Лилиан Браун - Кот, который играл в слова
– Но кража в полмиллиона долларов забавой не была!
– Ну-у, – протянул Банзен, – Балмер так далеко не зашёл бы.
– Он мог! Не забывай, тут замешан аванс на рекламу в миллион долларов! Он мог усмотреть тут шанс урвать себе хорошенькие премиальные!
– И обобрать неповинного человека, только чтобы подставить конкурента? Н—ну! Ты насмотрелся старых фильмов!
– А может, Тейт и не был обобран, – медленно сказал Квиллер. – Может, он участвовал в деле.
– Браток, нынче поутру ты и впрямь высоко залетаешь.
– До свидания, – сказал Квиллер. – Прости, что побеспокоил. Возвращайся на свою мирную семейную лужайку.
– Мирную! – вскричал Банзен. – «Мирную» ты сказал? Я крашу фундамент, а Томми тут-то как раз и падает в ведро с краской, а Линда швыряет тряпичной куклой в Джона, а Джимми валится с крыльца и подбивает оба глаза. Он называет это мирной лужайкой!
Отойдя от телефона, Квиллер бесцельно послонялся по квартире. В гостиной глянул на косматый ковёр и сердитыми пинками поднял ворс, чтобы уничтожить отпечаток. В кухне он обнаружил Коко, сидевшего на большом трёпаном словаре. Кот сидел выпрямившись, сдвинув передние лапы и тесно обвив их хвостом, настороженно приподняв голову. У Квиллера не было настроения играть, но Коко в упор глядел на него, ожидая положительного решения.
– Ладно, сыграем кон-другой, – вздохнул Квиллер.
Он шлёпнул по словарю сигнал к началу, – и Коко запустил в край книги когти левой лапы.
Квиллер щелчком перебрал страницы до места, отмеченного Коко, – страница «Г», столбец 2.
– Голодание и гордость , – прочёл он. – Тут и делать нечего. Вытяни парочку потруднее.
Кот впился ещё раз.
– Пицца и пища . Ещё два очка в мою пользу. Коко в величайшем возбуждении припал к словарю и запустил в него когти.
– Полезный и полёвка , – сказал Квиллер и тут же вспомнил, что ни он, ни Коко ещё не завтракали.
Нарезал для кота свежее мясо и, приправляя его капелькой консервированного консоме, вспомнил кое-что ещё. В недавней игре Коко дважды напал на одну и ту же страницу с одними и теми же ключевыми словами. Это произошло на прошлой неделе. Дважды за одну игру Коко вышел на слова радикал и радикулит .
Квиллер почувствовал вещее щекотание в усах.
ТРИНАДЦАТЬ
В понедельник утром, когда Квиллер с Банзеном ехали к Холмам Потерянного Озера, чтобы осмотреть нойтоновский дом, Квиллер был необычайно тих. Он не выспался. Всю ночь грезил, и пробуждался, и снова грезил – об интерьерах цвета жареного арахисового масла и рисового пудинга с оттенками омара и чёрной в полоску патоки. И утром разум его терзали незавершённые скорбные мысли.
Он весьма опасался, что Коки замешана в «розыгрыше» «Прибоя», а ему этого ох как не хотелось – ему нужна была подруга вроде Коки. Сверх того его преследовала возможность Тейтова соучастия в заговоре, хотя доказательства были не более конкретны, чем щекотка над верхней губой и странные опыты со словарём. Он не мог прийти к решению относительно роли Паоло в этом деле: был ли он невинным свидетелем, умным преступником, соучастником или орудием? И была ли Тейтова любовь к коллекции нефрита врожденной его чертой или хорошо отрепетированным действом? Был ли этот человек так предан жене, как казалось людям? Не появилась ли в его жизни другая женщина? Даже имя Тейтовой кошки таило в себе неоднозначность. Йю она звалась или Фрейя?
Квиллеровские мысли вернулись к собственному его коту. Однажды в прошлом, когда преступление было убийством, влажный холодный нос Коко выявил больше сведений, чем раскопало их Бюро убийств в ходе своего официального расследования. Коко, казалось, понимал всё без формальных размышлений. Видимо, инстинкт, минуя мозг, повелевал когтям выцарапывать, а носу вынюхивать верное время и место. Или то была случайность? Но разве по совпадению Коко закогтил страницы словаря на пицце и пище , когда завтрак выпал из распорядка?
В воскресенье после полудня Квиллер несколько раз предложил коту сыграть в словесную игру, но слова, выхваченные Коко, оказались «пустышками» оппозиция и оптимизм, киприот и киприпедиум . Квиллер немножко набрался оптимизма, а киприпедиум , по прочтении оказавшийся видом орхидеи, который также называют дамской туфелькой , лишь напомнил ему пальчики ног Коки, шевелящиеся в роскошном ворсе ковра из козьего пуха.
И всё же квиллеровское мнение насчёт Коко и словаря осталось в силе. По усам Квиллера пробегала дрожь.
Одд Банзен, сидевший за рулём, спросил:
– Ты болен или ещё что? Сидит тут, дрожит и – ни гугу.
– Холодновато, – отозвался Квиллер. – Надо было надеть пальто. – Он полез в карман за трубкой.
– Я захватил дождевик, – сообщил Банзен. – Задувает с северо-востока, а коли так, не миновать нам грозы.
Поездка к Холмам Потерянного Озера вывела их через окраины в деревенскую округу, где начинали желтеть клёны. Время от времени фотограф дружелюбно гудел и махал сигарой людям на обочине. Он отсалютовал женщине, подрезавшей траву, двум мальчишкам-велосипедистам и старику у деревенского почтового ящика.
– У тебя обширные знакомства на этом лесном перешейке, – заметил Квиллер.
– У меня? Да я их отродясь не знаю, – сказал Банзен, – но эти фермеры хоть смогут испытать какое-никакое волнение. Теперь они целый день потратят, соображая, кто же это из их знакомых водит иномарку и курит сигары.
Они свернули на проселок, который демонстрировал мастерство дизайнера—пейзажиста, и Квиллер стал читать по клочку бумаги указания; «Ехать по берегу озера, с первой развилки налево, свернуть к вершине холма».
– Ты когда договорился об этой халтуре? – пожелал узнать фотограф.
– В ночь на воскресенье, у Лайка на вечеринке.
– Надеюсь, в трезвом виде диктовали. Обещаниям, которые даются за коктейлем, – грош цена, а путь-то долгий: рулишь, будто за диким гусем гонишься.
– Не беспокойся. Все о'кей. Натали хочет, чтобы Дэвид получил кое-какой кредит под то, как он оформил этот дом, а Гарри Нойтон надеется, что наша публикация поможет ему этот дом продать. Цена собственности – четверть миллиона.
– Надеюсь, его жене из этого ни пенни не достанется, – сказал Банзен. – Женщина, которая отказалась от своих малышей, как она это сделала, – шлюха.
– У меня сегодня утром был ещё один звонок из Дании, – сказал Квиллер. – Нойтон хочет, чтобы его почта пересылалась в Орхус. Это университетский город. Интересно, что он там делает?
– Он, видать, приличный парень. Разве ты не понимаешь, что он и связывался с особами такого именно рода?
– А по-моему, не стоит тебе осуждать Натали, пока ты с ней не познакомился, – ответил Квиллер. – Она искренняя. Не слишком яркая, но искренняя. И у меня есть подозрение, что люди извлекают выгоду из её простодушия.
Дом в конце извилистой, петляющей трассы имел замысловатую конфигурацию: стены из розового кирпича стояли со странным наклоном, а громадные балки крыши выпирали во все стороны.
– Вот выпендрёж! – изумился Банзен. – Как тут найдёшь входную дверь?
Лайк говорит, что дом «органически современен». Он представляет собою единое целое с местностью, а обстановка – единое целое с архитектурой дома.
Они позвонили и, ожидая, пока им откроют, изучали мозаичные панно, окаймлявшие вход, – закрученные солярные узоры, составленные из гальки, цветного стекла и медных гвоздей.
– Психи! – сказал Банзен.
Они довольно долго прождали, прежде чем повторить звонок.
– Слышишь? Что я тебе говорил? – сказал фотограф. – Дома ни души,
– Это большой дом, – отозвался Квиллер. – Натали, вероятно, нужны роликовые коньки, чтобы побыстрее добраться из ткацкой студии до входа.
Через миг раздался щелчок замка, и дверь осторожно приоткрылась на несколько дюймов. В этом проеме возникла женщина в одежде горничной.
– Мы из «Дневного прибоя», – представился Квиллер.
– Да? – не шелохнувшись, вопросила горничная.
– Миссис Нойтон дома?
– Она сегодня никого не может принять. – Дверь начала закрываться.
– Но она нам назначила!
– Она сегодня никого не может принять.
– Мы приехали издалека, – насупился Квиллер. – Она говорила нам, что мы сможем осмотреть дом. Она не будет против, если мы быстро оглядим его хотя бы снаружи? Мы рассчитываем сфотографировать его для газеты.
– Она вообще не хочет, чтобы кто-нибудь фотографировал дом, – отрезала горничная. – Она передумала.
Газетчики переглянулись, а дверь меж тем захлопнулась у них перед носом.
На обратном пути в город Квиллер с горечью размышлял о грубом отказе.
– Это вроде не похоже на Натали. Что тут, по—твоему, не так? Вечером в воскресенье она была весьма дружелюбна и покладиста.
