Агата Кристи - Корнуоллская загадка

Дом Пенгелли стоял чуть в стороне от дороги. Перед ним был разбит небольшой палисадник. Вечерний ветерок доносил сюда сладкий аромат левкоев и резеды. Представить себе, что в этом исполненном очарования уголке Старой Англии могут твориться какие-то преступления, было просто невозможно.

Пуаро позвонил, затем постучал. Поскольку никто не откликнулся, он позвонил снова. После небольшой паузы дверь открыла растрепанная служанка. Глаза у нее были красные, она неистово шмыгала носом.

— Мы хотим видеть миссис Пенгелли, — объяснил Пуаро. — Можно войти?

— Значит, вы ничего не слыхали? Она померла. С полчаса назад.

Ошеломленные, мы молча смотрели на нее.

— Отчего она умерла? — наконец поинтересовался я.

— Это вы у кого-нибудь другого спросите. — Она быстро оглянулась через плечо. — Если бы было кому остаться в доме с миссис, я бы мигом собралась и ушла отсюда. Но как можно оставить мертвую без присмотра… Не в моем положении что-то говорить, да я и не собираюсь, но все уже знают. Весь город только об этом и болтает. И если мистер Рэднор не напишет министру внутренних дел, напишет кто-нибудь другой. А доктор пусть говорит что хочет. Разве я не видела своими глазами, как нынче вечером хозяин снимал с полки бутылку с гербицидом? И разве он не вздрогнул, увидев, что я наблюдаю за ним? А каша миссис стояла на столе, ее надо было только отнести. Нет уж, я больше и крошки в рот не возьму в этом доме! Уж лучше умру с голоду.

— А где живет доктор, который лечил вашу хозяйку?

— Доктор Адаме? За углом, на Хай-стриг. Второй дом. Пуаро резко повернулся. Он был очень бледен.

— Для человека, который не собирался ничего говорить, она сказала слишком много, — сухо заметил я. Пуаро стукнул кулаком о ладонь другой руки.

— Глупец! И не просто глупец, а настоящий преступник! Вот кто я такой, Гастингс. Хвастался своими серыми клеточками, а сам проморгал убийство убийство человека, который надеялся найти у меня защиту. Я и вообразить не мог, что опасность так серьезна и так… близка. А уж если честно (да простит меня Господь!), я вообще не мог представить, что что-то случится, и решил, что это просто болезненные фантазии мнительной женщины. Ну вот мы и добрались. Послушаем, что скажет доктор.

Доктор Адаме был типичным сельским эскулапом: добродушным, краснолицым, именно таким, какими изображают их в книжках. Он был очень приветлив, но стоило нам заикнуться о том, что привело нас к нему, лицо доктора побагровело еще больше.

— Вздор! Вздор! Все до единого слова! Как будто это не я лечил больную! Гастрит, гастрит в чистом виде, и самый заурядный. Этот городок — рассадник сплетен! Местные старушенции просто жить не могут без скандалов! Как соберутся вместе, чего только не навыдумывают! Начитаются всяких мерзких газетенок, в которых одно вранье, вот им и мерещатся всюду отравители. Увидят бутылку гербицида на полке, значит, его обязательно кому-то подмешивают в пищу. Я знаю Эдварда Пенгелли как самого себя, да он и мухи не тронет. А уж чтобы кого-то отравить… Да и с чего бы это ему — травить собственную жену? Ну-ка скажите на милость!

— Мосье доктор, вы, вероятно, не знаете об одном обстоятельстве.

И Пуаро очень кратко рассказал ему о визите к нам миссис Пенгелли. Доктор был буквально ошеломлен: у него, казалось, глаза на лоб вылезли.

— Господи, прости мою душу грешную! — воскликнул он. — Бедная женщина, должно быть, спятила! Почему же она не поговорила со мной? Это бы ей следовало сделать прежде всего.

— А вы бы высмеяли ее страхи.

— Вовсе нет, вовсе нет. Надеюсь, я еще не настолько закоснел и способен найти взаимопонимание со своими пациентами.

Пуаро чуть заметно улыбнулся. Эскулап явно был обеспокоен больше, чем хотел показать. Когда мы вышли из дома, Пуаро сказал:

— Упрям, как осел. Сказал: гастрит, и будет стоять на своем! А у самого на душе явно кошки скребут.

— Что будем делать дальше?

— Вернемся в гостиницу, где нас ждет ужасная ночь, mon ami.[5] Ибо нет ничего хуже железных кроватей, а других в английских провинциальных гостиницах не бывает.

— А завтра?

— Rien a faire.[6] Вернемся в Лондон и будем ждать дальнейшего развития событий.

— Скучная перспектива, — разочарованно заметил я. — А что, если никаких событий больше не произойдет?

— Произойдут! Это я вам обещаю. Старина доктор может выдать сколько угодно свидетельств о смерти, но он не в силах запретить нескольким сотням языков болтать. А они будут молоть не переставая, это уж точно!

Поезд на Лондон отходил в одиннадцать. Прежде чем отправиться на станцию, Пуаро пожелал увидеть мисс Фриду Стэнтон, племянницу, о которой нам говорила покойная. Мы без труда нашли дом, где она снимала квартиру. Там же мы узрели высокого темноволосого молодого человека, которого она с некоторым смущением представила как мистера Джекоба Рэднора. Мисс Фрида Стэнтон оказалась необыкновенной красавицей. Исконно корнуоллский тип красоты: темные глаза и волосы, нежный румянец. И в этих темных глазах явно читался характер, с которым лучше не шутить.

— Бедная тетушка, — сказала она, когда Пуаро представился и объяснил, по какому делу пришел. — Это ужасно. Меня теперь так мучает совесть. Мне нужно было быть к ней добрее и терпимее.

— Но ты и сама немало от нее натерпелась, Фрида, — вмешался Рэднор.

— Да, Джекоб, но у меня вспыльчивый характер, и в этом тоже дело. В конце концов, не стоило принимать близко к сердцу все эти глупости. Следовало просто посмеяться и промолчать. Разумеется, все страхи насчет отравления — чистейший вздор! Ей делалось плохо после любой еды, приготовленной дядей, но я уверена только из-за ее мнительности. Она внушила себе, что дядя ее травит, вот и умерла.

— Какова была основная причина ваших раздоров, мадемуазель?

Мисс Стэнтон не отвечала, глядя на Рэднора. Молодой человек быстро понял намек.

— Мне пора, Фрида. До вечера. До свидания, джентльмены. Ведь если я правильно понял, вы направляетесь на станцию?

Пуаро подтвердил, что так оно и есть, и Рэднор ушел.

— Вы помолвлены, не так ли? — спросил Пуаро с лукавой улыбкой.

Фрида Стэнтон, покраснев, пролепетала «да».

— Отсюда и все наши ссоры с тетушкой, — добавила она.

— Миссис Пенгелли не одобряла ваш выбор?

— О да, но дело не только в этом. Вы понимаете, она… — Девушка умолкла.

— Она что? — мягко подбодрил ее Пуаро.

— Ужасно, наверное, говорить такое — ведь ее уже нет. Но, если я не скажу, вы ничего не поймете. Тетушка была по уши влюблена в Джекоба.

— Да что вы!

— Да. Нелепо, правда? Ей было за пятьдесят, а ему нет и тридцати! Но вот поди ж ты… Она так глупо вела себя с ним, что мне пришлось признаться… в том, что он ухаживает за мной. Но она не пожелала верить ни единому моему слову, и… так меня оскорбляла, что я в конце концов сорвалась. Мы с Джекобом все обсудили и решили, что лучше мне на время уйти из дома. Чтобы она успокоилась. Бедная тетушка… она вообще была довольно странная.

— Да уж наверное. Спасибо, мадемуазель, за то, что все мне объяснили.

Рэднор, что меня удивило, поджидал нас на улице.

— Я догадываюсь, о чем вам рассказала Фрида, — заметил он. — Надо же, такая незадача… Представляете, в каком я неловком положении?.. Стоит ли говорить, что я не имею к этому ни малейшего отношения. Поначалу я думал, что старушка специально демонстрирует свою благосклонность — чтобы помочь мне добиться Фриды. Но все обернулось каким-то фарсом, мне ужасно неловко.

— Когда вы с мисс Стэнтон намерены пожениться?

— Надеюсь, скоро. Хочу быть с вами откровенным, мосье Пуаро. Я знаю немного больше, чем Фрида. Она считает, что ее дядя невиновен. А я не так уж в этом уверен. Одно вам скажу: я буду помалкивать относительно того, что действительно знаю. Не буди лихо, пока оно тихо. Не хочу, чтобы дядю моей жены осудили за убийство.

— Зачем вы мне это говорите?

— Потому что я наслышан о вас и знаю, что вы можете распутать это дело. Но какой в этом прок? Бедной женщине уже не поможешь, и уж кто-кто, а она больше всего на свете боялась скандала. Господи, да она бы в гробу перевернулась при одной мысли об этом.

— Тут вы, наверное, правы. Стало быть, вы хотите, чтобы я все замял?

— Именно. Признаюсь откровенно, моя просьба продиктована и чисто эгоистическими соображениями. Мне надо выбиваться в люди — хочу открыть свой салон, я ведь портной и модельер.

— Все мы немного эгоисты, мистер Рэднор, но не каждый готов это признать. Конечно, я могу ничего не предпринимать, но, скажу откровенно, замять эту историю вам вряд ли удастся.

— Это почему?

Пуаро воздел руку в сторону рынка, мимо которого мы как раз проходили, и оттуда доносился гомон толпы.

— Слышите глас народа, мистер Рэднор? Ну а нам надо поспешить, иначе опоздаем на поезд.