Агата Кристи - Небесное знамение
Рассказчик взглянул на мистера Кина, ища одобрения, и тот поощрил его улыбкой.
— Последнее ее письмо вы, скорее всего, читали, — продолжал мистер Саттертуэйт. — Оно целиком приводилось в газетах. Написано оно было утром, в ту самую пятницу, тринадцатого сентября. В нем полно отчаянных упреков, каких-то неясных угроз, а в конце она умоляет Мартина Уайлда явиться в Диринг-Хилл вечером, в шесть часов. «Войди в дом через боковую дверь, — пишет она, — я оставлю ее открытой. Никто не должен знать, что ты был у меня. Я буду ждать тебя в музыкальной комнате». Это письмо она передала со слугой.
Мистер Саттертуэйт немного помолчал.
— Как вы помните, сразу после ареста Мартин Уайлд вообще отрицал, что был в тот вечер в Диринг-Хилле. Заявил, что просто ходил с ружьем в лес поохотиться. Но когда полиция предъявила улики, запираться дальше уже не имело смысла: ведь отпечатки его пальцев обнаружились и на входной двери, и на одном из двух бокалов из-под коктейля, что остались на столике в музыкальной комнате. Тогда он признался, что да, он был у леди Барнаби и между ними состоялся весьма бурный разговор, но в конце концов ему удалось ее успокоить. Он клялся, что оставил ружье у двери на улице и что, когда он уходил, леди Барнаби была жива и здорова. Он вышел от нее в четверть седьмого или, может быть, чуть позже и направился прямо домой. Однако свидетели показали, что, когда он вернулся на ферму — а от Диринг-Хилла это, как я уже говорил, не более мили, — было уже без четверти семь. Понятно, что дорога не могла занять у него полчаса. Что касается ружья, он уверяет, что начисто о нем забыл. Маловероятно, конечно, — и все же…
— Все же? — повторил мистер Кин.
— Все же возможно, — закончил свою мысль мистер Саттертуэйт. — Обвинитель, правда, высмеял это заявление, но думаю, что тут он не прав. Я, например, неоднократно наблюдал, как многих молодых людей — особенно таких вот угрюмых, нервных по природе, как Мартин Уайлд, — подобные эмоциональные встряски совершенно выбивают из колеи. Иное дело женщины — те спокойно перенесут любую сцену, причем выглядят и чувствуют себя после этого даже лучше, чем прежде. Они дали выход своим страстям — глядишь, им и полегчало. Но могу представить, каким разбитым, жалким и несчастным чувствовал себя Мартин Уайлд после такого «выяснения отношений»! Наверняка он уходил в полном расстройстве и даже думать забыл об оставленном у порога ружье.
Помолчав еще некоторое время, он снова заговорил:
— Хотя это в общем-то не важно, потому что дальнейшее развитие событий, к сожалению, не вызывает сомнений. Выстрел раздался ровно в двадцать минут седьмого. Его слышала вся прислуга — и повар, и судомойка, и дворецкий, и горничная, и служанка самой леди Барнаби. Когда они все вместе влетели в музыкальную комнату, она лежала, свесившись с подлокотника своего кресла.
Выстрел был произведен в затылок, видимо, с очень близкого расстояния: рассеяние оказалось невелико, и, по крайней мере, несколько дробин попало в голову.
Он опять умолк.
— Полагаю, все домашние давали свидетельские показания на суде? — как бы между прочим спросил мистер Кин.
Мистер Саттертуэйт кивнул.
— Да. Дворецкий, правда, вбежал в комнату на несколько секунд раньше остальных, но все показания сводятся практически к одному и тому же.
— Стало быть, показания давали все, — задумчиво повторил мистер Кин. — Все без исключений…
— Ах да! — вспомнил мистер Саттертуэйт. — Горничная присутствовала только на предварительном дознании. Потом она уехала, кажется, в Канаду.
— Понятно, — сказал мистер Кин. Пауза затянулась. В воздухе словно повисла легкая тревога, и стало как-то неуютно.
— А почему бы ей, собственно, не уехать? — резко, словно защищаясь, спросил он.
— А почему ей вдруг вздумалось уехать? — слегка пожав плечами, в свою очередь спросил мистер Кин.
Вопрос был неприятный. И мистер Саттертуэйт предпочел уклониться от ответа и вернуться к вещам более понятным.
— Насчет того, кто стрелял, сомнений не возникало. Да, по правде говоря, слуги поначалу все были в растерянности. Ни один человек толком не знал, что делать Лишь через несколько минут кто-то сообразил, что нужно позвонить в полицию, — но тут выяснилось, что телефон неисправен.
— Вот как, — сказал мистер Кин. — Неисправен телефон?
— Да, — подтвердил мистер Саттертуэйт и внезапно осознал всю значимость сказанного. — Конечно, — задумчиво проговорил он, это могло быть и подстроено… Но какой смысл? Ведь она умерла почти мгновенно.
Мистер Кин ничего не ответил, и мистер Саттертуэйт ощутил некоторую неудовлетворенность от собственного объяснения.
— Кроме молодого Уайлда, подозревать решительно некого, — продолжал он. Он и сам признает, что вышел из дома всего за три минуты до того момента, когда, по свидетельству слуг, раздался выстрел. А кто еще мог стрелять? Сэр Джордж находился в компании за несколько домов от Диринг-Хилла, доигрывал партию в бридж. Последний роббер[3] закончился в половине седьмого — это абсолютно точно. Итак, он вышел после Игры в половине седьмого, а когда вернулся домой, у ворот его уже встретил слуга с новостью… Есть еще секретарь сэра Джорджа, Генри Томпсон. Но он в тот день был в Лондоне и как раз в момент выстрела присутствовал на деловой встрече. Далее, есть Сильвия Дейл, у которой, между прочим, имелся достаточно веский мотив для убийства, как ни трудно представить ее убийцей. Однако она находилась на станции, провожала подругу на поезд восемнадцать двадцать восемь — так что она тоже исключается. И, наконец, слуги. Но зачем было кому-то из них ни с того ни с сего убивать хозяйку? Нет, остается только Мартин Уайлд.
Однако в голосе его не прозвучало особой убежденности.
Обед продолжался в молчании. Мистер Кин был сегодня не слишком разговорчив, а мистер Саттертуэйт сказал уже все, что мог. Но и в самом молчании ощущался какой-то скрытый смысл. Оно было заполнено растущей удовлетворенностью мистера Саттертуэйта, которая странным образом подкреплялась и усиливалась неразговорчивостью собеседника.
Внезапно мистер Саттертуэйт громко положил вилку и нож.
— Ну, а что, если этот молодой человек на самом деле невиновен? — воскликнул он. — Ведь его же повесят!
Эта мысль, по всей видимости, ужаснула его. Однако мистер Кин и теперь не отозвался.
— Но ведь все это не… — начал мистер Саттертуэйт и умолк. — В конце концов, почему бы ей было не уехать в Канаду? — довольно непоследовательно закончил он.
Мистер Кин покачал головой.
— Я ведь даже не знаю, куда именно она уехала, — капризно добавил мистер Саттертуэйт.
— Разве нельзя это выяснить? — осведомился мистер Кин.
— Полагаю, что можно. Дворецкий, должно быть, в курсе. Или, возможно, Томпсон, секретарь.
Он снова помолчал. А когда опять заговорил, голос его звучал почти умоляюще:
— Но ведь я тут совершенно ни при чем.
— Ни при чем? А то, что молодого человека через три недели с небольшим собираются повесить?
— Ну… Ежели так ставить вопрос, то, пожалуй… Да, я вынужден с вами согласиться. Это вопрос жизни и смерти!.. К тому же несчастная девушка… И все-таки… Не подумайте, что у меня нет сердца, — но что тут можно сделать? Положим, я даже разузнаю канадский адрес этой горничной — что ж, мне самому туда ехать?
Мистер Саттертуэйт совсем расстроился.
— А я на следующей неделе как раз собирался на Ривьеру,[4] — сказал он жалобно.
Устремленный на мистера Кина взгляд яснее ясного говорил: «Пожалуйста, отпустите меня!»
— Вы никогда не были в Канаде?
— Никогда.
— Очень интересная страна.
Мистер Саттертуэйт нерешительно взглянул на собеседника.
— По-вашему, я должен поехать? Откинувшись на стуле, мистер Кин прикурил сигарету и, время от времени затягиваясь, неторопливо заговорил:
— Мистер Саттертуэйт, вы ведь, кажется, человек состоятельный… ну, во всяком случае, можете себе позволить иметь увлечение, не считаясь с расходами. Ваше увлечение — драмы из жизни знакомых вам людей. Разве вам никогда не хотелось при этом выйти на сцену и самому сыграть роль? Не хотелось — хоть ненадолго — сделаться властителем судеб, стоять в центре сцены и держать в руках нити жизни и смерти?
Мистер Саттертуэйт подался вперед, снова охваченный давней страстью.
— Вы хотите сказать, что эта сумасбродная поездка в Канаду могла бы… взволнованно начал он.
— Ну, поездка в Канаду — целиком ваша идея, а не моя! — улыбнулся мистер Кин.
— Вы не должны оставлять меня в такой момент, — проговорил мистер Саттертуэйт. — Каждый раз, как я вас встречаю…
— Да?
— В вас есть что-то такое, что мне непонятно. Возможно, я никогда этого не пойму. Когда мы в последний раз виделись…