Эли Бертэ - Присяжный
Едва Теодор переступил через порог, как Гортанс подбежала поцеловать его, а Марион поздоровалась из кухни. На приветствие младшей сестры Теодор ответил звонким поцелуем и весело крикнул, бросив шляпу на стул:
– Ну что, черт возьми! Все готово? Подан завтрак? Оседлана лошадь? Сегодня ярмарка в Салиньяке, и мне ровно в одиннадцать часов надо быть в ратуше, получить деньги, подлежащие податному сбору.
– Иду, иду, Теодор! – закричала Марион. – Несу твой бифштекс.
– Право, мне придется отослать кухарок, которые злоупотребляют моим терпением, – добродушно пошутил Теодор, – только вот беда: они доводятся мне сестрами, которых я люблю и без которых, черт меня побери, я не в состоянии обойтись. Впрочем, увидим, увидим… Ну что, Сернен, – обратился он к своему подчиненному, подходя к нему, между тем как тот приветливо наклонил голову, – нашли вы, откуда взялась ошибка в три сантима, оказавшаяся в ваших счетах?
– Я нашел лишь один сантим, – ответил Сернен со смущением. – Мне, вероятно, придется проверить все счета за последние два месяца, чтобы исправить эту проклятую ошибку.
Вместо ответа Бьенасси стал напевать:
«Слава святому труду!Бедность и трудЧестно живутС дружбой, с любовью в ладу».
– Все счета за два месяца! – повторила Гортанс с участием. – Это ужасно! Разве ты, Теодор, не можешь избавить месье Сернена от подобного труда?
– Вот тебе на! А что сказали бы контролер и главный управляющий? Сернен знает не хуже моего, что если мы не отыщем беглецов, нам хорошенько намылят головы.
– Сколько возни из-за двух жалких сантимов! – вмешалась Марион, только что появившись в гостиной с дымящимся блюдом и ставя его на стол. – Если уж на то пошло, я готова из своих собственных денег дать вам эти два сантима.
Брат разразился громким хохотом и поцеловал добрую Марион, которая, по его мнению, сама не понимала, что сказала нелепость.
– Как может быть, что ты, сестра, со своей бережливостью, решаешься на безумный расход? – воскликнул он шутливо. – Целых два сантима! Прошу покорно! Да еще разом, без малейшего колебания!.. Я, со своей стороны, не могу допустить, чтобы ты разорилась подобным образом, так что Сернену придется продолжить поверку счетов. Однако блюдо стынет, а я тороплюсь… Давайте завтракать! – И, садясь к столу, он стал вполголоса напевать куплеты Беранже:
«Два стула, стол треногий,Стакан, постель в углу…»
Теодор ел с жадностью, которая свидетельствовала о его желании поскорее отправиться в путь и одновременно говорила о превосходном аппетите. Марион не садилась, она ела стоя, готовая в любой момент услужить брату и бежать за тем, что ему понадобится, прежде, чем он успеет озвучить свое желание. После недолгого молчания Бьенасси продолжил прерванный едой разговор.
– Слушай, Гортанс, можешь ли ты купить в магазине несколько листков красивой и надушенной розовой бумаги, которую ты приобрела для собственной переписки, а я использовал для своей?
– Я пишу и получаю так мало писем, – со вздохом ответила Гортанс, – что могу обойтись без нее. Я сегодня же исполню твое поручение.
– У тебя в комнате вчера еще на письменном столе лежали два листа этой бумаги, брат, – вмешалась Марион.
– Вероятно, я пустил их в дело сегодня утром.
– Действительно, ты сейчас писал… Господи боже мой, кому ты можешь писать на такой дорогой бумаге?
Брат засмеялся.
– Герцогине, которая не хочет вносить подати, – насмешливо ответил он.
Бедная Марион, ничего не понимая, выпучила глаза.
– Полно, сестра, во что ты вздумала вмешиваться? – с жеманной гримасой сказала Гортанс. – Теодор – молодой человек, и у него могут быть свои тайны.
– Спасибо, Гортанс, вот деликатность, которая мне нравится… Я не останусь у тебя в долгу, когда представится случай, будь уверена. – И Бьенасси вновь принялся за еду.
Гортанс покраснела и украдкой взглянула на Сернена, чтобы убедиться, что тот не понял шутки. Под конец завтрака Марион обратилась к брату:
– Ты едешь на ярмарку, Теодор, наверняка поздно вернешься.
– Не знаю, меня могут задержать против моей воли. К чему этот вопрос, Марион?
– Во-первых, мне надо знать, ждать ли тебя к обеду.
– Не рассчитывайте на меня и обедайте в обычное время. Весьма вероятно, что меня пригласит к себе мэр города.
– Тем хуже, – с грустным видом сказала Марион, – я неспокойна, когда ты ездишь в позднюю пору. С тобой, наверно, будет большая сумма денег, и стоит мошенникам на тебя напасть…
– Марион права, – перебила сестру Гортанс, – ты не должен подвергать себя подобной опасности, милый Теодор. Почему бы тебе не вернуться сразу по окончании ярмарки?
– Вот шутницы, – произнес брат. – В наших краях уже более двадцати лет не слышно о преступлениях подобного рода. Впрочем, в дни ярмарки дороги полны народа, и, если я захочу найти спутника, проблемы не будет…
– В округе всегда найдутся гнилые людишки, и к тому же пьяницы, которые без зазрения совести пристают к прохожим.
– Я буду верхом на лошади, и в кармане у меня всегда лежит кистень – кто осмелится иметь дело со мной, у того будет повод пожалеть об этом. Повторяю тебе, Марион, не стоит так волноваться.
– По крайней мере не езди в Салиньяк через замок Рокроль, поезжай большой дорогой, особенно вечером, когда будешь возвращаться с деньгами.
– Действительно, дорога на Рокроль сильно разбита и почти всегда пустынна, – подтвердила Гортанс. – Что за охота всегда ездить по ней?
– Она самая короткая, к тому же, проезжая мимо замка, у меня есть возможность явиться к его владельцу, господину де ла Сутьеру, одному из значительнейших лиц в округе. По правде говоря, и он никогда не торопится заплатить подати.
«Наречен дворянством,Государству чванствомЯ свой долг плачу».
– Полно, разве де ла Сутьер – причина того, что ты так часто бродишь в тех краях? – спросила Гортанс с плутовским видом. – Или некая хорошенькая молодая девушка?
– Что ты говоришь, сестрица? У тебя слишком смелое воображение. Ты, видимо, забыла, что любовь не может изгладить известных социальных различий:
«Ведь я червяк в сравненьи с ним,В сравненьи с ним,С лицом таким».
– Но довольно болтовни, – произнес Бьенасси, вставая, – вы обе ясно и неопровержимо уличены в трусости, в сумасбродных фантазиях и… в избытке любви к брату, который от всего сердца отвечает вам той же монетой. Однако мне уже следовало быть в дороге. Жозеф, оседлана ли лошадь? – закричал он в окно.
– Сейчас будет готова! – послышался на дворе голос Жозефа. – Я только подтяну немного подпругу.
– Подтягивай скорей! Посмотрим, не забыл ли я чего-нибудь. Где кожаные сумки для денег? Где моя учетная книга? Где каучуковый плащ?
– Сумки и плащ уже привязаны к седлу, а вот и учетная книга, – ответила Марион.
– Прекрасно, если кухарку мне и придется отослать, с отличной хозяйкой я не расстанусь ни за что. Прощайте, дети мои. Ведите себя умно в мое отсутствие. Представляю, как вы досыта наговоритесь о тряпках… Сернен, вам я поручаю контору, постарайтесь, чтобы все шло своим чередом, и особенно постарайтесь исправить ошибку в два сантима, если сможете.
С этими словами Теодор вышел во двор в сопровождении обеих сестер. Лошадь была оседлана, Жозеф отворял ворота. Закончив свое дело, он неспеша направился к конюшне, держа в руках разорванную фуражку. Не выдержав, Бьенасси закричал:
– Поворачивайся живее, ты двигаешься, как улитка! Можно подумать, что в твоих жилах вода, а не кровь. К счастью, на столе осталось немного вина, и Марион даст его тебе.
Жозеф, слывший пьяницей, приободрился. Марион, всегда расчетливая, хотела было восстать против подобной расточительности, но брат ее не слушал. В ту минуту, когда он собирался сесть на лошадь, Гортанс сорвала розу с куста, росшего в уголке двора, и с любовью просунула ее в петлицу пиджака. Брат поцеловал ее в обе щеки и сказал тихо:
– Ты, право, заслуживаешь иметь поклонника: ты знаешь, как вести себя… Ну, полно, чего краснеть, рано или поздно это должно случиться, а пока попрактикуйся с братом.
Он поцеловал в обе щеки Марион, а та беспрестанно повторяла просьбу не возвращаться поздно и не ездить проселками. Сборщик податей вскочил на лошадь и выехал со двора, напевая: «…как яблочко, румян…»
Отъехав от дома, Теодор выдернул из петлицы розу, которую подарила ему Гортанс.
– Девочки ничего не подозревают, – пробормотал он. – Гортанс и во сне не приснится, какие страшные сцены навлек бы на меня этот цветок, если бы его увидели некоторые личности. Они не знают, какими невообразимо подозрительными бывают люди.
Он уехал в самом веселом расположении духа. Но не так ему суждено было вернуться…
II
Дорога к замку
Оставив за собой последние домики городка Б***, Бьенасси направился в сторону Салиньяка. Ему предстояло проехать полтора лье по прекрасной ровной дороге, которая шла через гористую и живописную местность. Крестьяне и мелкие землевладельцы также ехали на ярмарку – одни верхом, другие в старых кабриолетах, а некоторые в разбитых телегах, запряженных волами.
