Жорж Сименон - Рука
Он смотрел на меня спокойно, но все же смотрел. Я-то понимаю, что именно хочу этим сказать. В большинстве случаев на подобных сборищах не принято смотреть на того, с кем говоришь, его присутствие просто ощущается. Говорят. Слушают. Скользят взглядом по лицу, плечу…
А он посмотрел на меня, и слова, с которыми он ко мне обратился, приняли характер вопроса:
— Ну, Доналд?
Что — ну? Видел ли и он то, что увидел я? Знал ли он, что я увидел?
Тон его не был ни мрачным, ни угрожающим. Но он и не улыбался. Ревнив ли он? Знает ли, что у Патриции привычка… Я вдруг почувствовал себя виновным, а он продолжил:
— Ваш друг Сэндерс — занятный тип…
Гости начали разъезжаться. Надевали пальто, натягивали резиновые сапоги, выстроившиеся рядами на подставке для обуви. Открываясь и закрываясь, дверь впускала клубы ледяного воздуха.
Врывался ветер, сперва шум его был монотонным, потом начал рывками усиливаться, и гости тревожно спрашивали:
— Снег не перестал?
— Нет.
— Как бы не разразилась снежная буря!
Почему я, вопреки своему обыкновению, продолжал пить, этого я еще и сейчас не понял. Я переходил от группы к группе, и хорошо знакомые мне лица принимали совершенно новое выражение. Кажется, я зубоскалил, и Изабель заметила это.
Начало ощущаться всеобщее беспокойство. Многие приехали издалека, одни из окрестностей Нью-Йорка, другие из Массачусетса — им предстояло проехать до дома около сорока миль.
Я оставался одним из последних. Каждый раз при отъезде новой группы я слышал раскаты голосов, возгласы, и все более резкие порывы ветра врывались в дверь.
— Через час снегу навалит больше чем на метр.
Не помню, кто сказал это. Потом Изабель самым естественным образом, без всякого нажима, как и подобает примерной супруге, взяла меня под руку, давая тем самым понять, что нам тоже пора уезжать.
— Где Мона?
— Она пошла за своей норкой в комнату Пат…
— А Рэй?
Рэй стоял передо мной, Рэй — такой же, каким он был всегда и каким я знал его вот уже двадцать пять лет.
— Едем? — спросил он.
— Пожалуй, да…
— Кажется, не видно ни зги…
Прощаясь, я не пожал руку Патриции, хотя прежде всегда это делал.
Получилось довольно подчеркнуто, и я ощутил от этого какое-то смутное волнение. Обратил ли старик Эшбридж внимание на мое поведение?
— В машину, дети мои!
У подъезда осталось не больше трех-четырех машин. Пришлось идти согнувшись, до того силен был ветер, свирепо швырявший нам прямо в лицо заледеневший снег.
Женщины поместились сзади. Я сел за руль, и Изабель не спросила меня, способен ли я вести машину. Я не был ни угнетен, ни подавлен, ни утомлен. Напротив, я ощущал приятное возбуждение, а вой урагана вызывал у меня желание петь.
— Ну вот, один уже отбыли!..
— Что ты имеешь в виду?
— Прием… Остается еще побывать на будущей неделе у Рэсселей, и можно успокоиться до весны…
Временами «дворники» на стекле застопоривались, как бы колебались, прежде чем вновь приняться за работу. Снег падал так густо, что в свете фар казался почти горизонтальными белыми полосами. Я ориентировался по черной линии деревьев, так как края дороги совершенно ускользали из поля зрения.
У себя за спиной я слышал, как согревшиеся в машине, укутанные мехами женщины обменивались банальными замечаниями.
— Ты не слишком скучала, Мона?
— Нисколько… Патриция очаровательна… Да, впрочем, и все там были симпатичными…
— Через три дня они уже будут купаться во Флориде…
— Мы с Рэем тоже собираемся в будущем месяце провести несколько дней в Майами.
Я низко наклонялся, чтобы различить дорогу, и несколько раз мне пришлось вылезать из машины, убирать лед, образовавшийся на ветровом стекле. Когда я вылез в третий раз, меня чуть не сбил с ног неистовый порыв ветра.
Снежные бури бывают у нас ежегодно. Поэтому мы хорошо знаем труднопроходимые места и избегаем дороги, где бывают снежные заносы.
Как добрались мы до Брентвуда? Через Копейк или через Грэйт Баррингтон? Я не способен это вспомнить.
— Знаешь, старина, это одна из распрекраснейших…
Одна из распрекраснейших снежных бурь. Настоящий ураган. Когда я включил радио, то именно так его и определил диктор. Сообщалось, что возле Элбани ветер уже достигает более шестидесяти миль в час и сотни машин застряли на северных дорогах. Полученные сведения, вместо того чтобы напугать, подхлестнули меня, я обрадовался, что наконец-то нечто необычное вошло в мою жизнь. Говорили мы мало. Рэй помалкивал, он напряженно всматривался в темноту и хмурил брови, когда дорога становилась совершенно неразличимой, а я тогда нарочно прибавлял скорость.
Я вовсе не сводил с ним счеты. Он был моим другом и не причинил мне никаких обид. Разве мог я быть в претензии на то, что у него произошло с Патрицией? Я не был влюблен ни в нее, ни в какую-либо другую женщину. У меня была только Изабель. Так какие же счеты мог я сводить с ним?
Мне пришлось повозиться несколько минут, прежде чем я выбрался из заноса. Помог мешок с песком, который мы всегда возим зимой в багажнике.
Снег запорошил глаза, забился в нос, уши, сквозь воротник леденил шею.
— Где мы находимся?
— До дома еще три мили…
Продвигаться становилось все труднее. Хотя мы и встретили три снегоочистительные машины, это не помогало, снег плотно заваливал дорогу сразу после их прохода, а о том, чтобы пользоваться «дворниками», уже не могло быть и речи. Мне беспрестанно приходилось вылезать и счищать лед с ветрового стекла.
— Мы не потеряли дорогу?
Голос Изабель был вполне спокоен. Она всего лишь спрашивала.
— Надеюсь, что нет! — весело откликнулся я.
На самом-то деле я и сам ничего не знал. Только проехав каменный мостик, в миле от нас, я смог наконец сориентироваться. Но за мостом снега навалило целую стену, в которой и увязла наша машина.
— Ну вот, дети мои… Придется всем вылезать…
— Что ты говоришь?
— Вылезайте… «Крайслер» не бульдозер, надо добираться пешком…
Рэй смотрел на меня, еще не понимая, что я не шучу. Но Изабель поняла, раза два подобное с нами уже приключалось.
— Ты взял фонарь?
Я вынул его из ящика для перчаток и нажал на кнопку. Прошло два месяца, а может быть, и два года с тех пор, как мы им пользовались, поэтому нечего было удивляться, когда он едва-едва засветился угасающим желтым светом.
— В путь!..
Тогда-то это было еще весело. Я так и вижу женщин, взявшихся за руки, согнувшихся в три погибели и первыми устремившихся навстречу буре. Я шел сзади них, с фонарем, а Рэй молча шагал около меня. Впрочем, никто не разговаривал. Было достаточно трудно дышать, и никому не хотелось зря расходовать дыхание.
Изабель упала и тут же мужественно поднялась. Иногда женщины исчезали во мраке. Я приставлял руку ко рту, чтобы избежать ледяного ветра, и кричал:
— Ого-го!
— Ого-го!
Вероятно, я шел очень близко от женщин, потому что слышал поскрипыванье снега под их ногами. Также я слышал и шаги Рэя, справа от меня.
У меня начала кружиться голова. Энергия, вызванная опьянением, улетучилась. Передвигаться становилось все труднее и труднее. В груди, как мне казалось, в области сердца, я чувствовал острую, обеспокоившую меня боль.
Разве не случалось, что люди моего возраста, вполне здоровые, умирали вот так, во время снежного урагана, от паралича сердца.
— Ого-го!..
Я был близок к обмороку. Еле передвигал ноги. Я уже ничего не видел, ничего не слышал, кроме воя урагана, и снег набился у меня повсюду.
Не представляю себе, как долго это длилось. Я уже не думал об остальных. Тупо держал в руках угасший фонарь и каждые два шага останавливался, чтобы передохнуть.
Наконец я уперся в стену и наткнулся на приоткрывшуюся дверь.
— Входите…
Меня окутало тепло погруженного во тьму дома.
— А Рэй?
Я не понял. Также я не мог понять, почему женщины не зажигают свет, и протянул руку к выключателю.
— Тока нет… Где Рэй?
— Он шел рядом со мной…
Я крикнул с порога:
— Рэй! Ого-го! Рэй!..
Мне показалось, что я расслышал голос, но в снежном буране всегда чудятся голоса.
— Рэй!..
— Возьми фонарик в ночном столике…
На ночном столике у нас всегда лежит электрический фонарик, так как ночью иногда выключают электричество. Ощупью» натыкаясь на мебель, я пробирался по комнатам, которые казались мне совершенно незнакомыми.
Потом позади меня что-то засветилось. Изабель зажгла красную свечу в столовой.
Странно было видеть Изабель, которая, как тень, выплывала из мрака, потрясая серебряным канделябром.
— Нашел?
— Да…
Я держал в руках электрический фонарик, но он светил немногим лучше того, большого, из машины.
— Есть у нас запасные батарейки?
— Поищи в ящике.
— Тут нет…
Мне необходимо было выпить, чтобы приободриться, но я не решился.
Женщины ничего мне не сказали. Они ни к чему меня не понуждали. Но было совершенно ясно, что они хотят отправить меня на поиски Рэя, затерявшегося среди снежного бурана.
