Жорж Сименон - Мегрэ и сумасшедшая

— И кто-то следит за вами в Тюильри?

— За мною следят, когда я выхожу из дома, как бы желая убедиться, что я не вернусь тут же.

— А с вами это случалось?

— Три раза. Я возвращалась домой, притворившись, будто что-то забыла.

— И, конечно, никого не было?

— А все-таки много раз вещи были передвинуты. Кто-то что-то хочет от меня, не знаю почему, ведь я никогда никому не приносила вреда.

— Чем занимался ваш муж в мэрии?

— Мой первый муж был заведующим отделом. Это очень ответственный пост. К сожалению, он умер молодым, в возрасте сорока пяти лет, от сердечного приступа.

— Вы вышли замуж во второй раз…

— Примерно десять лет спустя. Мой второй муж заведовал секцией в универсальном магазине напротив мэрии. Он занимался сельскохозяйственными орудиями и вообще мелким инвентарем.

— Он тоже умер?

— Он давно был на пенсии. Если бы он был жив, ему было бы девяносто два года.

— Когда он умер?

— Я же говорила вам: двенадцать лет назад.

— Он не оставил семьи? Был вдовцом, когда женился на вас?

— У него был сын, который сейчас живет в Венесуэле.

— Я передам комиссару все, что вы мне рассказали.

— И вы думаете, что он меня примет?

— Если он решит вас принять, то пришлет вам повестку.

— У вас есть мой адрес?

— Вы написали его на бланке, не так ли?

— Да. Я не забыла об этом. Понимаете, я ему так доверяю! Думаю, что только он поймет меня. Я говорю это не для того, чтобы вас обидеть, но вы мне кажетесь таким молодым…

Он проводил ее до двери и потом по коридору до самой лестницы.

Когда он вошел к Мегрэ, Жанвье уже там не было.

— Ну что?

— Думаю, что вы правы, комиссар. Это сумасшедшая. Но спокойная, очень спокойная, прекрасно владеет собой. Ей восемьдесят шесть лет — хотелось бы мне сохранить рассудок в таком возрасте.

— А какая опасность ей грозит?

— Свыше сорока лет она живет в одном и том же доме на набережной Межесери. Дважды была замужем. Утверждает, что во время ее отсутствия вещи в квартире меняют свое место.

Мегрэ закурил трубку.

— Какие вещи, например?

— Она находит покосившиеся картины, переставленные вазы…

— У нее есть собака или кошка?

— Нет. Ей достаточно пения птиц на первом этаже.

— Ничего больше?

— Почти. Она убеждена, что кто-то следит за ней на улице.

— Она кого-нибудь заметила?

— Конечно, нет. Это мания.

— Она придет еще?

— Хочет встретиться лично с вами. Говорит о вас, как о боге, вы для нее единственный, кто может в этом разобраться. Что мне делать?

— Ничего!

— Но она вернется!

— Тогда увидим. На всякий случай расспроси консьержку Мегрэ углубился в бумаги, а молодой Лапуэнт вернулся в комнату инспекторов.

— Она сумасшедшая? — спросил его Жанвье.

— Возможно, но не похожа на других.

— У тебя много знакомых сумасшедших?

— Одна из моих теток лежит в психиатрической лечебнице.

— Кажется, эта старушка произвела на тебя впечатление

— Немного. Она смотрела на меня, как на сопляка, который ничего не понимает. Она верит только в Мегрэ.

После обеда Лапуэнт прошелся по набережной Межесери, где в основном расположены магазины, торгующие птицами и мелкими животными. Погода была прекрасной, владельцы кафе выставили столики на тротуар. Подняв голову, Лапуэнт заметил, что на втором этаже окна открыты. С трудом он нашел комнату консьержки в глубине двора. Ее хозяйка, греясь на солнце, штопала мужские носки.

— Вы к кому?

Он показал ей удостоверение уголовной полиции.

— Мне бы хотелось услышать все, что вы знаете о некоей госпоже Антуан де Караме. Ведь ее так зовут, правда? Это старая дама, которая живет на втором этаже.

— Знаю, знаю. Антуан — фамилия ее второго мужа, поэтому и ее фамилия Антуан. Но она так гордится первым мужем, который занимал важный пост в мэрии, и взяла фамилию Антуан де Караме.

— Как она ведет себя?

— Что вы имеете в виду?

— Она не странновата?

— Интересно, почему вдруг полиция заинтересовалась госпожой Антуан?

— Она сама попросила об этом.

— На что она жалуется?

— Вроде бы в ее отсутствие предметы в квартире меняют место. Она вам никогда об этом не говорила?

— Спрашивала только, не видела ли я, чтобы кто-то крутился у ее квартиры. Я сказала, что нет. Ведь отсюда не видно, когда кто-то входит или выходит. Лестница у ворот.

— Кто-нибудь ее посещает?

— Племянница, раз или два в месяц. Но бывает, что не приходит по три месяца.

— Госпожа Антуан ведет себя нормально?

— Как все одинокие старушки. Она получила хорошее воспитание и со всеми любезна.

— Она у себя сейчас?

— Нет. Она пользуется каждой минутой солнечного дня и скорее всего сидит на скамейке в Тюильри.

— А с вами она иногда разговаривает?

— Мы обмениваемся парой слов. Обычно она спрашивает о моем муже, который лежит в больнице.

— Благодарю вас.

— Я думаю, мне не надо сообщать ей об этой беседе?

— Это не имеет значения.

— Во всяком случае, я не думаю, чтобы она была сумасшедшей. У нее свои странности, как и у всех стариков, но не больше, чем у остальных.

— Возможно, я еще зайду.

Мегрэ был в хорошем настроении. Вот уже десять дней с неба не упало ни капли дождя, дул легкий ветерок, небо было светло-голубым, и при этой идеальной майской погоде Париж: был похож на опереточную декорацию.

Он немного засиделся у себя в кабинете, просматривая уже давно лежащий рапорт, от которого ему хотелось избавиться. С улицы доносился шум машин и автобусов, время от времени — звук сирены буксира.

Было уже около семи, когда он открыл дверь в соседнюю комнату, где дежурил Люка и еще два или три инспектора, — он пожелал им спокойной ночи.

Спускаясь по лестнице, а затем проходя через ворота мимо двух дежурных полицейских, которые отдали ему честь, он размышлял, не зайти ли ему в пивную «Дофин» выпить аперитив.

В конце концов решил идти прямо домой.

Но не успел он сделать несколько шагов в сторону бульвара Пале, как перед ним появилась старушка, которую он сразу узнал по описанию Лапуэнта.

— Это вы, правда? — спросила она взволнованно.

Она не произнесла даже его имени. Это мог быть только он, знаменитый комиссар, о котором она столько читала в газетах. Она даже вырезала статьи и наклеивала их в тетрадь.

— Простите, что я задерживаю вас на улице, но те, там, наверху, не позволяют мне войти к вам.

Мегрэ почувствовал себя немного смешным и представил иронические улыбки стоящих сзади полицейских.

— Я, конечно, их понимаю. Я к ним не в претензии. Они ведь должны дать вам спокойно работать, правда?

Комиссара больше всего поразили ее чистые серые глаза, одновременно кроткие и сияющие. Она улыбалась ему. Она чувствовала себя на седьмом небе. В ее маленькой фигурке ощущалась необычная энергия.

— В какую сторону вы идете? Он назвал мост Сен-Мишель.

— Вам не помешает, если я пойду вместе с вами? Она семенила рядом с ним и от этого казалась еще меньше.

— Прежде всего, вы должны знать, что я не сумасшедшая. Я знаю, как молодые смотрят на стариков, а я уже стара.

— Вам восемьдесят шесть лет, правда?

— Вижу, что молодой человек, который меня принимал, рассказал вам обо мне. Он слишком молод для своей профессии, но хорошо воспитан и очень вежлив.

— Вы долго меня ждали здесь?

— Я пришла без пяти шесть. Подумала, что в шесть вы кончаете работу. Видела много людей, выходящих из здания, но вас среди них не было.

Значит, она ждала его целый час, стояла на улице, а охранники равнодушно смотрели на нее.

— Я чувствую опасность. Не без причины кто-то пробирается в мой дом и роется в моих вещах.

— Откуда вы знаете, что в ваших вещах роются?

— Потому что я не нахожу их там, где оставила. Каждая вещь у меня имеет свое место, установленное сорок лет назад.

— Это часто случается?

— По крайней мере четыре раза.

— У вас есть какие-нибудь ценные вещи?

— Нет, господин комиссар. Только мелочи, собранные за всю жизнь.

Она внезапно обернулась, и он спросил:

— За вами кто-то следит сейчас?

— Сейчас нет, нет. Умоляю вас, зайдите ко мне. На месте вы лучше поймете.

— Я сделаю все, чтобы найти время.

— Сделайте это для старой женщины. Набережная Межесери в двух шагах отсюда. Зайдите ко мне в ближайшие дни, обещаю, что не буду вас задерживать. Обещаю также, что в полицию я больше не приду.

Она была достаточно хитра.

— Я приду вскоре, — пообещал он.

— На этой неделе?

— Может быть, на этой. Если нет, то на следующей. Они подошли к автобусной остановке.

— Прошу меня извинить, но сейчас я должен идти домой.

— Я надеюсь на вас, — сказала она. — Я вам верю.

Сейчас, оставшись один, он затруднился бы сказать, что он о ней думает. Несомненно, ее история была одна из тех, которые из самых невинных побуждений придумывают мифоманы. Но когда он стоял пред ней и смотрел ей в глаза, то склонен был воспринять ее рассказ всерьез.