Агата Кристи - Пес смерти
Роуз кивнул и, когда медсестра укатила на своем велосипеде, постучал в дверь и резко распахнул ее.
Сестра Мария-Анжелика лежала в шезлонге у окна. Когда мы вошли, она повернула голову.
Лицо ее было необычным — бледным, почти прозрачным, с огромными трагичными глазами.
— Добрый вечер, сестра, — сказал Роуз по-французски.
— Добрый вечер, мосье доктор.
— Позвольте представить — мой друг мистер Энстразер.
Я поклонился, и она в ответ чуть наклонила голову, слегка улыбаясь.
— Ну, и как вы себя сегодня чувствуете? — спросил доктор, усаживаясь рядом с ней.
— Как обычно. — Она замолчала и тут же продолжила: — Я живу не в совсем реальном мире. Прошел ли день, месяц, год. Я этого не замечаю. Реальны только мои сны.
— Вы все еще много грезите?
— Все время, и — представляете — сны для меня более реальны, чем жизнь.
— Вы видите во сне свою Бельгию?
Она покачала головой.
— Я вижу во сне страну, которой на самом деле никогда не было. Но вы это хорошо знаете. Я много раз вам рассказывала. — Она замолчала, а затем резко сказала: — Но, может быть, этот джентльмен тоже доктор — специалист по психическим заболеваниям?
— Нет-нет. — Роуз принялся ее успокаивать, и, когда он улыбнулся, я обратил внимание, какие мощные у него клыки и что есть в нем что-то волчье. Он заговорил:
— Я подумал, вам интересно будет побеседовать с мистером Энстразером. Он немного знает Бельгию. И кое-что совсем недавно слышал о вашем монастыре.
Ее глаза остановились на мне. Бледные щеки чуть порозовели.
— На самом деле ничего особенного, — поспешил сказать я. — Позавчера я обедал с одним моим другом, и он рассказал мне о разрушенном монастыре.
— Значит, он действительно был разрушен! — Это, слабое восклицание было обращено скорее к себе самой, нежели к нам. Затем она снова взглянула на меня и после некоторого колебания спросила: — Скажите, мосье, рассказал ли вам ваш друг, как.., каким образом.., был разрушен монастырь?
— Он был взорван, — ответил я и добавил: — Крестьяне боятся проходить мимо него ночью.
— Почему боятся?
— Потому что на полуразрушенной стене сохранилась темная отметина. Она внушает им страх.
Женщина подалась вперед.
— Скажите мне, мосье, — скажите, скорей, — на что похоже это пятно?
— У него очертания огромной собаки, — ответил я. — Крестьяне называют его «Псом смерти».
— О! — Нечеловеческий вздох сорвался с ее губ. — Тогда, значит, все это правда. Все, что я вспомнила, — это правда. А вовсе не ночной кошмар. Все это было! Было на самом деле!
— Что было, сестра? — спросил доктор, понизив голос. Она решительно повернулась к нему.
— Я вспомнила. Там, на ступенях.., я вспомнила. Я вспомнила, как все произошло. Я использовала силу, как мы обычно используем ее. Я стояла на ступенях алтаря и просила их не подходить ближе. Просила их уйти с миром. Но они не хотели слушать, они продолжали приближаться, несмотря на мое предупреждение. И тогда… — Она наклонилась и сделала странный жест. — И тогда я спустила на них Пса смерти…
Она откинулась в своем шезлонге, по ее телу пробежала дрожь, глаза закрылись.
Доктор поднялся, достал из шкафчика стакан, наполнил его наполовину водой, накапал несколько капель из бутылочки, которую вынул из кармана, и протянул ей стакан.
— Выпейте это, — сказал он.
Она повиновалась — механически, как мне показалось. Взгляд ее был как будто не здесь, словно она наблюдала какую-то видимую только ей картину.
— Значит, все это правда, — сказала она. — Все. Город Кругов, Кристальный народ — все. Все это правда.
— Это только кажется, — сказал Роуз. Его голос был тихим и успокаивающим, он хотел ее подбодрить и не нарушать течения ее мыслей. — Расскажите мне о городе, — попросил он. — О Городе Кругов — так вы его назвали?
Она отвечала безразличным вялым голосом:
— Да, там три круга. Первый — для избранных, второй — для жриц, и внешний круг — для священников.
— А в центре?
Она глубоко вздохнула, и ее голос понизился до неописуемо благоговейного тона:
— Кристальный дворец…
Выдохнув это, она поднесла правую руку ко лбу и пальцем начертала на нем какой-то знак.
Ее тело, казалось, окаменело, глаза закрылись, она слегка качнулась, затем внезапно, словно вдруг очнувшись, рывком выпрямилась.
— Что такое? — сказала она смущенно. — Что я сказала?
— Ничего, — успокоил Роуз. — Вы устали. Вам нужно отдохнуть. Мы, пожалуй, пойдем.
Она казалась немного удивленной, когда мы направились к выходу.
— Ну, — сказал Роуз, когда мы вышли. — Что вы думаете обо всем этом? — Он искоса бросил на меня пытливый взгляд.
— Полагаю, ее сознание основательно расстроено, — раздумчиво проговорил я.
— Похоже на то, что оно разрушено?
— Нет, я бы этого не сказал, по существу, она говорит — ну, просто очень убедительно. Когда ее слушаешь, создается впечатление, что она действительно сделала то, о чем говорит, — сотворила великое чудо. Ее вера в то, что она его сотворила, кажется довольно искренней. Вот почему…
— Вот почему вы говорите, что ее сознание расстроено. Вероятно, именно так. Но теперь взглянем на все с другой стороны. Предположим, что она действительно сотворила чудо, предположим, что именно она разрушила здание и уничтожила несколько сот человеческих жизней.
— Всего лишь усилием воли? — невольно улыбнулся я.
— Ну не совсем так. Ведь согласитесь, человек действительно смог бы уничтожить целую толпу, нажав на кнопку взрывного устройства.
— Да, но это совсем другое дело. Это возможно посредством именно взрывного устройства.
— Правильно, с помощью устройства, которое, в сущности, управляется естественными источниками. Гроза и электростанция — в основе своей — одно и то же.
— Да, но для контроля грозы мы должны использовать механическую силу.
Роуз улыбнулся.
— Теперь я собираюсь отклониться от темы. Существует субстанция, которая называется зимолюбией. В природе она существует в растительной форме, но ее можно получить в лабораторных условиях — синтезировать, или химическим путем.
— Да?
— Моя точка зрения заключается в том, что часто различными путями можно прийти к одинаковому результату. Предположим, наш путь — синтез. Но возможны и другие варианты. Вспомните тех же индийских факиров: экстраординарные результаты, достигнутые ими, нелегко объяснить. Вещи, которые мы называем сверхъестественными, необязательно таковыми являются на самом деле. Электрический фонарь для дикаря — тоже чудо. Сверхъестественное — это всего-навсего естественное, законы которого еще не познаны.
— Вы так считаете? — спросил я зачарованно.
— Да, и я вовсе не исключаю того, что есть люди, способные обрести безграничную разрушительную силу и использовать ее. Средства, при помощи которых это происходит, могут нам показаться сверхъестественными, хотя на самом деле они вовсе не являются таковыми.
Я слушал открыв рот.
Он рассмеялся.
— Это всего-навсего рассуждение, — сказал он беспечно. — Скажите-ка, вы обратили внимание на ее жест, когда она упомянула Кристальный дворец?
— Она положила руку на лоб.
— Точно. И начертала на нем круг. Очень похоже на то, как католик сотворяет знак креста. А теперь, мистер Энстразер, я расскажу вам и впрямь кое-что интересное. Слово «кристалл» настолько часто упоминалось в бессвязных речах моей пациентки, что я решился на эксперимент. Я одолжил кристалл у одного человека и однажды незаметно подсунул моей пациентке, чтобы посмотреть на ее реакцию.
— И что же?
— Результат оказался очень любопытным и наводящим на размышления. Она уставилась на него, как бы не веря своим глазам. Затем опустилась перед ним на колени, прошептала несколько слов и потеряла сознание.
— Что это были за слова?
— Весьма примечательные. Она сказала: «Кристалл! Значит, вера еще жива!»
— Невероятно!
— Есть над чем поразмыслить, не так ли? Теперь еще одна любопытная подробность. Когда она очнулась, она все забыла. Я показал ей кристалл и спросил, не знает ли она, что это такое. Она ответила, что, по-видимому, это кристалл, какой используют предсказатели судеб. Я спросил, видела ли она его прежде. Она ответила: «Никогда, доктор». Но я прочел в ее глазах замешательство. «Что вас беспокоит, сестра?» — спросил я. «Так странно, — отвечала она. — Я никогда раньше не видела этого кристалла, и, однако, мне кажется, что он мне хорошо знаком. Что-то с ним связано.., если бы я только могла вспомнить…» Напряжение памяти причиняло ей такое страдание, что я запретил ей думать об этом. Это было две недели назад. Я специально решил выждать некоторое время. Завтра я собираюсь продолжить эксперимент.
— С кристаллом?
