Роджер Джонсон - Кубок Грейса
Вернувшись на Бейкер-стрит, я увидел у нас в гостиной старого нашего приятеля Лестрейда из Скотленд-Ярда. Ему, по-видимому, не терпелось поделиться с нами некими новостями.
— Я по поводу дела Фрилинга, доктор, — пояснил он. — Помните, может быть, историю с арестантом, сбежавшим две недели назад из Челмсфордской тюрьмы? Так вот, мы считаем, что нашли его. Я потому так осторожно выражаюсь, что найденный мертв и труп его жутко обезображен.
Я вспомнил дело Эсме Фрилинга — лощеного, элегантного и очень опасного преступника, игравшего на слабостях людских. Заядлый картежник, промышлявший шантажом, он был заподозрен в убийстве. Не без помощи Холмса его взяли под стражу и препроводили в тюрьму, почему другу моему, естественно, было небезынтересно узнать о жестоком финале бесславной карьеры Фрилинга.
— Страшное дело, доктор Ватсон, — сказал Лестрейд. — Лицо у трупа практически сожжено кислотой. Ужас да и только. Убили его сильнейшим ударом в затылок, после чего… Ну, по тому, что осталось от лица, идентифицировать личность, конечно, невозможно, но все остальное совпадает: большой рост, мускулатура развита занятиями греблей, каштановые волосы. Где мы только не искали его, а нашли, подумать только, на Хайгейтском кладбище за одним из надгробий. И странное дело, все бирки с одежды были спороты: может быть, он хотел замести следы, не дать себя опознать, да не помогло — от судьбы не уйдешь!
Высказав сию сентенцию, он принялся молча ждать возвращения Холмса. Я предложил ему сигару и разделил с ним ожидание. Так мы и сидели в дружном молчании, пока в гостиной не появился Холмс — серьезный и озабоченный. Он сообщил мне, что Джорджа Крессвела вот уже два дня никто не видел.
— Наш клиент желал соблюдения конфиденциальности, — заметил Холмс, — но, кажется, нам все-таки придется подключить к делу полицию.
Услышав новость Лестрейда, он лишь пожал своими узкими плечами:
— Что ж, поедем посмотрим финал всей этой истории с Фрилингом!
В бытность мою военным лекарем глазам моим не раз представали жуткие картины, но такого кошмара, какой я узрел на белом мраморном столе Хайгейтского морга, мне еще не случалось видеть. Впрочем, Шерлоку Холмсу этот страшный и жалкий предмет, по-видимому, вовсе не казался обезображенной оболочкой души человеческой, души его собрата, — он видел в нем только очередной предмет исследования. Осторожно приподняв голову трупа, он внимательнейшим образом осмотрел синяки и ссадины у основания черепа. Затем, бегло взглянув на кровавое месиво, бывшее некогда лицом, он чуткими своими пальцами ощупал плечевые мускулы, затем кисти — сжал их в кулаки.
— Пощупайте предплечья, Ватсон, — распорядился он. — Вам как медику это должно быть интересно.
Мускулатура правого предплечья была достаточно развита, что совпадало с тем, что было нам известно об Эсме Фрилинге, но поразили меня мускулы его левой руки. Мышцы выпирали, круглясь, как яйцо, — подобного развития мускулатуры я не встречал ни у одного пациента.
— Боже мой! — воскликнул я. — Человек этот, судя по всему, был левшой и к тому же обладал недюжинной силой.
— Фрилинг был сильным человеком, сэр, — отозвался в ответ на вопросительный взгляд Холмса Лестрейд. — Однако то, что он левша, в деле никак не отмечено. А кроме того, единственным спортом, которым он занимался, была гребля, а у гребцов обычно обе руки развиты одинаково. Неужели, мистер Холмс, это вынуждает нас признать, что найденный нами труп — не Эсме Фрилинг?
— Именно так, — ответил Холмс. — Мне известно только одно занятие, развивающее мускулатуру подобным образом. Мышца так увеличивается и раздувается, лишь когда год за годом она принимает на себя отдачу винтовки! Вы, Лестрейд, еще не в курсе этого дела, но Ватсону уже известно о нем. Взгляните на этого человека, доктор! Взгляните на эту рослую фигуру, каштановые волосы, большие ступни. Дополните теперь портрет усами и бледно-голубыми, точно выцветшими глазами и скажите мне, кто это такой.
— Ну, — сказал я, — единственный, кто приходит мне на ум, — это бывший оружейник Джордж Крессвел!
— Точно! Мы столкнулись с ужасной по своей жестокости, но, к счастью, безуспешной попыткой одного очень злобного негодяя скрыть личность своей жертвы. Должен попросить вас, Лестрейд, сдержать ваше столь естественное при данных обстоятельствах нетерпение и подождать еще несколько часов, пока я не закончу выяснение кое-каких деталей. А уж затем, думаю, я смогу выдать вам убийцу.
* * *Мое собственное нетерпение не уступало нетерпению полицейского сыщика, и непонятно только, каким образом нам с ним удалось выдержать это казавшееся бесконечным ожидание. Холмс поспешил оставить нас и вернулся очень поздно, но с довольным видом. Все трое мы немедленно отправились в Хэмпстед, где к нам присоединились два одетых в форму констебля местной полиции. Коллег наших Генри Стонтон встретил, казалось, без удовольствия, но, когда Холмс хмуро объявил ему о том, что в связи с исчезновением Джорджа Крессвела дело о краже кубка необходимо было передать полиции, настроение его переменилось.
— Вот ведь злодейство какое! — назидательно молвил он. — Какое злодейское преступление! Истинное злодейство, сэр! И кто бы мог подумать!
— Действительно, кто? — отозвался Шерлок Холмс. — Убийство — это тягчайшее из злодеяний, мистер Стонтон. А когда оно дополняется еще и попыткой обмануть страховую компанию…
При этих словах лицо Стонтона покрыла бледность, а мясистые складки на лице словно опали.
— Право, сэр… Я отказываюсь вас понимать! — Тут он сильно покраснел.
— О, только не надо, ей-богу, не стоит! У присутствующего здесь мистера Лестрейда имеется разрешение на обыск, и мы собираемся обыскать ваш дом и будем продолжать поиск, пока не отыщется спрятанный здесь кубок Грейса! Задержите его, джентльмены!
Лицо Стонтона исказила гримаса неизъяснимой злобы, он метнулся к двери, но в ту же секунду на нем повисли два констебля, и я с удовольствием услышал долгожданный звук защелкиваемых наручников.
* * *— Я сказал вам, — пояснил Холмс позже, когда кубок Грейса был извлечен из тайника, устроенного в погребе за плиточным камнем, — что мне надо выяснить еще кое-какие детали. Что ж, я их и выяснил, открыв, что, как я и подозревал, наш клиент не так давно пристрастился к игре на бирже, он играл по-крупному и в результате погряз в долгах. И это если еще не считать кругленькой суммы, которую он задолжал своему легковерному кузену. План его, видимо, состоял в том, чтобы инсценировать кражу и, получив деньги в страховой компании, кубок потом продать. Кузену своему он предназначил роль козла отпущения, возложив на него ответственность за кражу и убив, чтобы избежать уплаты карточного долга. Бегство из тюрьмы Эсме Фрилинга было для Стонтона очень кстати. К тому же на убийство его толкала и ненависть к кузену, которого он ненавидел с той силой страсти, какую только и может испытывать человек злой и мелочный к тому, кто щедр и беззаботен.
Как вы, должно быть, догадываетесь, Ватсон, подозрения у меня появились при виде следов предполагаемого преступника. Тянулись они якобы от садовой ограды, но ни малейших свидетельств, что через ограду кто-то перелезал, не нашлось. Еще удивительнее было то, что следы к дому и от дома нигде не накладывались друг на друга. Две цепочки следов тянулись рядом, но совершенно отдельно. Ну подумайте сами, какой грабитель шел бы так аккуратно, так тщательно вырисовывая цепочку? Объяснить это можно одним-единственным образом: не от стены к окну кабинета и обратно шел преступник, а из кабинета к стене и обратно! Следовательно, по всей вероятности, ответственность за весь спектакль лежит на нашем клиенте, и не прояви он такого педантизма в этих следах, любому недоумку было бы ясно, что преступление совершил кто-то из домашних. А в довершение он еще и ботинки надел новые, — если помните, — на три номера больше, и делал большие шаги, изображая мужественную походку человека рослого, высокого. Может, мы в конце концов и ботинки эти отыщем, хотя, признаться, сомневаюсь: боюсь, ботинки он уничтожил.
Однако тут Холмс, как оказалось, ошибся. Осталась запись, доказывающая, что ботинки были найдены — они валялись на чердаке «Вязов» и при сличении со следами идеально к ним подходили. Что и явилось последним звеном в той цепи доказательств, которая в конечном счете и привела Генри Стонтона к бесславной кончине, постигшей его однажды холодным утром в Пентонвильской тюрьме.
Примечания
1
Предметы искусства (фр.).
