Анри Магог - Тайна красного чемодана

– Прошу вас, – настаивал я.

– Ни под каким видом, – решительно произнес Кристини. – До свидания, мистер Вельгон. Будьте здоровы!

Он поспешно отошел от меня, и я остался стоять на тротуаре с протянутой рукой, в которой пестрели две стофранковые бумажки.

– Спрячьте эти деньги! – шепнул мне вдруг кто-то на ухо. – Я с ним согласен, вы их заслужили.

Я быстро обернулся. Передо мной стоял Карло Дольчепиано.

Глава VIII

Таинственные марки

Дружелюбно улыбаясь, он положил руку мне на плечо.

– Откуда вы так поспешно бежите? – спросил он, прежде чем я успел прийти в себя от удивления. – Вы чуть не столкнули меня с лестницы.

– Ах, это были вы? – пробормотал я.

Софи была права, предсказав мне, что я еще встречусь с этим человеком. Какая проницательность! Мне сразу вспомнились ее советы. Да, она права, подумал я, теперь я уже не выпущу его из рук и так или иначе разгадаю окружающую его тайну. И я решил не отходить от него ни на шаг.

Но он, очевидно, решил также не спускать с меня глаз. Иначе зачем бы он был на лестнице, где я его встретил? Или это была простая случайность? Вряд ли, так как, увидя меня на улице, он сразу подошел ко мне. Но каким образом он мог узнать, где я нахожусь?

Я должен был сознаться, что его чутье было выше моего. В сравнении с ним я был неопытным ребенком, которым он вертел, по своему желанию, во все стороны. Эта мысль окончательно вывела меня из себя.

«Хороша заслуга! – возмущался я про себя. – Я не скрыл от него, что еду в Ниццу. Он мог приехать раньше меня, подождать прихода моего поезда и проследить, куда я пошел. В этом не было ничего трудного. Но теперь этому конец. Теперь я возьмусь за дело. Посмотрим, кто кого перехитрит!»

Я уже не видел в нем в эту минуту преследуемого мной преступника, он был только моим конкурентом, которого я во что бы то ни стало хотел победить. Я забыл о своем разговоре с Софи, о ее предостережениях, во мне говорило только самолюбие, жажда победы и унижения соперника!

Чтобы не дать ему заподозрить истины, я сделал вид, что его вопрос застал меня врасплох, и якобы легкомысленно ответил:

– Я был у одних знакомых.

Он, вероятно, отлично знал, у кого именно, так как на дверях квартиры господина Монпарно висела его визитная карточка, и мой ответ должен был показаться ему, по меньшей мере, наивным.

Тем не менее он ничего не возразил, и я воспользовался этим, чтобы, в свою очередь, поставить его в затруднительное положение.

– Вот уж не ожидал встретить вас «там»! – воскликнул я. – У вас тоже живет кто-нибудь из знакомых в этом доме?

– Никого. Я был «там» для вас, – ответил он.

– То есть как для меня? – изумился я, невольно смущенный его апломбом. – Вы знали, что я буду в этом доме?

– Конечно! – спокойно произнес он. – С тех пор, как мы расстались в Пюже-Тенье, я не упускал вас из виду.

– Чему я обязан такой честью?

– Вы мне удивительно симпатичны, – усмехнулся итальянец.

Я также насмешливо поклонился.

– И вы поехали вслед за мной только для того, чтобы мне это сказать?

– Откровенно говоря, я не сразу отдал себе отчет в этой симпатии. Но зато потом я почувствовал ее с двойной силой. Я много думал о вас, мистер Падди, и это дало мне возможность оценить вас по достоинству.

Он фамильярно взял меня под руку и заставил сделать несколько шагов вперед.

Я не высказал ни малейшего сопротивления, стараясь скрыть, насколько возможно, свое удивление. Это новое появление итальянца опять ставило меня в тупик. Конечно, я мог бы заметить Дольчепиано, что все сказанное им сейчас далеко не объясняет его внезапной симпатии ко мне; мог бы протестовать против бесцеремонности, с которой он, видимо, намеревался располагать мною. Но это не входило в мои новые планы, и я только радовался, что сам итальянец дает мне возможность не выпускать его из виду и тем самым раскрыть его карты.

– Теперь вы мой, и я вас не выпущу, – сказал автомобилист. – Мы не должны расставаться. Верьте мне, дело Монпарно еще далеко не утратило своего интереса, и, если вы любите подобного рода волнения, вы не должны останавливаться на полдороге. Чего вы более придерживаетесь: инстинкта или разума?

– Это зависит от обстоятельств, – глубокомысленно произнес я.

Дольчепиано посмотрел на меня испытующим взглядом.

– Хотите положиться на меня? Можете вы это? – как-то особенно серьезно спросил он.

Я невольно опустил глаза.

– Не тратьте напрасных слов, – сказал я. – Я уже и так переменил свое намерение и готов следовать за вами.

– Вот как! – произнес он, не отрывая от меня взгляда. Улыбка скользнула по его губам.

– Понимаю, – насмешливо сказал он. – Ветер подул с другой стороны и флюгер завертелся иначе.

Я почувствовал, что краснею, и не потому только, что меня обидело это сравнение, сколько от сознания проницательности этого человека, читающего во мне, как в книге.

– Я не понимаю, на кого вы намекаете? – пробормотал я. Прежде чем я опомнился, он выхватил у меня из рук накидку и стал ее разглядывать.

– На чем это вы сидели? – спросил он вдруг.

Я, в свою очередь, взглянул на накидку и увидел, что почти половина ее была покрыта какими-то пестрыми пятнами. Присмотревшись ближе, я понял, что это были марки, чередующиеся с засохшими каплями клея.

– Это очень просто, – не смутился я. – Я положил эту накидку на стол, где находились марки и пузырек клея. Беря ее обратно, я опрокинул пузырек и не заметил, как к накидке приклеились марки.

– Прекрасный способ обогащать свою коллекцию, – заметил Дольчепиано. – Впрочем, он уже применялся при кражах процентных бумаг. Конечно, вы не могли знать этого и воспользовались им случайно. Так, значит, ваша барышня коллекционирует марки?

На моем лице не дрогнул ни один мускул, хотя я был снова поражен этим новым доказательством, насколько итальянец был в курсе моей жизни.

– Да, одна из моих знакомых действительно собирает марки и, вероятно, будет очень огорчена утратой своих драгоценностей, – осторожно ответил я. – Надо поскорей отнести ей эти марки, пока она не заметила их исчезновения.

– Едва ли она будет сильно огорчена, – сказал итальянец, разглядывая марки. – Они ничего не стоят. Ни одна из них не представляет собой редкого экземпляра. Из-за этого не стоит подыматься на второй этаж.

– Позвольте, – возразил я. – Лично я ничего в этом не понимаю, но мне известно, что эти марки очень редкие и моя знакомая выписала их из Италии.

– Из Италии? – недоверчиво повторил Дольчепиано. – Какой же смысл выписывать их из Италии, когда они продаются в любой лавке по 29 су за сотню.

– Надо думать, что она другого мнения, так же, как и то лицо, которое по ее поручению собирает их и высылает сюда, – сухо произнес я.

– Вероятно. Давайте-ка посмотрим хорошенько. – Он вынул из кармана небольшую лупу и стал рассматривать в нее марки.

Я подумал сначала, что он надо мной смеется, но его серьезный вид поразил меня.

– Та-та-та! – воскликнул он вдруг. – Это становится любопытным.

И, взяв меня под руку, не возвращая накидки, он хотел увлечь меня за собой.

– Зайдемте куда-нибудь в кафе. Там нам будет удобнее. Я не согласился.

– Сначала я должен отнести по принадлежности эти марки, – сказал я, стараясь взять от него накидку.

– Ни за что! – ответил итальянец, прижимая ее к себе. – Я должен их рассмотреть. Вы были правы. Эти марки одни из самых редкостных на свете.

– Тем более необходимо вернуть их как можно скорее владелице, – нетерпеливо произнес я.

– Тем более необходимо не торопиться и рассмотреть их как следует, – безапелляционно произнес Дольчепиано. – Пойдемте, дорогой мистер Падди. Даю вам слово, что буду беречь эти марки, как собственное око. К тому же, чтобы вернуть их, вам прежде всего следует их отклеить.

С этим я не мог не согласиться и волей-неволей последовал за ним.

Через несколько минут мы уже сидели на террасе кафе Reegence.

Дольчепиано потребовал теплой воды и стал осторожно отклеивать марки, стараясь сохранить их в полной неприкосновенности.

По мере того, как он снимал их с накидки, он в известном порядке раскладывал их на столе.

– Вы уверены, что эти марки действительно присланы из Италии? – спросил он, продолжая свое занятие.

– Я сам видел конверт! – сухо произнес я.

– Ого! – насмешливо протянул Дольчепиано. – Вам поверяют свои маленькие тайны?

Я пожал плечами.

– Никаких тайн не существует. Я сам увидел. Это еще не значит, чтобы мне показали. Конверт лежал на столе.

Дольчепиано, не отвечая, продолжал свою работу.

Она заняла довольно много времени.

Когда все двенадцать марок очутились на столе, он без церемонии бросил мне на колени накидку и навел на марки лупу.

– Спросите чернила и бумагу, – сказал он мне, не поднимая головы.

Его обращение со мной возмущало меня до глубины души, но, помня наставления Софи, я сдержал себя и приказал подошедшему лакею принести и то и другое.