Агата Кристи - Загадочное завещание
Как раз в этот момент его взгляд наткнулся на торчащий из бюро ключ, к которому был прикреплен грязный мятый конверт, и Пуаро запнулся. Нахмурившись, он повертел находку в руках. На бирке ключа от руки было не слишком разборчиво нацарапано: «ключ от бюро». Надпись разительно отличалась от других, тщательно выведенных.
— Какая гадость, — морщась, пробормотал Пуаро. — Готов поклясться, что это сотворил кто-то другой, а не мистер Марш. Но кто еще был в доме? Только его племянница, а эта юная леди, если не ошибаюсь, тоже на редкость методичная и аккуратная особа.
На звонок явился мистер Бэйкер.
— Не позовете ли вы мадам супругу, чтобы вместе с ней ответить на несколько наших вопросов? — предложил ему Пуаро.
Бэйкер удалился и скоро появился с женой, которая, благожелательно на нас поглядывая, вытирала о передник мокрые руки.
В нескольких словах Пуаро четко изложил цель нашего приезда. Бэйкеры пришли в восторг.
— Глаза бы наши такого не видели — чтобы мисс Марш осталась без единого пенса, — заявила женщина. — Больно жирно будет этим больницам все заграбастать.
Пуаро приступил к вопросам. Да, мистер и миссис Бэйкеры прекрасно помнили, как подписывали завещание. Его ведь сначала послали в город за бланками.
— За бланками? — живо переспросил Пуаро.
— Да, сэр, за двумя. На случай, если хозяин испортит один, я думаю. Что он, к слову сказать, и сделал. Мы подписали уже…
— В котором часу это примерно было?
Пока Бэйкер чесал голову, вмешалась его жена.
— Ну, помнишь, я как раз поставила молоко для какао. В одиннадцать. Оно еще выкипело, когда мы вернулись на кухню.
— А дальше?
— Это будет где-то с час, наверное… Нас опять позвали наверх.
«Я тут ошибку сделал, — сказал хозяин. — Пришлось все порвать. Уж подпишите заново».
Ну, мы и подписали. А потом хозяин дал нам по кругленькой сумме — каждому дал. «Я вам в завещании ничего не оставил, — сказал он, — но, пока жив, вы будете получать столько же каждый год и откладывать, как курица яйца. На будущее».
— И будьте уверены, обещание свое он выполнял. Пуаро подумал.
— А что делал мистер Марш после того, как вы подписали завещание во второй раз? Не знаете?
— Уехал в деревню платить по счетам лавочнику. Это был явный тупик. Пуаро попробовал другой путь.
— Это почерк мистера Марша? — спросил он, показывая ключ от бюро.
Возможно, у меня просто разыгралось воображение, но мне показалось, что Бэйкер секунду-другую помедлил с ответом.
— Да, сэр, его, — ответил он. «Лжет, — подумал я. — Но почему?»
— А мистер Марш сдавал дом? Я имею в виду, жил ли здесь кто-нибудь посторонний за последние три года?
— Нет, сэр.
— А гости?
— Только мисс Вайолет.
— Стало быть, никого посторонних в этой комнате не бывало?
— Нет, сэр, никого.
— Ты забыл про мастеров, Джим, — неожиданно напомнила мужу миссис Бэйкер.
— Мастеров? — обернулся к ней Пуаро — Каких мастеров? Миссис Бэйкер объяснила, что около двух с половиной лет назад в дом приглашали работников чинить что-то. Не уверена, что именно… Причуда хозяина, на ее взгляд, и совершенно притом излишняя. Да, какое-то время они работали в кабинете, но вот чем они там занимались, сказать трудно, поскольку хозяин никого туда не пускал, пока шел ремонт. Нет, к сожалению, они не помнят фирмы, приславшей мастера. Но из местных, из плимутских.
— Мы продвигаемся, Гастингс, — заявил Пуаро, потирая руки, когда Бэйкеры вышли. — Несомненно, он сделал второе завещание и пригласил мастеров из Плимута сделать для него надежный тайник. Вместо того чтобы тратить время на простукивание стен и снятие полов, мы двинемся прямиком в Плимут.
Без особых усилий мы получили нужную нам информацию. Всего несколько попыток — и мы нашли фирму, которую мистер Марш подряжал для выполнения работ.
Все служащие работали там уже много лет, и оказалось совсем несложно найти тех двух, которые выполняли заказ мистера Марша. Они прекрасно помнили, что им тогда пришлось делать. Помимо прочих мелких работ, они вынули из старинного очага кирпич, сделали под ним углубление и сделали все таким образом, чтобы снаружи ничего не было заметно. Открыть же тайник можно было, нажав на край соседнего кирпича.
«Довольно тонкая работа, и пожилой джентльмен очень волновался, чтобы все вышло как надо».
Нашего собеседника звали Хоган. Он был крупным костлявым мужчиной с седыми усами и казался довольно толковым.
В «Дикую яблоню» мы вернулись в приподнятом настроении и, заперев двери кабинета, поспешили воспользоваться полученной информацией. Разглядеть какие-нибудь отметины на кирпичах было действительно невозможно, но, нажав, где было указано, мы тут же увидели, как открывается глубокое углубление.
Пуаро нетерпеливо сунул туда руку. Самодовольное оживление на его лице сменилось недоумением и, наконец, испугом. То, что он выудил, оказалось обугленным клочком плотной бумаги. И все. Больше в тайнике ничего не было.
— Sacre![3] — рассерженно вскрикнул Пуаро. — Кто-то побывал здесь до нас.
Мы поспешно осмотрели добытый клочок. Несомненно, это был фрагмент искомого нами документа. Осталась даже часть подписи Бэйкера. И ни единого намека на содержание самого завещания.
Пуаро присел на корточки. Выражение его лица показалось бы очень смешным, не будь мы так подавлены.
— Не понимаю, — простонал он. — Кто это сделал? И зачем?
— Может, Бэйкеры? — предположил я.
— Pourquoi?[4] Они не фигурируют ни в одном из завещаний, а вероятность, что им не придется срываться с насиженного места при мисс Марш куда больше, чем если дом отойдет к больницам. Но кому вообще помешало это завещание? Больницам? Пожалуй. Но не можем же мы подозревать их.
— Может, старик просто передумал и сжег его сам, — заметил я.
Пуаро поднялся на ноги, с обычной тщательностью отряхивая брюки.
— Вполне вероятно, — признал он. — Одно из самых ваших разумных наблюдений, Гастингс. Что ж, больше нам здесь делать нечего. Все, что было в наших силах, мы сделали. В этой борьбе умов мы победили. К несчастью, для нашей клиентки эта победа — пустой звук.
Немедленно выехав на станцию, мы все же не успели на экспресс, но как раз перехватили пассажирский до Лондона. Пуаро был расстроен и раздражен. Я, в свою очередь, чувствовал себя уставшим и прикорнул у окна. Едва поезд тронулся, Пуаро издал пронзительный вопль.
— Vite,[5] Гастингс! Просыпайтесь! Мы выходим. Прыгайте, я вам говорю!
Прежде чем я успел что-либо сообразить, мы уже стояли на платформе, а поезд быстро исчез во мраке со всеми нашими вещами. Я был в ярости, но Пуаро не обращал на это ни малейшего внимания.
— Каким же глупцом я был! — бушевал он. — Трижды глупцом! В жизни больше не буду хвалиться своими серыми клеточками!
— Все же не зря сюда приехали, — сварливо отозвался я. — Но в чем дело?
Пуаро, похоже, меня не слышал. Впрочем, как всегда, когда его посещало озарение.
— Счета лавочника! Совершенно вылетело из головы! Да, но где же? Где? — бормотал он. — Спокойно, ошибки быть не может. Нам нужно немедленно возвращаться.
Это было проще сказать, чем сделать. В конце концов, мы добрались до Эксетера почтовым, а там наняли машину. Когда мы снова очутились в «Дикой яблоне», до рассвета оставались считанные часы. И пытаться не буду описать изумление с трудом разбуженных Бэйкеров. Не обращая на них внимания, Пуаро бросился в кабинет.
— Я был не трижды глупцом, — воскликнул он. — Я был трижды глупцом в квадрате! Смотрите!
Подойдя к бюро, он вытащил из замочка ключ и снял с него замусоленный конверт. Я внимательно и тупо наблюдал за ним. Неужели он не понимает, что бланк завещания в этот маленький конверт втиснуть невозможно? Невозможно, и все тут! Тем временем Пуаро бережно вскрыл конверт и, вывернув его наизнанку, тщательно расправил. Потом зажег свечу и начал осторожно прогревать ею бумагу. Через несколько минут на пустой внутренней поверхности начали проявляться блеклые буквы.
— Видите, mon ami! — победно вскричал Пуаро. Я увидел. Три бледных строчки гласили, что все свое достояние он оставляет племяннице, Вайолет Марш. Подписано Эндрю Маршем 25 марта в двенадцать часов тридцать минут пополудни. Засвидетельствовано Альбертом Пайком, кондитером, и Джесси Пайк, домохозяйкой.
— А оно действительно? — выдохнул я.
— Насколько мне известно, не существует закона, запрещающего писать завещания симпатическими чернилами. Намерение завещателя очевидно, наследница — его единственная кровная родственница. Но как умно! Он предвидел каждый шаг, который предпримет ищущий — которые я и предпринял, жалкий тупица. Смотрите; он берет два бланка, просит слуг подписать оба завещания, а затем отправляется в город, прихватив третье, написанное на изнанке грязного конверта, и обычную перьевую авторучку, заполненную совсем не обычными чернилами. Под каким-то предлогом просит кондитера с женой расписаться на бумажке с его подписью, снова складывает из нее конверт и, повесив его на ключ, посмеивается в свое удовольствие. Если племянница разгадает его маленькую хитрость — что ж, этим она подтвердит свое право на самостоятельность и высшее образование, и, думаю, он был бы только рад, случись все именно так.
