку, она еще может цапнуть!»
Похоже, мысль об этом изрядно его забавляла. Зато Фледдер от таких слов застыл, не в силах ничего произнести.
Тем временем Декок неторопливо подошел к вешалке, выбранной им для своего любимого старого дождевика. Пояс настолько перекрутился, что скорее напоминал видавшую виды бельевую веревку — уж слишком небрежно инспектор затягивал его на своей высокой нескладной фигуре. Сейчас его обычно спокойные серые глаза горели задором.
Наконец Фледдер обрел дар речи.
— Куда вы собрались?
— Куда мы собрались, — поправил его Декок. — Спрячь эти папки подальше — мы с тобой отправляемся на дело. В первую очередь — к Молли Фонарик.
— Я уже ее допрашивал, — предупредил Фледдер.
— Разумеется, — весело усмехнулся инспектор. — Но наш сегодняшний визит будет носить неофициальный характер. Причем здесь допрос? Мы просто заглянем в гости, и ничего более.
* * *Кличка Фонарик, вот уже бог знает сколько лет назад приставшая к Старой Молли, содержала явный намек на ее работу в Квартале красных фонарей. Начав свою карьеру проституткой, она была отлично знакома со всеми нюансами древнейшей профессии и в отличие от многих других товарок копила деньги. Когда сбережения превратились в скромный, но надежный капитал, Молли купила старый дом неподалеку от центра Амстердама, в том же районе.
