Дело о Каслкортских бриллиантах - Джеральдин Боннер
Затем я начала тратить деньги, причем в больших количествах, так как мне казалось, что шестьсот фунтов в год – это абсолютно неисчерпаемая сумма. Когда я видела что-нибудь красивое в магазине, я покупала это, и я обычно забывала спросить цену. Продавцы всегда были добры и любезны, и, казалось, забывали о цене так же полностью, как и я.
После того, как я покупала одну вещь, они убеждали меня посмотреть на что-то другое, что было убрано в ящик или разложено в картонной коробке, и если мне это нравилось, я покупала и это. Если я когда-нибудь останавливалась, чтобы подумать, что покупаю очень много, я довольствовалась уверенностью, что у меня есть шестьсот фунтов в год, что было так много, что я никогда их не истрачу.
После того первого сезона пришло очень много счетов, и я была весьма удивлена, увидев, что уже потратила, едва прошло полгода, больше моих шестисот фунтов. Я не могла понять, как это произошло, и я спросила об этом Герберта и показала ему некоторые из моих счетов, и впервые за нашу супружескую жизнь он рассердился на меня. Он довольно резко отругал меня и сказал, что я должна придерживаться своих карманных расходов. Я была обижена, а также несколько сбита с толку всеми этими разными счетами, большинство из которых я не могла вспомнить, и я решила больше не советоваться с Гербертом, так как это только раздражало его и заставляло его сердиться на меня, а этого я не могу выносить. Весь мир должен любить меня. Если в доме есть служанка, которой я не нравлюсь, а я это сразу чувствую, то я должна заставить ее полюбить меня, или она должна уйти. Но мой муж, самый лучший и прекрасный человек в мире, чтобы он сердился на меня и ругал меня за глупые счета! Никогда больше этого не случится. Я больше не показывала ему их; на самом деле я обычно рвала их, когда они приходили, из страха, что я оставлю их валяться, и он их найдет. Если бы я могла, ничто в мире никогда не встало бы между Гербертом и мной.
Я также приняла твердое решение быть более осторожной в своих расходах. И я действительно старалась экономить. Я не знаю, как получилось, что мне, похоже, это не удалось. Но и в Лондоне, и в Париже я, конечно, потратила очень много, я уверена, даже не знаю, сколько. Я делала небольшие записи, и они были настолько запутанными, и мне казалось, что я потратила гораздо больше, чем думала, что у меня есть, и я перестала их делать. После того, как я покрыла оборотную сторону двух или трех листов цифрами, я стала настолько подавленной, что не могла наслаждаться ничем в течение оставшейся части дня. Я не заметила, чтобы это как-то помогло, поэтому перестала вести счета. И какой смысл их хранить? Если у меня не было денег, чтобы заплатить им, почему я должна делать себя несчастной, думая о них? Я думала, что гораздо разумнее попытаться забыть их, и большую часть времени я так и делала!
Так продолжалось два года. Когда я получала счета с надписями внизу красными чернилами, я оплачивала часть из них, никогда не оплачивала все. Раз или два торговцы писали мне письма, говоря, что им нужны их деньги, и тогда я пошла к ним и сказала, как любезно с их стороны доверять мне, и как я скоро заплачу им все, и они казались вполне довольными. Я всегда намеревалась это сделать. Я не знаю, откуда берутся деньги, но никогда нельзя сказать, что может случиться. Несколько друзей Герберта жили неподалеку от шотландской границы и нашли в лесу угольные залежи. У Герберта нет земель вблизи Шотландии, но есть в других местах, и он может найти месторождения угля. Я просто привожу это в качестве примера того, как странно все складывается. Я не совсем ожидала, что Герберт найдет угольную шахту, но я ожидала, что деньги появятся каким-то неожиданным образом и помогут мне выйти из моих трудностей.
Началом серии действительно ужасных событий, о которых я пишу, была покупка русской соболиной куртки у меховщика в Париже по имени Болконский. Это было ранней весной прошлого года. Раньше я не имела никаких дел с Болконским. Друг рассказал мне о куртке и отвел меня туда. Это было настоящее событие. В тот момент, когда я увидела ее, я поняла, что это один из тех шансов, с которыми редко сталкиваешься. Она подошла мне как талисман, и я купила ее за тысячу фунтов. Этот несчастный Болконский сказал мне, что платежи могут быть сделаны любым способом, который мне нравится, и в “свободное время мадам”. Я также купила несколько хороших бирюзовых украшений за даром у ювелира, который жил наверху где-то на улице Де Ла Пэ, и продавал драгоценности актрисы. Именно эти двое погубили меня.
Не то чтобы они были моими единственными должниками. К этому времени я уже знала, что многим обязана. Когда я думала об этом, мне становилось страшно, и поэтому я старалась не думать. Но иногда, когда я не спала по ночам, и все выглядело мрачным и подавленным, я задавалась вопросом, что бы я сделала, если бы что-то не случилось. В эти моменты я думала о том, чтобы рассказать мужу, и я зарывалась головой в подушку и холодела от горя. Что скажет Герберт, когда узнает, что его жена задолжала тысячи фунтов? Маркиз Каслкорт, который никогда не был должен ни пенни и считал это позором.
Возможно, он придет в такой ужас и отвращение, что отошлет меня от себя обратно в Ирландию или на Континент. И что тогда со мной будет?
Тем летом мы поехали в Каслкорт-Марш-мэнор, и там мои тревоги стали почти невыносимыми. Болконский стал меня жестоко обзывать. Другие кредиторы писали мне письма, требуя выплат.
