Рекс Стаут - Дверь к смерти
«Веселенькое приветствие», — подумал я.
Вулф кивнул на табличку:
— Цианистый газ?
Красицкий снял страшное объявление с двери, вставил в скважину ключ и только потом покачал головой:
— Сифоген. Но можете не беспокоиться: вентиляционные окна уже несколько часов как открыты. Да, текст несколько романтичен, но появился он здесь задолго до меня. Подозреваю, что табличку завела сама миссис Питкерн.
Войдя внутрь, я хорошенько принюхался. Вулф для обработки растений тоже использует сифоген, так что я знаю, насколько он ядовит. Но сейчас мой нос едва уловил слабый запах. Дышать было можно.
Помещение, в которое мы вошли, использовалось как склад и мастерская. Вулф сразу же принялся за осмотр. Энди Красицкий извинился и вежливо, но твердо сказал, что времени у него мало, он отстал от графика. Вулф не стал возражать и проследовал за ним в оранжерею.
— Это холодное отделение, — сообщил нам садовник, — следующее — теплое, а за ним последнее, оно примыкает к дому, со средней температурой. Мне нужно теперь закрыть вентиляцию и включить автоматику.
По сравнению с хозяйством Вулфа, в котором были только орхидеи, у Красицкого в оранжерее я отметил, на мой взгляд, некоторый беспорядок. В теплом отделении я увидел незабываемое зрелище: это было выражение лица Ниро Вулфа, с которым он уставился на орхидею с девятнадцатью отростками. Зависть и восторг ярким блеском сияли в его глазах. Посмотрел и я. Нечто необычное и вовсе незнакомое предстало перед моим взором. Растение удивительным образом казалось розовым, пурпурным и желтым одновременно.
— Ваше? — требовательным тоном спросил Вулф.
Энди пожал плечами:
— Это принадлежит мистеру Питкерну.
— Меня не интересует, кому она принадлежит. Вы ее вырастили?
— Да. Из семечка.
Вулф тяжело засопел.
— Господин Красицкий, позвольте пожать вашу руку.
Энди позволил, а затем мы перешли в отделение со средней температурой, очевидно, чтобы и там закрыть вентиляцию. Вулф, правда, задержался на несколько минут, молча созерцая редкую орхидею, так тронувшую его сердце.
В следующем отделении царил кавардак. Здесь было выставлено все — от сиреневых гераней до некоего растения, посаженного в ванну и буквально усыпанного тысячами маленьких белых цветков. Я не сдержался и понюхал диковинку, но ничего не почувствовал, тогда сорвал один цветок и растер его между пальцами. Распространившийся после этого запах впечатлил меня настолько, что мне пришлось вернуться в мастерскую и вымыть руки с мылом.
Я вернулся именно тогда, когда Энди предлагал Вулфу взглянуть еще на одну диковинку.
— Вам, безусловно, знакома эта красавица, известная под названием «плерома грандифлора»?
— Безусловно, — подтвердил Вулф, хотя, бьюсь об заклад, он слышал о ней в первый раз в жизни.
— Так вот, у меня есть двухлетнее растение, выращенное мной из черенка не более двух футов. Оно дало побеги. Листья почти круглые. Сейчас я вам его покажу, оно отдыхает от света.
Красицкий подошел к полке, укрепленной на уровне пояса. Во всю ее длину, касаясь пола, свешивался зеленый брезент. Энди присел, приподнял нижний край брезентового полотнища, засунул под него голову и… застыл. В течение продолжительного времени он вообще не шевелился, затем медленно вылез, стукнувшись при этом головой, выпрямился во весь рост и снова окостенел. Кровь отхлынула у него от лица, глаза были закрыты. Уловив мое непроизвольное движение к брезенту, он открыл глаза и прошептал:
— Не смотрите туда! Не надо! Нет! Хотя… Конечно же, посмотрите сами.
— Там мертвая женщина, — сообщил я Вулфу, заглянув под полку с горшками.
— Да, она выглядит словно мертвая, — повторил следом Энди, все еще бледный и без кровинки в лице.
— Она и есть мертвая, — сказал я. — Мертвая и остывшая.
— Черт подери! — выругался Ниро Вулф. — Просто черт подери, и больше ничего!
ГЛАВА 3
Тут я должен кое-что пояснить. Частный детектив, полагающийся всецело на себя, и представитель власти, опирающийся на государство и принявший присягу, обладают различным статусом. Детектив действует на основании выданной ему лицензии. Она, кроме всего прочего, обязывает его соблюдать кодекс. Именно такая лицензия лежала сейчас в моем кармане и обязывала поступать по закону.
Однако в ту минуту, глядя на бедного садовника и моего шефа, я думал не о том, что следует предпринять в первую очередь, а с досадой размышлял, что даже небольшая прогулка Ниро Вулфа в Вестчестер с мирной целью уговорить садовника не смогла обойтись без трупа. Я тогда и представить себе не мог, что именно это — потребность Вулфа в садовнике — явилось главной причиной появления трупа в этом месте и в этот день, а то, что я поначалу принял за совпадение, было и причиной, и следствием.
Энди все еще стоял столбом, когда Вулф наконец перестал поминать черта и ругаться. Он подошел к брезенту.
— Вам туда не пролезть, — предупредил я.
И действительно, его попытки не удались. Тогда Вулф встал на колени. Я присел на корточки рядом. Света здесь было мало, но для беглого осмотра достаточно. Смерть исказила черты лица девушки, но и увиденного нами было достаточно, чтобы решить: она была недурна собой. У покойной были светлые каштановые волосы, красивые руки. Одета она была в синее платье из искусственного шелка. Девушка лежала на спине, приоткрыв глаза и рот.
Больше под полкой ничего не было, кроме опрокинутого горшка с саженцем, у которого оказался надломлен побег.
Вулф разогнулся и встал, побагровев лицом от натуги. Я встал рядом с ним. Энди стоял, не двигаясь, изображая памятник самому себе.
— Она мертва, — заявил он нам, на этот раз чересчур громко.
Вулф в знак согласия кивнул и добавил с горечью:
— А ваше растение погублено. Новый побег отломлен.
— Что вы сказали? Растение? Какое растение? А…
Энди нахмурился и потряс головой, будто проверяя, не гремит ли в ней что-либо. Потом он снова присел и приподнял брезент. Тут уже и я, и Вулф нарушили кодекс, не предупредив садовника, чтобы он ни к чему не прикасался на месте преступления. Поэтому он не только прикоснулся, но и изъял вещественное доказательство. В руке Энди держал свое драгоценное растение, его отломленный побег. Средним пальцем он проделал бороздку в земле на полке, положил в нее побег одним концом и прикопал.
— Это вы ее убили? — неожиданно даже для меня рявкнул на садовника Вулф. С одной стороны, это был неплохой вопрос, с другой — я бы отнес его сейчас к разряду неудачных. Но он помог вывести Энди из состояния транса, и тому сразу же захотелось врезать Вулфу. Он рванулся, но в узком проходе между полками не смог обойти меня.
Я тоже не дурак подраться, если выпадет случай. Мы столкнулись грудь в грудь.
— Это вам вряд ли поможет, — сказал Вулф с горечью. — Вы уже завтра собирались работать у меня, а что же теперь? Могу ли я бросить вас в теперешнем положении? Нет. Потому что не успею я доехать до дома, как вы окажетесь за решеткой. А на вопрос, который вам так не понравился, вы сегодня будете отвечать бессчетное количество раз.
— О боже! — Энди сразу сник.
— Именно так, сэр. Для начала все-таки ответьте мне: это вы ее убили?
— Нет, клянусь небом, нет!
— Кто она?
— Она… Это Дини. Дини Лауэр. Сиделка миссис Питкерн. Мы собирались пожениться. Вчера, только вчера она сказала, что выйдет за меня замуж. И вот я стою здесь… — Энди воздел руки с растопыренными пальцами и потряс ими. — Стою здесь. Что мне теперь делать?!
— Успокоиться, — посоветовал я.
— Вы пойдете со мной, — заявил Вулф, протискиваясь мимо меня. — В мастерской я видел телефон. Но прежде мы немного потолкуем. Арчи, ты останешься здесь.
— И я останусь здесь, — заявил Энди. Взгляд его приобрел осознанное выражение, но лицо оставалось бледным, и на лбу выступили капельки пота. Он повторил: — Да, я тоже останусь здесь.
Минуты две его пришлось уговаривать предоставить эту честь мне. В конце концов садовник ушел с Вулфом, и сквозь стеклянную перегородку я видел, как они прошли через холодное помещение в мастерскую — озабоченный Вулф и понурый, убитый горем Эндрю Красицкий. Я остался в одиночестве. Хотя считать так можно было лишь с известной долей условности, ведь среди моря окружающих меня цветов, среди стеклянных стен одиночество — пустой звук.
Да, оранжерея хорошо просматривалась снаружи. Это позволило мне сделать первый вывод, что под брезент живую или мертвую Дини Лауэр закатили в любое время суток, кроме светлого, то есть не с семи до семнадцати часов. Чтобы проверить, живой или уже мертвой несчастная оказалась под брезентовым полотнищем, мне снова пришлось присесть и заглянуть под полку.
Года четыре назад Вулф установил у себя баллон с сифогеном, и мне пришлось прочесть кое-какие книжки. Мне было интересно узнать, на что я буду похож, если стану пренебрежительно обращаться с этим баллоном. Так что начальные сведения у меня были. Более тщательный осмотр лица и шеи Дини позволил заключить, что под брезентом она оказалась еще живой. Бедную девушку добил сифоген. Представлялось маловероятным, что Дини добровольно забралась под полку с растениями и покорно легла, чтобы умереть. Я поискал следы ушибов или повреждений кожи, но ничего не обнаружил.
